Элька мотнула глазами вбок, попыталась незаметно вытереть щеки, махнула рукой и быстро пошла к двери.
Я смотрел ей вслед.
Дверь хлопнула.
Я перевел глаза на потолочную балку и разглядывал ее, пока не затекли руки и не стало очевидно, что шума мотора не будет. Пешком ушла. Интересно, далеко ли, равнодушно подумал я, убрал руки из-за головы, дождался, пока из-под кожи разбегутся неуместно веселые дюймовочки на шпильках, встал, поправил покрывало и пошел спать.
Вот с тех пор и спал. Талакан дохлый.
Я с бурлением восстал из ванны, дохлюпал до стола, полюбовался мягонькими гармошками, в которые собралась кожа на ладонях и ступнях, потом с небывалой тщательностью выстриг все ногти, заусенцы и пленочные язычки. Велик был соблазн поэкспериментировать с отпечатками пальцев – например, с помощью тех же ножниц установить, на каком слое эпителия завершается процесс папилляризации. Я остановил себя страшным усилием воли, на всякий случай отложил ножницы подальше и объяснил – себе, кому же еще, – что мы все вот тут имеем дело с перекосом крыши на почве недосыпа, так что, товарищи, не обращайте внимания, занимайтесь общественно-полезным трудом и работой в интересах человечества.
Объяснение вышло таким зажигательным, а в доме оставалось столько режущих и колющих предметов, что я предпочел наскоро просушить волосы и отправиться на работу, в которой, вообще говоря, и было заинтересовано человечество. Заодно и охранников проверю – пусть знают, что даже в час собаки крепкий сон неблаготворен для стражей порядка.
«Кипчак» должен заводиться дистанционно и с браслета, вернее, с «союзников», которые придут браслетам на смену. Но «единичка» не была «кипчаком», она была «единичкой» – разгонной таратайкой, заводящейся здоровенным пластиковым ключом и собранной по двунадесяти взаимоисключающим технологиям, – чтобы придирчивые эксплуататоры за два-три месяца, меняясь друг с другом, выявили побольше позитивных и негативных черт. Я объезжал уже третий экземпляр, на сей раз доставшийся мне от Малова, и во всех промежуточных отчетах тупо, как про Карфаген, писал про водородный привод, который на фиг не нужен, и только про него. Ну раздражали меня перегонные системы под крышей, да и суеверен я: на газу пускай цеппелины летают, а по земле лучше ездить на батарейках. Тихо и гладко.
Но сегодня «единичка» взбесила меня не избыточностью, а скрытностью. Я точно помнил, что оставил ключ в поддоне под сиденьем. Туда и полез. Обнаружил сменные перчатки, щетку и скребок, которыми вслепую жонглировал, дрожа все интенсивней, почти минуту. Потом рассвирепел, выдернул коробку, высыпал ее содержимое на пассажирское сиденье, переворошил, не обнаружил, смахнул на пол, а коробку метнул куда-то назад, зарычал, отчего тьма вокруг стала совсем мутной, а стекла заискрились как сахарные, и полез драть поддон под пассажирским креслом. Тут мне в бок сразу уперся ключ, стывший все это время в кармане куртки. И какая сволочь его туда сунула?
На самом деле я знал, конечно, какая сволочь его туда сунула, – та самая, что несколько часов назад подъехала на «единичке» к дому и поскакала, свешиваясь мозгами, спать, мыться и истерить и с тех пор истерить не переставала.
Я истерично воткнул ключ в замок зажигания и дал по газам – в прямом смысле, задействовав нелюбимый водородный привод, потому что в ночи на высокий уровень дееспособности батарей особо не рассчитывал, тем более что забыл поставить их на подзарядку. «Единичка» выскочила со двора на дорогу пьяным козлом, чуть юзнула – и потому ушла от столкновения с безумной «двойкой», ширкнувшей мимо на солидной скорости и вроде бы с выключенными фарами, – впрочем, когда я выправил руль и перевел дыхание, «двойка» уже драпала на ваховский тракт, полыхая вроде бы дальним светом, – насколько можно было разглядеть сквозь поредевший снегопад.
Узнаю, найду и убью, решил я. Но хотя бы согрелся. Много все-таки адреналина в человеке, и он умеет не только холодить. По дороге я малость успокоился, а когда печка раскочегарилась, вовсе о свежих планах забыл, переключившись на изначальное желание прищучить спящую охрану.
Я специально припарковался не на своем месте, а на открытой стоянке, подальше от входа и впритирочку к стенке, не видной из «стакана», а вдоль фасада шел самым шпионским макаром – даже снег под подошвами скрипел, кажется, с японским акцентом. Но охрана в лице бабы Зины оказалась на высоте – не спала, огонь по движущейся в неурочный час мишени не открыла, страшной фигуры за стеклянной дверью не испугалась и даже воздержалась от удивленных вопросов или ворчания на тему: вот не спится ведь им. Проверила документы (я в который раз не понял, маразм это или часть мирового порядка), выдала ключи и вернулась к изучению объемного фильма – по нижней кромке экрана шла цепочка плоских изображений с охранных камер, так что не придересся.
Ночные лестницы и холлы выглядели диковато, ко второму этажу я почувствовал себя вполне сложившимся персонажем фильма ужасов и был уже готов к тому, что за углом встретит некрасивый полосатый мужчина с осуждением беготни по коридорам, а мое рабочее кресло занимает неприветливый зомбак в моем костюме. То ли от этого, то ли от бессонной вялости – да очевидно, по совокупности причин – я замешкался перед табличкой с собственным именем, прислонил ключ к замку с некоторой опаской, зато распахнул дверь так, будто собирался сразу косо нырять слева направо и палить с обеих рук.
Палить было не в кого, о том, что не из чего, застенчиво промолчим. И вообще кабинет даже при черном окне и по-ночному тревожном освещении выглядел привычно и комфортно – видимо, потому, что в нем-то я, в отличие от коридоров с лестницами, ночевал неоднократно. Впрочем, не ночевок ради я оставался.
Рефлекс сработал и на сей раз. Я плюхнулся в кресло совсем бездумно, комбайн включил на автомате, это следующее движение после отодвигания кресла от стола – и утренние бумаги из кучи взял машинально, просто взглянуть. И понеслась.
В себя я пришел от деликатных щелчков Нины по двери – она заглянула, чтобы поздороваться, сообщить, что я совсем что-то рано сегодня, и осведомиться, чай или сразу завтрак. Я обнаружил, что не только перелопатил утреннюю норму документов, но и дочитал наконец записку к генплану Восточной зоны (с резолюцией «переделать рекреационную часть»), а заодно выбрал третий из трех предложенных межинститутской группой вариантов краткосрочного развития. Вариант предусматривал сосредоточение на полноцикловом выпуске эксклюзивных товаров народного потребления. Направление «Прогресс» – массовое производство носимых модулей «две головы», бесповоротно переименованных в «союзники», разработка и разброс по дочкам производства разнообразной периферии и ураганное создание альтернативной открытой информсети с мощной инфраструктурой и разнообразным контентом. Направление «Динамика» – постановка на конвейер «кипчаков» с полностью автономной солнечной батареей, на втором этапе подсадка в кар «союзников» (водородные потуги и прочие атавизмы нынешнего подвижного состава крутить по остаточному принципу).
Естественно, движение в эту сторону выглядело куда толковей наращивания оборонного производства с превращением Союза в силиконовый ящик (первый вариант) или создания в Союзе кластера финишных предприятий, собирающих произведенные поодаль детальки (второй вариант). Но аргументы группы Широкова, отстаивавшего третий вариант, не носили сметающего характера, который необходимо выдерживать в разговоре с заказчиками, особенно из военных ведомств. Аргументы следовало усилить. Чтобы ни одному генералу и в голову, или чем там они думают, не пришло бы сомнение по поводу того, не слишком ли вольной жизнью и ерундовыми проектами занимается ключевой поставщик армии будущего. Вариант финишной сборки комплектующих от удаленных поставщиков имел не меньше преимуществ и недостатков, чем противоположный, и достоинства надо было изучить, обкусать и хотя бы примерить к концепции Широкова. И чем скорее, тем лучше, – и так уж последние полгода на лаврах почивали. На динамике это отразиться не успело и даже мало кем ощущалось, но тем и опасен эффект пойманной звезды. Я это знал, Рычев это знал, Кузнецов, хоть и не считал эффект опасным, знал тоже – и этого круга посвященных было достаточно, чтобы попытаться народ срочно перенацелить на следующую звезду, никого при этом не спугнув и не обидев.
