Ж е н щ и н а. Так. Я поняла. У тебя передо мной обязательства. Перед нею обязательства, передо мною обязательства… Всем ты обязан, да?
М у ж ч и н а. Да! Да, обязан! А ты как думала?
Ж е н щ и н а. Никак я не думала… Я думала, что ты хоть со мной не по обязанности… Ну, все.
Женщина тяжело, встав сначала на четвереньки, поднимается на ноги, пошатываясь, идет к двери. Мужчина вскакивает, хватает ее за плечо, обнимает, прижимает ее голову к своей груди.
М у ж ч и н а. Ну, хватит… Нашли время… И место тоже… Ну, перестань… Ты же все про меня знаешь… И про нас… Какие обязательства? Ты же знаешь, что я без тебя не могу… Все, прилип, не обойдусь. А там… Ты же тоже знаешь, тебе же самой ее жалко. Она же просто пропадет…
Ж е н щ и н а. Ну да, без тебя все пропадут… Спаситель. Спасатель. Пусти…
М у ж ч и н а. Ну, хватит… Перестань. Как тебе не стыдно, честное слово! Ну, брошу я ее – и что? Ты же сама никуда от своего… от своих… ты же сама не можешь… Ну, скажи, уйдешь? Вот скажи – и я от нее тоже…
Ж е н щ и н а. Да ладно… «Тоже…» Ни за что ты ее не бросишь, поэтому и я никуда не уйду. Мне семью, значит, развалить, а ты потом подумаешь? Знаешь, я «Анну Каренину» читала… И вообще – все правильно, нельзя ее бросать. Это со мной можно раз в неделю, в этой сраной комнате, с этим тру…
Замолкает, смотрит через плечо мужчины на труп.
М у ж ч и н а (не оборачиваясь ). Чего он?
Ж е н щ и н а. Лежит.
М у ж ч и н а. Странно, нигде крови нет. Отравили его, что ли?
Ж е н щ и н а. А может, он сам умер? Я же тебе говорю: Ирина Викторовна дала ключ какому-нибудь своему студенту с девицей, она же без предрассудков, она же это называет «поговорить наедине», а у него эта… анервизма?
М у ж ч и н а. Аневризма.
Ж е н щ и н а. Ну, вот, аневризма, она бывает даже у молодых, а девчонка испугалась и сбежала…
М у ж ч и н а. Ага, испугалась, вытащила у него ключ, убрала все за собой и ушла, дверь заперла.
Ж е н щ и н а. А может, наоборот? Может, Ирина Викторовна ключ девушке давала? А этот здесь вообще гость…
М у ж ч и н а. Старуха женщине ключ не даст. Она и к тебе ревнует…
Ж е н щ и н а. Совсем с ума сошел.
М у ж ч и н а. Когда ты уходишь первой, а она дома, всегда норовит заглянуть, пока я одеваюсь… Однажды я стою голый, носки ищу, а она вперлась и тоже стоит, улыбается, как полоумная, и смотрит…
Ж е н щ и н а. Ни фига себе… А ты, случайно, ее не трахнул? На сколько она твоей старше?
М у ж ч и н а. Ты… ты совсем. Сколько раз просил – не говори об этом! Какое тебе дело до моей жены? А?! Какое тебе дело до ее возраста?! Мы ровесники, поняла, я с нею давно не сплю, и ты это прекрасно знаешь, а делаешь вид, что не веришь и ревнуешь! Ты же вообще не ревнуешь, что, я не знаю тебя?! Тебе же просто интересно насчет старухи, а? Ты же возбуждаешься. Ты думаешь, я забываю, что ты говоришь, когда… Это только так считается, что забываю, а я помню, поняла?! И ты все помнишь…
Ж е н щ и н а. Орать перестань. Ты сам такой.
М у ж ч и н а. Какой «такой»?
Ж е н щ и н а. Ты что, не воображаешь ничего, когда?.. А что говоришь, помнишь? Ну, так как старуха?
Мужчина молча смотрит на женщину полминуты, потом молча берет ее за руки и начинает пятиться, таща ее за собой. Не глядя, переступает через труп.
М у ж ч и н а. Сейчас…
Ж е н щ и н а (не глядя, переступает через труп ). Ты что? Здесь?..
М у ж ч и н а. Ну, давай, ну…
Ж е н щ и н а. При нем?
М у ж ч и н а. Он мертвый… Его нет…
Ж е н щ и н а. Я не могу при нем…
М у ж ч и н а. Можешь… Все ты можешь…
Ж е н щ и н а. Я постель убрала…
М у ж ч и н а. Стол…
Ж е н щ и н а. Снова убирать придется…
М у ж ч и н а. Уберем…
Рывком прижимает женщину к себе, поворачивается с нею, как в вальсе. Женщина оказывается прижатой к большому столу в углу комнаты, ее не видно, видна только спина мужчины. Брюки мужчины сваливаются, лежат кольцами на полу вокруг его ног. Ноги женщины в сапогах возносятся к потолку над мужскими плечами.
Ж е н щ и н а. Юб-ку м-не ис-пач-ка-ешь…
М у ж ч и н а. Не ис-пач-каю…
Ж е н щ и н а. Сто-о-ол хо-ло-д-д-д-ный…
М у ж ч и н а. А на ра-бо-те был не хо-ло-д-дный?..
Ж е н щ и н а. А ее т-то-же н-на сто-ле?..
М у ж ч и н а. Молчи! Вот ж-же р-рот по-га-ный…
Ж е н щ и н а. А о-на н-на с-с-тол з-за-лез-зть мо-жет?
М у ж ч и н а. М-мо-жет, м-мо-жет… Она еще все может!
Ж е н щ и н а. И так может?
Один поворот – и картина совершенно меняется. Женщина стоит на коленях, мужчина опирается задом на стол, теперь видны подошвы женских сапог, спина женщины, ее затылок, над которым возвышается мужской торс. Голова мужчины закинута.
М у ж ч и н а. М-мо-жет… Ж е н щ и н а. М-м-м…
Входит Ирина Викторовна, она в халате, в одной руке папироса, в другой пепельница.
И р и н а В и к т о р о в н а. Простите, я не вовремя?
Женщина вскакивает и оборачивается к Ирине Викторовне лицом, мужчина подтягивает штаны – оба стоят, тяжело дыша, но в почти приличном виде.
М у ж ч и н а. Ничего… Здравствуйте, Ирина Викторовна.
Ж е н щ и н а. Здравствуйте.
И р и н а В и к т о р о в н а. А я слышу, что вы здесь, а постучаться нечем – вот, руки заняты. Курю, я невероятно много курю… (Видит тело. ) Боже мой, кто это? Вы пришли втроем?! Ну, знаете ли, это…
М у ж ч и н а. Он здесь был.
Ж е н щ и н а. Он здесь был до нас. И он мертвый.
И р и н а В и к т о р о в н а. Мертвый?! Он пьян? Ему стало плохо? Чего же вы ждете, надо «скорую»!.. А вы тут французские поцелуи…
М у ж ч и н а. Он мертвый. Он здесь лежал.
Ж е н щ и н а. Мы подумали, что…
И р и н а В и к т о р о в н а. Этого не может быть! Как он попал сюда? Вы дали ему ключ? Ужас, какой ужас! Надо вызывать милицию, да? Зачем вы его именно здесь…
М у ж ч и н а. Что «мы именно здесь»?! Вы что, считаете, что это мы его убили, что ли? Я открываю дверь, он лежит… Откуда он здесь взялся, а?
Ж е н щ и н а. Может, вы дали ключ?.. Ну, студент с подругой, пока нас нет…
Ирина Викторовна давит в пепельнице папиросу, немедленно прикуривает новую, садится на стул, ставит пепельницу на пол и закидывает нога на ногу так, что полы халата распахиваются почти до пояса.
