— Что?!
— Надо же надеть под это кальсоны или что-то такое, — объяснила Роузи. — А то я задницу отморожу.
— Кто ты? — спросил Пирс Моффет у фигуры, возникшей в дверном проеме при свете лампы.
— Ночь, — ответила та.
— Беззвездная?
Рукою в черной перчатке она вынула из-под траурных покровов и показала ему звезды: ожерелья и браслеты из поддельных бриллиантов.
— Безлунная? — спросил он еще.
— Но я же Ночь, а не свет, — ответила она. — А ты кем будешь?
— Примерно тем же самым,
[88]
— сказал он. — Вернее, Рыцарем, Шахматным Конем — во всяком случае, с этого я начал. Но что-то не заладилось.
Он взял ее за руку — гостья не очень твердо стояла на высоких каблуках — и помог взойти по ступенькам в дом. Роз была одета в черную мантию, оперную пелерину с высоким воротником, а еще она прихватила шляпку и муфту из переливчатого меха. Пирс включил все лампы. Готовая голова стояла на столе.
— Ничего себе, — сказала Роз, обернувшись с улыбкой. — Ого-го. Здорово.
— Здорово, — согласился он. — Но это не Конь.
— Да как-то не очень похож.
— «Мне девица, садясь на осла, — процитировал Пирс, — подержаться немного дала…»
Роз понимающе засмеялась.
— «Не за мягкий задок, — продолжал Пирс. — А за уши и бок…»
— «Ведь держал я…» — подхватила Роз.
— «…всего лишь осла», — закончил Пирс.
Его вечерний костюм был с большим трудом найден в «Постоянстве» — пиджак и брюки от разных комплектов, но только эти подошли по размеру; ночью, в темноте, никто не заметит.
К огромной голове он приладил бумажный воротник, похожий на крылья летучей мыши, и полушелковый галстук-бант. Он надел маску, и Роз тихонько взвизгнула от удивления или испуга: древний, всеобщий ответ маске, от которой некогда зависели визиты богов и мертвых.
LARVA, маска; также ПРИВИДЕНИЕ (см.) или ПРИЗРАК. Человек, ставший Богом, или наоборот; держатель и одержимый в одном лице.
Говорят, что въехавший в Ад на Осле не попадет под власть ДЬЯВОЛА (см.), но как это осуществить, нигде не объясняется.
— А это откуда? — спросил он, увидев в лунном свете ее машину. — Опять из проката?
— Подруга одолжила, — сказала Роузи и похлопала по машине. — «Котик».
— Котик — это машина, а не подруга, — уточнил Пирс.
— На моей все равно нельзя ездить. Окошко, я же тебе говорила.
— Да.
Она немного помолчала, словно вспомнила что-то важное или только сейчас поняла, где оказалась, и это ей не понравилось.
— Мне надо будет уехать пораньше, — сказала она. — Не позволяй мне, ну, знаешь. Задерживаться. Понимаешь?
— Ладно, — сказал Осел. — Обещаю.
Глава девятая
Все говорили, что никогда не видели Баттерманз таким: яркие и ярко освещенные знамена свисали со стен, на башнях развевались флаги. Кое-кто в юные годы плавал на лодке на этот остров выпить пива и потрахаться или пострелять в крыс из 22-го калибра. Только самые старшие помнили времена, когда парк развлечений работал, пристань действовала и с берега было слышно, как в замке играет оркестр.
У пристани стояло экскурсионное судно, арендованное Роузи, — плоскодонный пароходик, похожий на маленький автобус с гребными колесами, который всю ночь курсировал между замком и берегом. Гости собирались группами на причале в ожидании корабля, выдыхали морозные облачка под светом ламп, отчаливали, смеялись. Алан Баттерман помог Роузи составить список гостей: кого нужно пригласить обязательно, и если уж звать этих, то кого еще не забыть. Многие важные персоны носили фамилии, знакомые Роузи с детства, — тени прежнего большого мира, который был заперт или сохранен в этом, маленьком, похожем на прежний: одних Роузи помнила еще малышами, с другими познакомилась в июле на похоронах Бони; здесь были юристы и бизнесмены, заседавшие в школьных комитетах и городском совете, торговцы недвижимостью, владыки водопровода и отопления; они были смущены, а может, притворялись (или то и другое сразу) — и рады познакомиться наконец с Роузи, рассмотреть получше это сказочное существо
{527}, только что вылезшее из своей норы, за которой они долго и неотрывно наблюдали, — а еще они были очень благодарны (во всяком случае, по их словам) за все, что она сделала: здесь восхитительно, просто восхитительно.
Алан, одетый в одолженную у кого-то судейскую мантию и завитой судейский парик, знакомил ее с теми, кого знал, и где бы Роузи ни проходила, она слышала за спиной смех и думала про себя: интересно, знают ли они, что это костюм, галстук и шляпа Бони. Теперь она чувствовала себя неловко и немного глупо и отчасти жалела, что не избрала стратегию, которой решили придерживаться многие женщины — просто надев пышные платья с декольте, длинные перчатки и увешавшись драгоценностями с ног до головы. Явитесь теми, кем не являетесь, — королевами, кинозвездами, Мариями-Антуанеттами. Сопровождавшие их мужчины почему-то вырядились клоунами, бродягами или огромными молокососами с пустышкой во рту или на шее. Вот появились еще двое: она — эффектно-зловеща, в черном платье и кошкоглазой маске из черной тафты с блестками; он, идущий чуть сзади, — в образе ослика.
— У тебя моя книжка, — заявила Пирсу Вэл, подойдя к нему первой из ряженых. — Мне она нужна. Верни.
Пирс уставился на нее, не поняв сперва, принадлежат ли эти слова персонажу, которым она одета, адресованы ли тому персонажу, которым оделся он, или Вэл всерьез.
— Книга?
— «Словарь».
— Ах да. — Он почувствовал себя дураком и заупрямился. — Стоп, но она же не твоя.
— Но и не твоя, ослиная морда.
Обернувшись к Роз, Вэл заговорщически подмигнула ей, неожиданно став похожей на толстую развязную проститутку, накрашенную и в золотых кудряшках.
— Но я же ее взял, записал на себя, — не отступал Пирс.
— А до тебя ее много лет никто и не брал, кроме меня. После Крафта.
— Крафта?
— Феллоуза Крафта. Ну да. Ты не разглядел его фамилию в формуляре? Прямо над моей? Шесть раз, по-моему. Теперь перед мысленным взором Пирса предстало то, что он не разглядел тогда: старая карточка, фиолетовые штампы дат, карандашный росчерк Вэл, а над ним, точно, темно-синяя чернильная ручка Крафта; самые верхние росписи, аккуратные и старомодные, уже успели выцвести.
— Ах, да, — сказал он.
— Ах, да, — поддразнила Вэл и взбила золотые кудряшки. — Ах, да.
Ах, да. Как неуместно появление этой старой дурной книги в городе, где он поселился; Пирс вспомнил о толстой стопке Крафтовых рукописей на своем столе и об удивительном совпадении — то есть он раньше считал это совпадением — историй Крафта с теми, которые он знал и по которым путешествовал сам в детские годы. Может быть, они с Крафтом переворачивали большие страницы «Словаря» одновременно, в один и тот же день. Нет, не совпадением это было, а строгой причинно-следственной связью, только обратной, идущей от теперешнего момента назад, к… В общем, к началу, в каком бы времени оно ни находилось. Он обманывался, глубоко и сильно заблуждался и еще не понял в полной мере насколько, но теперь хотя бы знал это. Вот так бредешь слепым или в глухой темноте, долго, очень долго, по одним и тем же местам; снова и снова проходишь по одному и тому же ряду комнат, тому же обнесенному стеной саду или той же полянке в лесу, полагая (долго, долго), что движешься вперед.