— Не Бога: вечности. Он верит — невесть по каким причинам, — что во власти священников отпускать грехи и спасать душу. Я для него — пропуск в вечную жизнь.
— А на самом деле все обстоит не совсем так?
О'Ши улыбнулся:
— Совсем не так. Но он верит в то, во что хочет верить.
— Тогда — что вы-то здесь делаете? Я сомневаюсь, что это нормально для священника — получать деньги за то, что он выслушивает исповедь.
— Об этом, — сказал О'Ши, — как-нибудь в другой раз.
Они замолчали и услышали голос Тревора:
— Где сейчас эта тварь?
— Идет, как и прежде, за косяком, — откликнулся капитан, склонившись над экраном сонара, куда по-прежнему поступали сигналы с разбросанных по заливу буев.
— Видимо, сочло гигантскую акулу конкурентом и прогнало со своей территории, — сказал Аттикус. Он не мог удержаться от того, чтобы не проанализировать поведение животного с позиции океанографа.
— Оно… оно поднимается, — произнес капитан напрягшимся голосом. — Следом за косяком.
Аттикус ощутил прилив адреналина. Он знал, что произойдет дальше.
— Полный вперед! — крикнул Тревор. — Мы должны настичь его через десять минут, иначе полетят головы! — Он повернулся к Римусу и добавил уже мягче: — Не займешься ли гарпунным ружьем?
— Да, сэр, — кивнул Римус и бегом бросился из рубки.
Тревор обратил к Аттикусу сияющее лицо.
— Вы готовы, Аттикус? Игра началась. Насколько мне помнится, у Мелвилла эта часть называлась «Погоня».
— Это было уже в конце книги, — подсказал О'Ши.
Тревор в ответ с улыбкою произнес:
— Я очень нетерпеливый.
За кормой «Титана» вспенилась вода. Яхта тронулась с места и начала быстро набирать ход.
— Они поплыли туда! — крикнула Андреа.
Кричать не было нужды, так как с того момента, когда стало ясно, что происходит на «Титане», команда катера была наготове, чтобы стартовать в любую минуту. Андреа стояла рядом с капитаном на мостике.
— Следуем за ними, — приказал капитан. — Подойти ближе, но сохранять безопасную дистанцию.
Судно слегка дернулось, когда ожили двигатели. Опустились в воду гребные винты, и катер, вспенивая воду, отправился в погоню за яхтой Тревора Манфреда.
Капитан и все члены экипажа думали сейчас о преследовании яхты, но также начали склоняться и к тому, что морское чудовище, над рассказами о котором они только и делали, что потешались, может существовать реально. Мысли же Андреа были сосредоточены на человеке, за которым она неотступно следовала с той минуты, как вернула его к жизни. Она знала наверняка: он на «Титане». Но когда она следила взглядом за огромной яхтой, рассекающей волны, на ее носу что-то вдруг металлически блеснуло — ей подумалось, что, быть может, уже слишком поздно спасать Аттикуса.
Если на борту «Титана» ничто его жизни, возможно, не грозит, то в схватке с чудовищем он может потерять себя. Андреа опасалась, что он может сам превратиться в такого же монстра, как то существо, на которое он охотится.
Кто-то положил руку ей на плечо. Андреа обернулась и увидела капитана: тот разглядывал фотографию.
— Мы ведь на самом деле здесь из-за него? Это же тот парень, которого вы спасли и который потерял дочь?
Она кивнула.
— И он на «Титане»?
Снова кивок.
Он крепко сжал ее плечо.
— Мы вернем его.
— А вы давно поняли?
— Я уже достаточно давно хожу в море и могу легко опознать женщину, которая ждет возвращения своего любимого. — Капитан улыбнулся. — Когда вы давеча стояли на палубе и смотрели на то судно, в глазах у вас было такое же выражение, что и у моей жены всякий раз, когда она встречала меня на берегу.
Андреа тоже улыбнулась. В конце концов ее тайну все же раскрыли, но, странное дело, ее это совершенно не беспокоило. Капитан был хорошим человеком. Вдруг она поняла, что так до сих пор и не знает его имени.
— А как ваше имя, капитан?
— Джон Кнехт, к вашим услугам.
— Спасибо вам, капитан Кнехт, — сказала она.
25
На борту «Титана», залив Мэн
«Титан» начал преследование морского чудовища. Разогнавшись до предельной скорости, судно, раскачиваясь на восьмифутовой высоты волнах, уверенно шло вперед. Стоя на палубе и ощущая, как она слегка ходит под ногами вверх-вниз, Аттикус получал удовлетворение от того, что вновь оказался в родной стихии. Все-таки именно в море, а не на суше он чувствовал себя дома.
Следуя вместе со священником за Тревором на носовую палубу, Аттикус увидел, как что-то растет впереди из палубы — именно там, где он прошлой ночью оплакивал потерю дочери. Металлическая поверхность засверкала на солнце. Он сразу понял: это гарпунное ружье.
На палубе их встретил Римус.
— Практически готово, сэр.
Тревор кивнул и посмотрел на Аттикуса.
— Ну, как оно, впечатляет?
Аттикус испытывал отвращение от одной мысли об убийстве китов. Его просто выводил из себя тот факт, что, например, в Японии продолжают уничтожать этих прекрасных животных. «Для научных исследований» — так это называется у них. Только последний глупец поверит в подобное объяснение, когда китовое мясо, жир и плавники попадают в японские магазины. И Аттикус понимал, что гарпунное ружье на носу судна может служить только одной цели — охоте на китов. Он хотел спросить, использовалось ли ружье для убийства животных, но ответ был и так очевиден. Аттикус почувствовал, как внутри все перевернулось.
«В кого же я превращаюсь, если такой человек, как Тревор Манфред, столь быстро стал мне близким другом? Неужели мы действительно так похожи? Неужели я смог бы присоединиться к его команде и наблюдать, как из этого гарпунного ружья убивают беззащитных китов? Разве же к этому я стремился?»
Аттикус отмел одолевавшие его вопросы. Речь ведь идет не о развлечении. Никакого удовольствия от предстоящей охоты Аттикус не испытывал. Если где-нибудь во Флориде аллигатор съест ребенка, хищника выследят и убьют. Если медведь задерет целую семью, на него начнут жесточайшую облаву.
«И здесь то же самое, — убеждал себя Аттикус, — таковы законы природы».
«Нет, — возразил он себе. — Когда лев отбивает теленка от стада буйволов, те не ищут мести, не начинают охотиться на льва. Помычат немного над потерей — и дальше живут. Вот он, закон природы!»
«Ну что ж, — согласился с собой Аттикус, — тут закон не природы, а человеческого общества». С этим еще можно жить. В прошлом ему приходилось убивать ради своей страны. А сейчас он сможет убить ради своей дочери. Приняв окончательное решение, Аттикус сосредоточил внимание на гарпунном ружье. Римус аккуратно уложил на палубу толстый трос, который был прикреплен к устрашающего вида гарпуну с четырьмя зубцами, торчащему из жерла орудия. Очертаниями оно напоминало футуристическую лазерную пушку.
