— Не знаю, — признался он. — Дантист против, чтобы мы его прессовали.
— Мне не понравилась его рожа. В самый последний момент, когда он ствол достал, — выдержав паузу, проговорил Слон. — Такой будет мстить. Я у него это в глазах прочитал.
— Я что-то совсем не узнаю нашего храбреца. — Гунн выдавил из себя усмешку. — Ты что, испугался?
За дверью послышался шорох, и они одновременно повернули головы.
— Слон, где у тебя ружье? — спросил Гунн. — Похоже, твой дом окружают монстры.
Толстяк молча зашаркал в спальню, вернулся с охотничьим карабином и щелкнул затвором.
— Запри дверь, — сказал Георгий. — На все замки.
Слон пьяно захихикал.
— У меня замков-то — щеколда одна. Еще ведро и швабра.
— Ты лучше диван свой перед дверью поставь и дрыхни там. Тебя даже отряд спецназа с места не сдвинет.
— Гунн, моя дверь открывается с другой стороны. — Слон покачал головой.
— Извини.
«Домой! — неожиданно заколотилась в мозгу Гунна лихорадочная мысль. — Вызывай такси и вали отсюда».
Он поднялся с дивана и пробормотал:
— Нет, никуда я не поеду.
— Может, еще по одной? — предложил Слон. — А то ведь рвану в Москву. Когда еще увидимся?
Байкеры выпили еще. Потом еще и еще.
Гоша не помнил, как лег спать.
— Гунн! — вонзился ему в уши чей-то хнычущий голос.
Георгий с трудом разлепил глаза. Тело его онемело, больше всего болели руки и щиколотки. Он повертел головой, поморгал, попытался пошевелить руками и ногами, чтобы разогнать кровь, но безуспешно.
«Связан, — промелькнула мысль, и байкер почувствовал страх, змеей вползающий внутрь. — Твою мать, да я еще и голый, на мне даже трусов нет!»
— Гунн! — продолжал его звать кто-то.
Это был Слон. Вася Матреночкин.
Извиваясь угрем, Георгий уперся головой в стену. Помогая себе связанными ногами, он смог немного приподняться, прислонился к трубе отопления и только теперь понял, что именно к ней был прикручен липкой лентой. Что за дерьмо?!
— Слон?
В ответ он услышал какое-то невнятное блеяние, посмотрел прямо перед собой и увидел своего необъятного товарища. У него перехватило дыхание.
Слон, абсолютно голый, лежал на полу, прямо посредине комнаты. Его громадные руки и ноги были разбросаны в стороны, кисти и ступни прибиты к полу толстыми штырями, а глаза закрывала черная повязка. Он тяжело дышал, то и дело облизывал губы.
— Гунн… — жалобно протянул он.
— Я здесь, — хрипло отозвался юноша.
Толстяк слабо улыбнулся и заметно успокоился.
— Слон, что тут происходит?
— Происходит? — глупо переспросил тот, заелозил на полу и всхлипнул. — Да не знаю я. Ничего не чувствую и не вижу. Не могу пошевелиться. Это ты меня связал?
— Нет, — выдавил из себя Гунн.
Его взгляд метнулся к окну. За ним кромешная темень. Значит, еще ночь. Что-то произошло, пока байкеры спали. Он вспомнил странный шорох снаружи, пока они сидели за столом, и заскрипел зубами. Его взор внезапно наткнулся на тряпочку, аккуратно расстеленную у головы Слона, приколоченного к полу. На ней лежали шприц и несколько ампул. Может, поэтому Слон ничего не чувствует? Еще он заметил рядом с диваном большую черную сумку. Когда они сидели за столом, ее не было.
— Гунн, развяжи меня, — попросил Слон, подергал руками и ойкнул.
Из пробитых конечностей по широким доскам струились ручейки крови. Один из них проложил дорожку до Гунна, коснулся его босой ступни.
— Я не могу, — с усилием выговорил Георгий.
Он чуть передвинул ноги, стараясь не смотреть на лужицы, медленно разрастающиеся под ранами приятеля.
— Почему? Мне стремно так лежать. Я устал. У меня начинают болеть руки и ноги. Полное дерьмо.
Гунн открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут заскрипела входная дверь.
— Кто там? Мышонок, это ты? — с надеждой спросил Слон.
Гунн услышал протяжный вздох, шаркающие шаги и непроизвольно втянул голову в плечи. Так страшно ему еще никогда не было.
— Мышонок? — пискнул Слон.
Георгий поднял глаза. Над распятым другом склонилась сгорбленная фигура, укутанная в какое-то ветхое тряпье. Лица не было видно, его закрывал большой капюшон. Из него торчали клочья пепельно-серых волос.
«Развяжи меня!» — хотел заорать Гунн, но издал лишь едва слышный писк.
Существо провело пальцем по вздымающейся мясистой груди Слона и издало что-то наподобие урчания.
— Эй? Кто ты? — наконец смог проговорить Гунн.
Нечисть обернулась, и он подумал, что тронулся умом. На него пялилось бескровное, морщинистое лицо, похожее на брюхо дохлой рыбы, сплошь покрытое синими прожилками и бородавками. Посредине торчал кривой нос, свисающий чуть ли не до подбородка. Рот беззубо втянут, а глаза запали насколько глубоко, что их и вовсе не было видно. Жидкие волосы свисали грязными сосульками.
— Гунн, кто это? — с беспокойством спросил Слон. — Развяжите меня!
Старуха зашаркала на кухню и вскоре вернулась с ведром и тем самым столовым ножом, которым Слон резал мясо.
У Георгия потемнело перед глазами.
— Эй! Послушай, — заговорил он. — Не надо ничего делать!
Он оцепенел от страха. Гунну показалось, что это горбатое страшилище уже погружает в брюхо Слона нож. Наружу выползает сизый мешок внутренностей.
Однако ничего такого не произошло. Старуха даже не посмотрела в сторону Гунна, покряхтела и уселась на стул. Все так же вздыхая, она стала вынимать из ведра луковицы и аккуратно очищать их от шелухи. Очистки эта ведьма складывала в мусорный пакет.
— Гунн, почему я ничего не вижу? — тоскливо спросил Слон.
— Потому что у тебя повязка, — отважился подать голос Георгий.
Он подвигал руками, стараясь делать это незаметно, но тут же понял бессмысленность своих попыток. О том, чтобы освободиться самостоятельно, не могло быть и речи. Как же этому гоблину в капюшоне удалось скрутить его, пускай даже во сне?
«Очень просто, — холодно ответил внутренний голос. — После такого количества спиртного тебя можно было на фарш провернуть, и ты бы этого не заметил».
Между тем Слон снова заворочался и заявил:
— Какая еще повязка? Зачем?
Гунн молча смотрел на старуху, которая, не обращая на них внимания, продолжала неторопливо чистить лук. В ее размеренных движениях ощущалась какая-то зловещая прелюдия. Все это было похоже на приготовление к операции, когда хирург раскладывает на салфетке свои скальпели.
