Гюрза увернулся от очередного кирпича и выстрелил. Резиновая пуля попала в верхнюю губу бомжа и вышибла ему передние зубы, самого его отбросив на подоконник. Внезапно ногу Гюрзы пронзила острая боль — оглянувшись, он увидел чумазого ребенка, его маленькие глазенки горели от злобы. Из левой ноги чуть ниже колена торчало шило, с рукоятки которого свисали обрывки зеленой изоленты.
Он навел на него пистолет, но рука дрогнула, потом опустилась. Мальчик плюнул, попав слюной на запыленный ботинок Гюрзы, и выскочил за дверь.
Оставался еще один. Затравленно озираясь, он кинул большой камень, но промахнулся. Мика и Алекс подошли к нему вплотную.
— Что, с-сука, — тихо заговорил Алекс. С ножа, который он поднес к шее бомжа, сорвалась красная капля и упала в пыль, превратившись в серый влажный комочек. — В бейсбол решили поиграть?
— Кончай его! — бешено вращая зрачками, прохрипел Мика.
Алекс воткнул нож в горло бомжа и повернул его.
— Хлюп, — сказал бомж. На грязном лице отразилось что-то вроде беспокойства, похоже, он так и не понял, что с ним сделали. Алекс выдернул лезвие, из развороченной раны струей забила кровь, часть которой попала на него самого. Внизу послышались взволнованные голоса.
— Мика, посмотри, кто там, — сипло сказал Гюрза. Он присел над бесчувственным Жулей, с содроганием глядя на его окровавленный затылок. Неужели он мертв?!
Мика шагнул из комнаты.
— Е…а мать, — выдохнул он, вернувшись. Лицо его побелело, уголок рта задергался, как поплавок при клеве крупной рыбы. — Их целая толпа, штук восемь… и все идут сюда. С палками и арматурой.
Голоса стали громче.
— Все сюда. Отходим к окну. Если будет совсем жарко, прыгаем вниз, — сказал Гюрза, сжимая пистолет обеими руками. Прямо как в боевиках, ха-ха. Дерьмо.
— А что с Жулей? — спросил Алекс, но ответить Гюрза не успел — в комнату стали заходить бомжи. Грязные, дурно пахнущие, но все молодые и довольно крепкие. Ни одной женщины. Ни одного старика, ни одного пьяного. Но не это поразило Гюрзу.
Глаза. Ихглаза. В них совершенно не было страха или испуга — только неприкрытая злоба и жажда мести. Гюрза отвергал всякие совпадения и не верил в них, но сейчас он был готов поклясться, что их ждали. Как паук долго и терпеливо ждет, когда в его сети попадет зазевавшаяся муха. Кушать подано, добро пожаловать. В руках бомжи сжимали кто что — палки, металлические прутья, у кого-то была лопата, кто-то держал топор, кто-то молоток…
— П…ди врачей! — брызгая слюной, рявкнул один из них, с уродливым шрамом, змеей пересекающим все лицо, и в комнате началась мясорубка.
Все пространство тут же заполнили отборный мат, грохот падающих тел, хрипы и вопли боли. Гюрза старался держать нападавших на расстоянии; он прижался в угол и сделал три выстрела, уложив при этом двоих. В Алекса швырнули ящиком, разодрав кожу на руке, и он выронил нож, который тут же подобрал. Мика не стал дожидаться, когда его окружат, и сам бросился навстречу, его правый кулак украшал любимый кастет с широкими шипами. Он орал, подстегивая себя, размахивал цепью, у кого-то сорвал клок мяса с шеи, кастетом дробил лица, пригибался, перекатывался по полу, уворачиваясь от сыпавшихся на него со всех сторон ударов, снова вскакивал…
Вслед за ним прыгнул Алекс, сжимая свой нож. Тут же из гущи извивающихся тел нетвердой походкой отделился один бомж. Он схватился скользкими от крови руками за вспоротый живот, из раны свисала петля кишок, как гротескная цепочка от часов. От вывалившихся внутренностей пошел смрадный пар. Еще одного Алекс ударил ножом в бок, разрубив почти пополам два ребра, затем вонзил лезвие в кадык.
Гюрза продолжал стрелять, и каждая резиновая пчела находила свою жертву. Он даже не успел вынуть шило из ноги, но боли пока не чувствовал. Раздался чей-то хрип. Закричал Мика — лопатой ему рассекло лоб. От второго удара он сумел увернуться, каждый поворот головы сопровождался веером кровавых брызг. Когда он поднял голову и пошел на бомжа, тот испуганно попятился назад, ударившись о дверной косяк. Мика был страшен. Перекошенное, залитое кровью лицо скорее напоминало обезумевшую морду вурдалака. В бедро попал осколок кирпича, но он даже не посмотрел, кто его кинул. Цепь взметнулась над головой. Набирая скорость, сделала круг… второй… Бомж присел на корточки, обхватив руками голову. Первый удар рассек пальцы до кости, и бомж взвыл, тряся изуродованной кистью. Второй удар попал в лицо, выбив глаз. Бомж повалился на спину, скуля, и Мика прыгнул на него, метя ботинками в голову…
Оставалось еще двое, они навалились на Алекса. Один пытался схватить юношу за шею, что-то дико рыча, второй пытался заломить Алексу руку. Гюрза метнулся к клубку тел и принялся ногами расшвыривать бомжей. Те отползли от тела Алекса и поднялись на ноги. Задыхающиеся, перепачканные своей и чужой кровью, они стали пятиться к выходу. Гюрза убрал пистолет — он свое дело сделал. Бомжи рванулись к двери, но там стоял Мика. Цепь в его руках была красной и блестящей, будто он окунул ее в масляную краску, местами прилипли волосы. Он вытирал рукавом лоб, но кровь не останавливалась. Края раны провисли и отслоились, напоминая плакат, приклеенный просроченным клеем.
Гюрза молча подошел к бомжам и по очереди опустил на их головы кирпич. Они почти не сопротивлялись, и Гюрза вновь почувствовал себя уверенно. Когда «они» затихли, он извлек из ноги шило. Его взгляд упал на испачканную сажей детскую ручонку, безвольно торчащую из нагроможденных тел. Маленький сукин сын, он все-таки вернулся со взрослыми, чтобы поучаствовать в резне. Гюрза повернулся к Алексу. Тот уже поднялся и теперь стоял, но как-то странно — скособочившись и опустив голову, словно старик на льду.
— Вот суки, — задыхающимся голосом произнес Мика, вытирая рукавом струившуюся из головы кровь. — Если бы вовремя не увернулся, полчерепа точно снесли бы.
Он поднял лопату, выроненную в драке каким-то бомжом. Критически ее осмотрел и затем принялся добивать стонущих бродяг, которые были еще живы. По очереди он подходил к каждому из них, методично и размеренно разрубал шею, практически отделяя голову от туловища. Гюрза отвернулся, слыша за спиной хруст позвонков — на это даже он не мог смотреть.
— Ай, блядь! — внезапно крикнул Мика, подскакивая на месте. Гюрза обернулся. Один из тяжело раненных бомжей, выкрикнув что-то нечленораздельное, перевернулся на бок и полоснул ногу Мики заточенным напильником. Из пореза потекла кровь, и тот, оскалившись, отшвырнул лопату в сторону. Пошарив глазами, с гортанным смехом выудил откуда-то топор. Хрясь! Хрясь! Стены комнаты сотряслись от ужасных воплей бездомного. Гюрза зажмурился, а когда открыл глаза, увидел Мику, сжимающего отрубленную руку. Пальцы руки судорожно разжались, и напильник, звякнув, упал на бетонный пол. Бомж с выпученными глазами катался по каше из грязи и крови, пытаясь дотянуться до места, где секунду назад была его конечность.
— Приколись, Гюрза, — сказал Мика, помахивая страшным обрубком. Пальцы снова разжались и сжались, хватая воздух. Разжались и сжались. Еще раз. И еще. Кожа на руке даже через въевшуюся грязь и пыль белела прямо на глазах.
