Ну да, ну да, привет великой писательнице! Интересно, как она поживает в компании с сыном-оборотнем? Или это она все специально подстроила, чтобы потом писать книгу по следам реальных событий? Берет же Маринина за основу своих сюжетов реальные уголовные дела. Почему бы и Светлане не воспользоваться проверенным методом?
В доме у Джека вообще начались чудеса. Не успели они закрыться в его комнате, как Лентяй начал раздеваться. Совсем раздеваться, до трусов.
Анжи стояла около двери, ее трясло от холода и пережитого ужаса, но она не могла отвести взгляда от невероятного действа, разворачивавшегося перед ее глазами. Раздевшись, Серега принялся по миллиметру прощупывать сначала свои джинсы, потом куртку, потом рубашку. Делал он это медленно, но ни Воробей, ошарашенный от такого лихого поступка гостя в его доме, ни Анжи, которую от холода уже била крупная дрожь, не издали ни звука.
– Есть! – прошептал Лентяй, замирая с рубашкой в вытянутых руках. Потом рубашка полетела в сторону, а между его пальцами что-то блеснуло. – Помнишь, Глеб нас всех позвал к тебе в гости? – быстро заговорил он. – Ты еще сказала, что нам не звонила. И что Глеб даже не спросил, где ты живешь. Правильно, что не спросил – он все и так знал, потому что он у тебя уже был! И надо ему было от нас немного. Видишь, булавка?
Так вот что блеснуло? И правда, булавка. Портняжная, с черной капелькой на конце.
– Он через нее нас доставал, – торжественно произнес Серый, осторожно кладя ее на стол. – Я еще в парке подумал – что это он с железками бегает? А потом вспомнил, что булавка – это верный оберег от нечистой силы. Ну, а если ее сама нечистая сила использует, то через нее она пьет энергию из людей. Слабость в последнее время часто ощущаешь?
Анжи медленно кивнула, и слезы снова потекли по ее щекам.
– Такая же штучка есть у тебя. Раздевайся!
Анжи дернулась, но потом отрицательно помотала головой и для верности схватилась за ворот куртки, словно ее могли раздеть насильно.
– Я в другой одежде была, здесь ничего не может быть.
– Ладно, – легко согласился Лентяй. – Дома осмотришь свои шмотки и то место в квартире, где он стоял. Теперь дальше… – Он начал быстро одеваться, с таким видом, словно всегда, приходя в гости, он первым делом скидывает портки.
– Дальше ее надо в ванну засунуть, а то заболеет, – проявил свои джентльменские качества Воробей. – И вообще – давайте сначала чаю попьем, а то у меня от всех этих новостей уже голова пухнет.
Единственными, кто порадовал их за весь вечер, были воробьевские родичи. Они не только не были против спонтанной вечеринки в комнате сына, но даже выделили им большой матрас, на котором и расположилась вся компания, когда отмытая и отогревшаяся Анжи выползла из ванной. Время стремительно неслось к двенадцати, и азарт совместного времяпрепровождения на лицах приятелей сменился тревогой.
– Рассказывай, – приказал Лентяй, и Анжи с сожалением отставила чашку с горячим чаем, в которой плавал желтый островок лимона.
Ей пришлось снова повторить всю историю, начиная с ночи под дубом и заканчивая незавершенным кругом на опушке во время празднования Ивана Купалы.
– Ладно, Лавкрафт здесь ни при чем, – поморщился Серега, ставший после умывания еще тоньше – словно мыло сняло с него вместе с парковой грязью десять сантиметров кожи. – Просто ночью вы пришли на пруд. Этого было достаточно, чтобы вас с Глебом заметили.
– Мы тоже пришли на пруд, – напомнил Воробей, не вынимая носа из своего бокала с чаем.
– Мы пришли и ушли, а они там сидели, – покачал головой Серый. – Лутовинов не зря их выбрал. Если бы не Анжи, Глеб не нашел бы цветок. А так они вместе передали его барину. И, видимо, тот, кто передал, и поделился своим телом с духом помещика.
– А где же все эти спецэффекты? – решил вставить свое слово Джек. – Разрытые могилы, бродящие повсюду скелеты? Он же хотел сам из гроба выйти, а не в чужое тело войти.
– Как он может сам выйти из гроба, если давно сгнил? – постучал себе пальцем по лбу Лентяй.
– Со временем у него должна была кожа нарасти, как в «Интервью с вампиром», – не сдавался Воробей.
– В то время кино еще не было, и Лутовинов не знал, что можно так сделать, – нашел весомый аргумент Серый. – Поэтому он поступил по старинке: переселился в первое попавшееся тело, то есть в тело Глеба. Поэтому-то у Глеба и начался припадок – тело не уживалось с тем, что в него вошло.
– И где тебя, такого умного, взяли! – проворчал Джек – впервые он не был в центре внимания, это почетное место занял всегда незаметный Лентяев.
– Я еще думал, зачем этой писательнице такой странный набор книг, – тем временем бормотал Серый, – английские легенды, славянская мифология, обряды друидов… Видимо, она к чему-то такому готовилась.
– Ну и что говорят твои умные талмуды? Жить будете?
– Будем, – решительно заявил Серый, в ответ на что Анжи всхлипнула. После истерики в парке из нее словно вынули батарейку – не было сил даже шевелиться.
– Но хреново! – усмехнулся Воробей.
Он вообще как-то излишне суетился. Постоянно вскакивал, пролил чай и всячески привлекал к себе внимание. И без того обессиленная Анжи стала тише воды ниже травы. Она бы поселилась в ванной у Лентяя – под струями теплой воды было так хорошо, двигаться совершенно не хотелось.
– Хреново вы будете жить, очень хреново, – повторил Джек, взмахнул рукой и опрокинул вазочку с конфетами. – А все из-за тебя! – Он ткнул пальцем в сторону Анжи, после чего она на мгновение проснулась. – Если бы не ты!
– Воробей! – предостерегающе поднял руку Серый.
– А что – Воробей? – Казалось, Джек почувствовал себя хозяином положения. Еще бы – Лентяю с Анжи больше некуда было податься, только к нему. И если он захочет, да что там – захочет, одно слово родителям скажет, они разгонят всю их честную компанию за пять минут, и тогда этим двоим останется только замерзать в подъезде или купаться в ближайших лужах. – Я говорил, чтобы она не ходила? Говорил? И вообще – если бы не она, мы бы до сих пор в Спасском были.
– Еще добавь, что погоду тоже она испортила, – в тон ему поддакнул Серый. – Все сказал?
– Нет! – Видимо, за прошедший месяц у Воробья многое накопилось на душе. Он повернулся к Анжи, чтобы высказать ей все прямо в лицо, но не успел.
Анжи плакала. Слезы беззвучно катились по ее щекам.
– Да ну вас, – насупился Джек, подхватил чайник и отправился долить водички.
– Считается, что разрыв-траву в руке удержать невозможно, – быстро заговорил Лентяй. – Зацветает она действительно раз в году, в ночь на Ивана Купалу. Но ее можно только увидеть, ну, еще попробовать сорвать. Все! Цветок и на месте-то не стоит, бегает постоянно. Границу обозначает. Разрыв-трава – это паспорт в другой мир. Почему все эти костры жгут, венки плетут – хотят нечистую силу отпугнуть, потому что она легко может из другого мира в наш попасть – через воду, через лес. А вот огня она боится.
