Крим стоял рядом, сжимая и разжимая кулак с серебряным кастетом.
— Оставь его здесь, — сказал он Гусу. — Эти уроды сейчас просыпаются по всей округе, а во мне сидят и просятся наружу еще много-много убийств.
— Ну, что скажешь? — обратился Гус к своему соотечественнику. — Тебе здесь больше делать нечего.
— Ты только посмотри на его колено, — заметил Крим.
— Никто не сможет меня остановить, — молвил Анхель. — И ничто не заставит меня превратиться в этих… с жалами.
Гус вытащил из сапфировской сумки с оборудованием небольшой меч и вручил оружие Анхелю.
— Это его здание. Посмотрим, сумеет ли он отработать свою кормежку.
Как будто прозвучал некий сигнал экстрасенсорной тревоги — все вампиры, обитавшие в доме Анхеля, мгновенно изготовились к битве. Спустя считанные секунды немертвые появились во всех проходах и проемах, ринулись по лестнице, без усилий одолевая любые преграды.
Во время схватки на лестничном марше Анхель увидел свою соседку — семидесятитрехлетнюю старушку, которая всегда передвигалась в ходунке. Сейчас же она использовала перила как трамплин, чтобы перепрыгнуть в лестничном колодце с этажа на этаж. И старушка, и все остальные вампиры двигались с ошеломительной грацией приматов.
В фильмах Анхеля враг обнаруживал себя злобным взглядом и вполне устраивал героя, потому что, готовясь к убийству, двигался медленно, даже с некоторой ленцой. Но в данной — вовсе не киношной — ситуации у Анхеля не очень-то получалось «отрабатывать кормежку», хотя грубая сила старого борца давала ему некоторые преимущества. Опыт рестлинга вернулся к нему и был особо полезен в ближнем бою, даже несмотря на ограниченную подвижность Анхеля. И Серебряный Ангел снова почувствовал себя супергероем, каким он когда-то был на съемочной площадке.
А немертвые все шли и шли, как полчища злых духов. Казалось, их созвали со всех окрестных домов: волна за волной бледных, склизко-языких тварей поднималась с нижних этажей, и стены здания окрашивались белым. Панки боролись с ними так же, как пожарные борются с огнем: отсекая пламя, затаптывая новые возгорания и бросаясь в самые горячие очаги. Они действовали как хладнокровная, безжалостная расстрельная команда, — позднее Анхель с изумлением узнает, что это был их первый ночной бой, своего рода посвящение. Вампиры все же достали своими жалами двух колумбийцев — это были первые потери страшной войны, — и тем не менее… Когда все закончилось, панки не хотели останавливаться: они жаждали большего.
В сравнении с этим дневная охота — все равно что легкий прохладный ветерок, говорили они.
Когда они остановили натиск вампиров, кто-то из колумбийцев нашел картонку с косяками, и все закурили. Анхель не курил уже много лет, но сейчас не отказался и он: вкус и запах травки смягчали вонь, распространявшуюся мертвыми тварями. Наблюдая, как дымок тает в воздухе, Гус мысленно вознес молитву за товарищей, погибших в бою.
— Есть один человек… — сказал Гус. — На Манхэттене. Старый ломбардщик. Он первым дал мне понять, кто такие эти вампы. Спас мою душу.
— И речи быть не может, — мгновенно возразил Крим, поняв Гуса с полуслова. — Зачем переть через реку, когда нам и здесь убивать да убивать?
— Когда увидишь этого старика, сам поймешь, зачем.
— Откуда ты знаешь, что он еще не отбросил коньки?
— Просто очень надеюсь, что пока еще нет. Мы пойдем через мост при первых лучах света.
Анхель отпросился на несколько минут, чтобы в последний раз побывать в своей квартире. Его колено разболелось не на шутку. Он окинул взглядом свое жилье: в углу — куча нестираной одежды, в раковине — грязные тарелки, во всем — нищета и убожество. Он давно уже не чувствовал никакой гордости за свое обиталище, а сейчас и вовсе испытал острый приступ стыда. А может, подумалось ему, он все это время подспудно знал, что предназначен для чего-то большего — для чего-то, что он и вообразить не мог, — и просто ждал зова?
Анхель швырнул в хозяйственную сумку кое-какую запасную одежду, спрятал туда же упряжь для колена, а напоследок — едва ли не сконфуженно, потому как, забирая эту вещь, он словно бы признавался, что это самое дорогое его сердцу имущество, все, что осталось от того героя, кем он когда-то был, — прихватил серебряную маску.
Сложив маску, он засунул ее во внутренний карман куртки. Ощутив эту ценность рядом с сердцем, Анхель вдруг осознал, что впервые за последние десятилетия пребывает в ладу с самим собой.
Низина
Эф закончил обрабатывать раны и ссадины Василия. Особое внимание он уделил обеззараживанию отверстия, которое кровяной червь успел пробуравить в предплечье Фета. Крысолов пострадал довольно сильно, однако ничего необратимого с Василием не произошло, — разве что частичная потеря слуха и звон в правом ухе могли остаться с ним навсегда. Эф извлек из ноги Василия металлический осколок, и Фет ходил теперь, припадая на одну ногу, однако ему и в голову не приходило жаловаться. Вот и сейчас он не сидел, а стоял возле Эфа. Гудуэдер восхищался этим и чувствовал себя рядом с Василием кем-то вроде маменькиного сынка из Лиги Плюща
{18}. При всем своем образовании и при всех своих научных достижениях Эф чувствовал, что сейчас он несравненно менее полезен для их общего дела, чем Фет.
Однако скоро это изменится.
Крысолов открыл свой чулан, где хранились яды, завел туда Сетракяна и показал ему отравленные приманки и крысоловки, бутылки с галотаном, высокотоксичные гранулы синего цвета. У крыс, объяснил Василий, отсутствует биологический механизм рвоты. Главное назначение этого процесса — очистка организма от отравляющих веществ, вот почему крысы особо восприимчивы к ядам, а раз так, эволюция поспособствовала им выработать другие свойства, позволяющие компенсировать отсутствие столь важного механизма. Например, они могут переварить практически все, включая совершенно непитательные вещи, такие как глина или бетон, — это помогает им ослабить действие ядов, словно бы растворить их в массе ненужных организму веществ, чтобы потом вывести отраву из организма вместе с другими отходами. Среди прочих даров эволюции можно назвать крысиный интеллект, умение этих грызунов разрабатывать сложные стратегии, позволяющие распознавать и обходить опасную еду, — все это предопределило высокую степень выживаемости крыс.
— Забавно, — сказал Фет. — Когда я вырвал у той твари глотку, я не удержался и заглянул внутрь. Хорошенько заглянул.
— Да? — заинтересовался Сетракян. — И что же?
— То, как там все устроено… Готов поставить все мои баксы против банки ваксы за то, что эти твари тоже не умеют блевать.
Сетракян немного поразмышлял над услышанным, затем кивнул.
— Полагаю, вы правы, — сказал он. — Могу я спросить, каков химический состав этих родентицидов?
— Это смотря по тому, что требуется, — ответил Фет. — Вон в тех используется сульфат таллия, соль тяжелого металла, губительная для печени, мозга и мускулов. Очень токсичное вещество, без цвета и запаха. А вон там — обычный антикоагулянт, он годится для всех млекопитающих.
