— Ну не знаю я, — честно сказал Митька. — Мало ли как оно там могло повернуться… А только вот что я знаю совершенно точно, это что вы, Харт-ла-Гир, убийца. Что вы убили беззащитного ребенка. И по всей справедливости вас тоже надо убить. Вот так.
Кассар коротко, зло рассмеялся.
— Думаешь, ты очень испугал меня, Митика? Что такое моя жизнь по сравнению с тысячами жизней моих собратьев? Пустое место. Мне уже столько раз приходилось рисковать ею, что теперь и не вспомнить. Я воин. Я обречен рано или поздно умереть. И от чего умру — от стрелы, от меча, или на костре, или на колу — да какая разница? В любом случае это лучше, чем позорная смерть предателя. Пускай даже он уйдет из жизни мирно, на перинах, в окружении заботливых домашних…
— Дело ваше, — Митька пожал плечами. Впервые ему здесь стало вечером холодно. И это несмотря на рубашку, поверх которой еще и куртка. Наверное, потому что во мгновение ока они перенеслись далеко на север. В неделе конного пути уже начинаются сарграмские земли, как недавно объяснил кассар.
— Мое, — кивнул Харт-ла-Гир. — И думаю, на этом мы закончим обсуждать меня. В самом деле, у нас есть и более важные дела. К тому же, подозреваю, у тебя еще остались вопросы.
Митька задумался. Вопросы, конечно, были, но задавать их сейчас кассару значило бы признать его правоту… и что самое поганое, в чем-то он действительно был прав. Но от этого досада жгла лишь сильнее. Митька давно уже заметил, что противнее всего ругаться с людьми, если за ними стоит какая-то правда. Пускай маленькая, куцая, на три копейки — но все-таки правда. Куда легче было бы орать на того же кассара, окажись он безжалостным садюгой, как вот, например, те, кто его пытал в темноте. Уж с теми церемониться нечего. А тут…
— А почему вы с самого начала мне про все не рассказали? — буркнул он хмуро. — Зачем издевались, лупили?
— Так до сих пор и не понял? — удивился кассар. — А я ведь тебе не раз говорил. Все очень просто. Чтобы тебя нельзя было выделить среди рабов, ты должен быть рабом по-настоящему. Не просто притворяться, а и в самом деле ходить как раб, говорить как раб, и даже думать как раб. Единственное, что меня ограничивало — это твоя жизнь и твое здоровье. А представь, что было бы с тобой, скажем, на мельнице у того жирного Калсеу-Нару? Ты, конечно, там очень быстро бы стал образцовым невольником, только еще раньше сдох бы от голода, побоев и непосильной работы. Пойми, узнай ты правду сразу же — уж наверняка выкинул бы какую-нибудь штуку. Сбежал бы, к примеру, и помчался бы к первому встречному магу с просьбой отправить тебя домой, в Железный Круг. И тем мгновенно привлек бы к себе внимание единян. Их люди спрятаны повсюду.
— Ну ладно, может, оно и так, — не сдавался Митька, — а почему голым ходить заставляли? Даже набедренной повязки не дали.
— А это чтобы ты быстрее загорел, — деловито пояснил Харт-ла-Гир. — Бледная кожа бывает лишь у северных варваров, а северные варвары у нас редкость, они привлекают ненужное внимание. Значит, чем быстрее ты стал бы походить на местного мальчишку, тем лучше. И заметь, уже очень скоро по цвету кожи ты перестал выделяться. Вот с волосами — сложнее. Конечно, можно было и покрасить, есть немало несмываемых составов… но тут была тонкость… Как ни маскируйся, а все равно кто-нибудь мог углядеть в тебе нечто странное. Вот на этот случай я и держал сказку про маленького северного варвара. Согласись, не бывает черноволосых северных варваров, совсем не отличающихся по виду от олларцев.
Он помолчал, переводя дыхание. Задумчиво поглядел на Митьку.
— Замысел Наставника был правильный… Но только кое-чего мы все же не учли. Ты оказался иным, чем думалось вначале. Ты смирился внешне, но внутри остался прежним… а может, как раз и изменился… только в другую сторону, чем замышлялось. Чем дальше, тем сложнее было поддерживать маскировку… особенно после того случая в порту, когда нам пришлось бежать из города. Маскировка под раба хороша при спокойной, размеренной жизни, но когда за нами гонятся, она не очень-то подходит. Чтобы действовать правильно, ты должен был знать кое-что… и эти знания я тебе понемногу давал. Но чем больше ты понимал, чем больше догадывался — тем менее походил на раба, и с этим ничего нельзя было поделать. Усмирять тебя было уже некогда. А рассказать все я тоже не мог. Это сейчас я тебе говорю, потому что бегство кончилось. Здесь, в Айн-Лиуси, ты будешь находиться до тех пор, пока Наставник не вернется… а это значит, ты окажешься дома. Может, еще месяц, может, полтора… Замок неприступный, даже если сейчас войска отступника Айлвы придут под его стены, все равно не менее полугода провозятся. Так что время есть. Только…
Он подошел к Митьке, нагнулся и тихо зашептал прямо в ухо:
— Только будь очень осторожен, Митика. Здесь тебе не угрожают единяне. Но вот наш гостеприимный хозяин… Это страшный человек. Никогда не знаешь, что у него на уме, чего он хочет на самом деле. Будь с ним очень осторожен. Не верь ни одному его слову, сколь бы ласково он ни говорил. Помни: Диу-ла-мау-Тмер великий маг, прошедший Глубинное Посвящение. То есть по силе он почти равен Высоким Господам. Лучше всего будет, если ты никуда не станешь совать свой нос. Пойми, тут мне будет сложнее тебя защитить, чем в степи от варварских стрел. А настораживает меня многое. Но чем меньше я тебе скажу, тем, наверное, правильнее.
Кассар выпрямился и уже совсем иным, веселым тоном, сказал:
— А сейчас пошли, нас уже заждались к ужину!
— Чтобы сожрать? — фыркнул Митька.
— Тут все возможно, — тихо и серьезно ответил кассар.
3
Хайяар долго смотрел на луну, прижимался лбом к стеклу — и не чувствовал холода. Луна была огромная, белая, и плыли от нее слабые потоки силы. Не как дома, в Олларе, но все-таки хоть какие-то. Хоть что-то оставалось в этом больном Круге от некогда истинной его сути. Но увы, местные люди этого уже не чуют. Чуют собаки и редкие уже здесь волки. В их душах осталась какая-то смутная память о Высокой Госпоже Ильду-кья-тиу. Вернее, о ее здешней сестре. Давно уже исчезнувшей, изгнанной за пределы бытия.
Думать об этом не хотелось, потому что сразу же вспоминалась Аня — большие, слегка удивленные глаза, широкий вырез светлой блузки, маленький серебряный крестик на цепочке. От этого крестика распространялось вокруг едва заметное свечение. Вернее, заметное лишь его натренированному глазу. Сама Аня, пожалуй, ничего не видела. А у Хайяара сейчас же начинала кружиться голова, портилось настроение и даже ныли совершенно здоровые зубы. Конечно, не подавать виду было легко, но лишь до поры до времени. Слушая Анино щебетание — как она жалуется, мол, кончаются каникулы, как ругает его за плохо вымытые тарелки, как рассказывает о папином остеохондрозе, — он постепенно забывал об этой странной, источаемой невзрачным крестиком силе.
Но сегодня забыть не удалось. Впервые Аня пришла к нему не одна. Сопровождал ее молодой человек, высокий и загорелый. Линялые джинсы, просторная серая ветровка, наручные часы… Чему же тут удивляться? Хайяар ни на секунду не обольщался — он для девочки не более чем симпатичный старикан. Пускай умный, пускай обаятельный, пускай он по-соседски ее папе несколько раз делал массаж- но и все. Даже если посмотреть в паспорт — так Константин Сергеевич старше Ани на все сорок с хвостиком. А если уж сравнивать не с пенсионером Поповым, а с тхаранским магом Хайяаром… тут совсем страшно делается. Конечно, должны быть у девочки друзья-сверстники. И ревновать более чем глупо. Другое дело — мягко присмотреть, чтобы не обидели… отшить совершенно лишних, надоедливых, вроде того долговязого обалдуя Владьки.
