— Эстет, возьми фонарь! — крикнул он, выключив стартер.
Мотоцикл затих, Дантист откинул одеяло и тут же отшатнулся.
— Гунн!
— Что это с ним? — проблеял Эстет.
Фонарь в его руках дергался как зверек, рвущийся на свободу.
— Почему у него все такое короткое? Он живой?
Дантист склонился над Гунном, голова которого была свешена на грудь. От тела исходил резкий запах горелой плоти.
— Посвети, — сказал Дантист. — Да не тряси ты фонарем!
Он медленно протянул руку и коснулся лба Гунна, холодного, почти ледяного.
— Кажется, он мертв, — хрипло сказал Дантист, слыша свой голос будто со стороны.
Идиотская игрушка продолжала заливаться гнусным смехом. Он со злостью сорвал мешочек и швырнул в кусты, но тот и там продолжал издевательски хохотать.
«Проверь пульс!» — подсказал ему внутренний голос.
Тело Гунна слегка накренилось. Дантист обхватил его руками, не давая завалиться набок. Послышался странный чавкающий звук, и Дантист понял, что их товарищ не упал бы. В свете фонаря было отчетливо видно, что кисти Гунна прикручены к рулю проволокой. А дальше, ближе к одеялу было что-то красно-коричневое, пузырящееся. Оттуда начала сочиться кровь, окрашивая руль.
— Гаучо, сними с него эту дрянь, — сипло сказал Дантист, в глубине души сознавая, что на самом деле вовсе не готов увидеть такое.
Гаучо трясущимися руками начал разматывать одеяло, набухшее влагой. Запах паленого мяса стал сильнее, вызывая тошноту. Из складок одеяла вывалился мобильник Гунна.
— Оно все в крови, — выдавил из себя Гаучо.
— Лиля, звони в «Скорую», — процедил Дантист, когда одеяло тяжело шлепнулось в грязь.
От увиденного его замутило. Гаучо отпрянул назад и чуть не упал. Бледно-желтый луч фонаря дрогнул.
В этот момент Гунн поднял голову.
«Скоро начало темнеть.
— Тебе нравится Гоша? — вдруг спросила Катя у матери, сев на покрывало по-турецки.
— То есть? — не поняла Жанна.
— Как он тебе в постели? — пояснила Катя, не сводя глаз с матери.
— Катька, отвянь. Что за чушь ты несешь? — с ленцой проговорил Георгий.
— Закрой хлебало! — оборвала его Катя. — Что, мамуля?.. Как он тебе?
— Да уймись ты! — рассердилась Жанна. Придумает же такое!..
Катя удовлетворенно улыбнулась. Пусть она и не получила ответа на свой вопрос, но все и так понятно. А вспышка раздражения ее мамули — та самая искра зажигания, которая ей сейчас была необходима.
Она поднялась на ноги и направилась к сумке. Ятаган ждал ее».
Катя оторвалась от чтения и посмотрела на часы. Она находилась у Олега полчаса, а того все не было. На улицу с другой половины дома вышел его отец, Юрий Александрович. Разозленная тем, что парня не оказалось дома, Катя уже намеревалась уехать, но Юрий Александрович уговорил ее подождать сына.
— У меня есть запасные ключи, — сказал он. — Подожди его. Он вообще-то держит свое слово. — Пожилой мужчина помолчал и добавил, глядя куда-то в сторону: — Несмотря на то, что изменился в последнее время.
Вот уж точно подмечено.
Она снова взяла стопку листов с рассказом. Они лежали прямо на столе, будто их специально оставили для нее.
«— Катюха, ты что? — Георгий увидел, что его супруга держит в руке что-то похожее на кривую саблю. — Не дури!
Катя взмахнула ятаганом. Вечерний воздух зазвенел, когда остро отточенное лезвие прочертило дугу.
— Катя?! Ты в своем уме?! — взвизгнула Жанна, пятясь назад.
Глаза ее округлились от ужаса, когда она поняла — сейчас произойдет что-то страшное. Женщина хотела повернуться и броситься в спасительную чащу, но было поздно. Ятаган вошел ей в рот и вышел с другой стороны. Жанна захрипела, упала.
Пока она дергалась в конвульсиях, Катя повернулась к мужу, который продолжал стоять столбом. Она одарила его яркой, обезоруживающей улыбкой, как тогда, когда он сделал ей предложение.
— Не подходи! — испуганно вскрикнул Георгий, начиная пятиться назад.
Он развернулся и бросился бежать. Однако ему не повезло. Буквально через несколько метров его нога зацепилась за корень, и Гоша кубарем покатился в овраг. Катя стала спускаться вниз. Мягкая трава приятно холодила ступни.
Когда Георгию удалось подняться на ноги, она опустила ятаган на его левую голень. Он взвыл, громко и протяжно.
— Перестань орать, — строго сказала она. — Ты уже взрослый мальчик. Будь паинькой. — Катя вдруг прыгнула вперед и рубанула лезвием по руке мужа.
Прижимая к себе изувеченную кисть, Георгий пополз к кустам, но Катя без труда настигла его. Еще один удар, и кожа на спине расползлась. Следующий уже предназначался трупу.
Тяжело дыша, Катя проверила его пульс. Пока она это делала, рука ее мужа конвульсивно дернулась.
— Все хорошо, Гоша, это просто агония, — успокаивающим тоном произнесла она.
Ее взгляд упал на поднимающуюся луну, похожую на ухмыляющийся череп. Она упала на колени и завыла, восторженно, дико, не жалея голосовых связок.
Потом Катя взяла топор и принялась за работу. Летние ночи короткие, а сделать предстояло многое».
Листки веером рассыпались по полу. Катя невидяще смотрела прямо перед собой, пытаясь привести в порядок мысли.
«Что за мерзость? Олег написал такое? Чушь какая! Это ему просто кто-то дал почитать. Или он сам нашел в Интернете и распечатал. Кого ты пытаешься обмануть? Никто ему ничего не давал».
Катя уже была знакома с работами Олега. Сомнений в том, что это его стиль изложения, у нее не было.
Скрипнула дверь, и она чуть не подскочила от неожиданности.
— Привет.
Катя встала с дивана, чувствуя, что ноги совсем не держат ее. В дверях стоял Олег.
— Привет, — выдохнула она.
Парень аккуратно поставил у стены большую сумку. Катя машинально отметила, что она была грязной. Как и обувь Олега.
— Ну как, понравилось? — поинтересовался юноша, кивнув в сторону рассыпавшихся листов.
— Я жду тебя больше часа, — заговорила Катя, придя в себя.
— У меня генератор на тачке сдох. Еле-еле на аккумуляторе доехал, — беззаботно ответил Олег, выдвинул из-за стола кресло и уселся.
— Ты не брал трубку.
— У меня на беззвучном режиме телефон был.
— Ага. Как всегда. У тебя на все есть ответ, да? — сказала Катя, но Олег и ухом не повел.
— Катенька, разве что-то случилось?! — мягко спросил он.
«Когда случится, будет поздно, — хотела крикнуть в ответ девушка, но сдержалась. — Боже, после всей этой свистопляски с Галей, исчезновением Гоши, наездами Павла и прочим у меня нервы совершенно ни к черту».
