И впереди, и сзади, там, куда не достигал свет факелов, клубилась тьма — глухая, мутная, возмущенная тем, что ее посмели растревожить. И пахло здесь как-то подозрительно — не то отходами, не то разлагающейся плотью. Не так уж сильно и пахло, но мысли навевало самые мрачные.
Харт-ла-Гир между тем снял с плеча свое странное, удивительно толстое копье. В оранжевом пламени блеснуло большое, едва ли не с локоть, стальное лезвие.
— Теперь слушай внимательно, Митика, — негромко произнес кассар. — Идти придется довольно долго. Путь этот опасный, может встретиться всякое, и свет послужит нам не слишком надежной защитой. Вот это, — похлопал он свободной ладонью по темному древку копья, — получше. Но целиком полагаться на оружие нельзя, ибо все во власти Высоких Господ наших, светлых богов Оллара. Лишь в их власти провести нас без преткновения. Сейчас мы вознесем к ним мольбу, и надеюсь, она будет услышана. Преклони колени и тихо повторяй за мной.
С этими словами он сам опустился наземь, не снимая, однако, ладоней с копейного древка. Митька, чуть помедлив, выпустил повод Уголька и встал на колени рядом с хозяином, уперев узкий конец факела в землю. Было как-то странно и неловко кланяться сказочным местным демонам, но не спорить же с кассаром.
А тот уже нараспев произносил непонятные слова. Скосил на Митьку недовольный взгляд — ну же, повторяй, дубина! Пришлось шевелить губами, делая вид, будто повторяет. На этом ихнем древнем языке вообще и выговорить ничего невозможно, одно сплошное щелканье да присвистывание, а уж тем более запомнить бессмысленные звуки… Митька с тоской подумал, что впоследствии придется все же заучивать, иначе кассар с него шкуру спустит. До сих пор слово у него не расходилось с делом.
Наконец с Высокими Господами было покончено, Харт-ла-Гир поднялся, деловито отряхнул колени.
— Иди вперед, поведешь Уголька, — произнес он уже на обычном олларском. — Если вдруг что случится — свистнешь. Свистеть-то хоть умеешь?
Митька с гордостью кивнул. Уж в чем — в чем, а тут у него имелся немалый опыт.
— Но только если что-то серьезное. А странных вещей не бойся, они на самом деле не опасны. За лошадьми смотри, если сильно занервничают — и сам будь настороже. Лошадиное чутье здесь надежнее твоего… северянского… Все, пошел!
И Митька пошел. При свете это оказалось не столь и сложно, во всяком случае, разбить ноги он теперь не опасался. Крупные каменные осыпи он перешагивал, лужиц избегал — почему-то у него возникла мысль, будто в них не простая вода, а какая-то липкая гадость. Воздух по-прежнему был плотен и пылен, но если дышать мелко и редко — жить можно.
Факел трещал, время от времени с него срывались горячие капли и, шипя, застывали в пыли под ногами. Одна такая капля попала ему на одежду и темным пятном растеклась по плотной ткани. Попадет ли ему от хозяина, что млоэ испортил? Вполне возможно, кассар бережлив, лишь сегодня вообще расщедрился на одежду. Правда, будь он по-настоящему бережлив — наверняка бросил бы его в порту, на растерзание бандитам. Так нет, заступился, а в итоге пришлось ему бросить снятый на год вперед дом, бросить свою тайную государеву службу, и бежать — неведомо куда. В самом деле, куда они направляются? Ну ясно, сейчас они подземными путями уходят из города, а вот потом? Харт-ла-Гир, понятно, планами своими с ним не делился, и сейчас Митька угрюмо размышлял. Может, их путь лежит в этот, как его, Нариу-Лейома, на родину кассара? И что там ждет его? Здесь-то, в Ойла-Иллур, по крайней мере все уже было известно. А что случится с ним в родовой усадьбе? Здесь хозяин все-таки нуждался в нем — и уборка, за конями ухаживать, и за покупками. А там, небось, полон дом рабов, его приставят куда-нибудь, кассар о нем и не вспомнит, и подчиняться придется какому-нибудь управителю или надсмотрщику. По рассказам здешних ребят, это поганое дело, особенно если управитель сам в рабском звании ходит. Такие жалости не знают, замордуют и работой, и пороть будут так, что кассарские розги банным веником покажутся. Хотя, может, и не в Нариу-Лейома? Там ведь Харту-ла-Гиру придется со своим начальством объясняться, почему самовольно службу оставил. А впрочем, что толку ломать голову? Оно когда еще будет, а главное — что происходит сейчас.
А что происходит сейчас? Вроде все тихо, и чего кассар всякими опасностями пугал? Никаких тут бандитов, никаких стражников, тишина. Ход по-прежнему широкий, стены далеко. Свет факела проникает шагов на пять, и то до стен не доходит. Ничего себе подземные ходы здесь делают! С размахом! И ведь никаких экскаваторов, никаких бурилок. Вершина технической мысли — лопата. И то чаще всего деревянная. Сталь тут металл дорогой, чуть ли не как серебро. И ведь прорыли! Небось, тысячи рабов ради этого угробили. А может, это естественная пещера? Но тогда ведь должны быть всякие сталактиты, сталагмиты — Митька что-то такое когда-то читал. Или по географии было? По любому — нехилая пещерка.
Стоп, а это еще кто?
Свет факела, метнувшись, выхватил из темноты странное создание. Вроде как толстый червяк, только длиной больше локтя. Нагло торчит на пути, не боится ни света, ни шагов. Так… У червяка, оказывается, под брюхом полно лапок. И не червяк это, выходит, а какая-то сороконожка. Только таких огромных не бывает… там, на Земле. А здесь, выходит, бывают? Ни фига себе! Интересно, а не ядовитая ли она? Сейчас вот вцепится в щиколотку…
Митька опасливо обогнул подземное создание. Сороконожка, впрочем, не выказывала агрессивных намерений, ей, похоже, плевать было на вторжение пришельцев сверху.
На всякий случай он взглянул на коней. Те оставались спокойными, немедленной угрозы вроде бы не ждали. А звать кассара для зоологической консультации Митька благоразумно не стал. Просто пошел дальше.
…Время здесь текло как-то странно. То Митьке казалось, что идут они уже много часов, то вечернее бегство по городским улицам представлялось чем-то совсем недавним. Как ориентироваться? Часов нет. Разве что по усталости, та непрестанно накапливалась в теле. Ноги чем дальше, тем сильнее ныли, перед глазами пульсировали темные точки — будто кружилась стая мелких мошек. Безумно хотелось сесть на пол, а еще лучше — отойти к стене, привалиться к ней, склонить голову на грудь. Может, попросить кассара об отдыхе? В конце концом, есть же такое слово — привал. Надо сделать привал, сколько можно мерить шагами подземелье? Только лошадей замучаешь. А что, разумно. В крайнем случае, Харт-ла-Гир отвесит за дерзость затрещину, а большего здесь опасаться нечего. Правда, потом, на поверхности, все это ему наверняка отольется. А, фигня! Его и так ждет нехилая порка за сегодняшние художества. Митька не обольщался на сей счет, кассар вовсе не отменил наказания, лишь отложил «на потом», чтобы «в спокойной обстановке»… А ведь рано или поздно спокойная обстановка будет, не вечно же им тайными ходами пробираться.
Он остановился, намереваясь дождаться кассара и поплакаться насчет усталости — как вдруг спокойно шагавший Уголек дернулся, коротко заржал, уши его задвигались точно локаторы. Митьке пришлось со всей силы навалиться на повод, чтобы удержать его от безрассудного бегства вперед. Шедшая сзади Искра тоже забеспокоилась, судорожно задышала.
