– Завтра посмотрим, – сказал Никиш и чуть слышно добавил сквозь вздох: – Если успеем.
– Не ссы. Успеем. И потом, купишь ты свой «союзник» и без всяких допусков. Думаешь, многие в Еркудзге по таким сайтам ходят? И многие из них загадки решают, как мы с тобой, два дебила? А девайсов этих в магазин, поди, немерено привезут. А продавать-то надо. Так что продадут тебе, никуда не денутся. Других-то покупателей не будет. Все, эксплуатируемый класс, иди на кухню, жрать хочу!
2
Есть у нас, у советских ребят,
Нетерпенье особого рода:
Совершить все мальчишки, девчонки хотят
Гордый подвиг во славу народа.
Константин Ибряев
– Уважаемые покупатели! Господа! Товарищи!
Без толку. Потребитель бурлил, роптал и хотел немедленно потреблять.
– Пожалуйста, послушайте! Секунду внимания!
Гомон усилился на несколько децибелов, очередь перемешала петли и завершила превращение в толпу. Толпа принялась пухнуть и раскачиваться, в невнятном ритме напирая на оградки и стальную штору, загремевшую о стекло. Небрежно одетый рослый парень толкнул Лену, Лена ойкнула и почти повалилась на Артема. Артем подхватил ее за локти, аккуратно убрал в сторонку на уцелевший клочок пространства, а сам выдвинулся на передний край и вполголоса спросил небрежного:
– Ты чего творишь, орел?
То есть он не собирался таких вопросов задавать, из «Союза» не то что за подобные разговоры с покупателями, даже за отсутствие улыбки вышибали в течение десяти минут (об этом предупреждали каждого новобранца, заставляя вместе с заявлением о приеме на работу сдавать кадровикам заявления об уходе по собственному – без даты). Но больно уж нагло глядел на Лену небрежный – так, что стало понятно: чаянно толкался, не в передаточном порядке.
– Чё сказал? – поинтересовался небрежный, выпрастывая руки из глубоких карманов и смахивая с плеча ладонь ботана в клетчатой рубашке – видимо, приятеля и, видимо, миролюбивого.
Тут толпа снова легла на север, очень кстати поворачивая небрежного правым боком к Артему. Хочешь – руку фиксируй и выводи, дак ведь некуда, а хочешь – в рыло бей.
Артем на миг замешкался, выбирая, а когда решил гореть со смаком, его тяжело взяли за плечо. Вовка подошел, спасибо ему, – хоть и жаль.
Вовка сдвинул Артема куда-то к Ленке, улыбнулся небрежному и сказал:
– Пожалуйста, поосторожнее.
Небрежный, похоже, имел некоторый опыт, позволяющий оценивать способности человека по экстерьеру и, допустим, зубам. Вовка в этом плане был незабываемым образцом. Небрежный спешно втолкнул кулаки откуда брал и сказал, вдвигаясь поближе к клетчатому:
– Без проблем, братан.
И тут толпа снова качнулась, и откуда-то из самой середки в помощь осипшему Санычу выплеснулось сразу несколько задавленных женских криков:
– Совсем-то давить не надо! Ай, больно же! Куда лег, баран! Да что ж такое!..
Артем дернулся вправо, влево и понял, что сейчас будет худо во всех смыслах. Толпа заполнила холл, а снаружи поддавливала еще не спутавшаяся очередь длиной в три давящихся здесь. Стекла за стальными шторами должны были лопнуть в течение нескольких секунд, потом шторы сорвутся вместе с карнизом, магазин будет вытоптан как летняя тропинка по газону, и дай бог продавцам и покупателям обойтись только рваными сорочками и сломанными ребрами.
Гомон усилился, перерастая в рев, Вовка качнулся вправо – явно не сам и явно не от первого же толчка – и заслонил Артему всю дымящую пóтом и злобой картину. Артем быстро оглянулся на Лену, увидел совершенно белые глаза, втолкнул ее в угол и встал перед ней, уперевшись растопыренными локтями в стену и шторку.
Вовка рявкнул:
– Спокойнее, спокойнее, стоим все!
И тут же медленно, но плотно надвинулся жаркой мокрой рубашкой на Артема.
Ленка за спиной взвизгнула и замерла, часто дыша Артему между лопатками. Артем, скрежетнув зубами, завис зеленым богомолом – лбом упирался в Вовкину спину, а ладонями отчаянно отжимался от стены и шторы. Левая рука скользнула по краске, Артем, обомлев, едва не ухнул под надвигающиеся каблуки, но быстро поймал себя и вернулся в исходное положение, проиграв всего пядь арендованной земли. Под толстым щитком Вовкиной лопатки вспух и закрутился глухой рык, лопатка поперла вперед, и Артему стоило большого труда удержаться от торжествующе-злобного наступления вторым эшелоном – вернее, пехотой, зачищающей окопы за танковым клином.
Он бы, возможно, и попер, но тут улетела куда-то в тыл уже правая рука – будто стенка под нею упала. Слева что-то неожиданно громко и ритмично вскричал Саныч, Артему было не до него – следовало удержать равновесие и не раздавить Лену, ну, для кучи еще понять, куда делась стенка и что это за мужик вылепился вместо нее.
А никуда стенка не делась – там, оказывается, просто дверь была, замаскированная под стеновую панель и без ручки. Вот ее изнутри, очевидно, и открыл тот самый мужик – вернее, даже парень, – мягко, но ловко вернувший Артема в положение раскоряченного равновесия. Парень был незнакомым, но напоминавшим кого-то важного то ли лицом, то ли странноватым костюмом. Где-то Артем такие видел – и знал почему-то, что это атрибут. Помнить бы еще чего.
Вспомнить парень не позволил, бегло улыбнувшись Артему и, видимо, Лене, спросил:
– Держитесь?
– С трудом, – зло сказал Артем, а Лена тюкнула лобиком ему в спину.
– Сколько вас в зале – охраны и персонала?
– Охрана – трое, персонала должно быть сорок семь, но сейчас фиг его знает, – ответил Артем, пытаясь сообразить, чего ради он отчитывается перед домовым.
– Ага, – сказал парень вместо спасибо, что-то пробормотал себе под нос и как-то очень ловко прошел между Артемом и Вовкой, который лицевой частью вроде бы продолжал урезонивать буйных соискателей «союзника», а остальными гранями организма отслеживал беседу с гостем из застенков.
Гость булькнул было в толпу – все тем же штопорным манером, но выплеснулся обратно, чтобы спросить:
– Это ведь Никитских там вещает?
– Кто ж еще.
– Спасибо, – сказал все-таки парень и канул в людских извивах.
Чтобы тут же – честно, тут же, Артем потом долго искал доказательства существования бравинского двойника – выскочить за спиной Никитских, успевшего освоить интонации и жесты то ли Троцкого, то ли Муссолини. Толпа на жесты реагировала неадекватно – в смысле, особо не слушала и уж тем более не строилась в колонны, чтобы немедленно навести мировой порядок или хотя бы организованно выйти на улицу и там дождаться по одному «союзнику» на пару рук. Наоборот, зверела и давилась.
Парень привлек к себе внимание Никитских, который сперва нахмурился, что твой Перун, потом расплылся, потом принялся плаксиво что-то объяснять. Парень покивал, коротко сказал такое, отчего у Никитских пол-лица втянулось в рот, а рост убавился вдвое. Артем остро пожалел, что ничего не слышит, но тут же порадовался такой нехватке слуха. Потому что директор засунулся за пределы видимости, а парень повернулся лицом к толпе и что-то сказал: первый раз беззвучно, а второй оглушительно. Как широкой доской по затылку.
