— Наташенька хорошеет год от года, Александр Иваныч. Неужто до сих пор в дознавателях ходит?
— Ладно, Семен, зубы не заговаривай. Где Дымба, Купченко?
— Работают в квартире. Хозяина на кухню отправили. Там не продохнешь. Окна закрыты, шторы задвинуты. На полу стоят розетки из-под варенья, а в них огарки свечей. Весь пол заставлен.
— Пойдем глянем.
Старая квартира с четырехметровыми потолками, темным коридором и смежными комнатами. Запах невыносимый — смесь гари, жженого парафина, пыли и еще чего-то непонятного.
Трифонов вошел в комнату, где возле стола возился Дымба.
— Приветствую, Василий Анатольевич.
Грузный мужчина с поседевшей копной волос обернулся:
— Алексан Ваныч! Приятный сюрприз. Догадывался, что вас увижу.
— Это почему же?
— Ну, если криминалисту исходит приказ от начальства ничего не трогать, то непонятно, зачем он здесь нужен. Видимо, надо ждать кого-то поважнее.
— Тебя приказ не касался. Ладно. Где покойник?
— В соседней комнате. — Куприянов указал на занавеску.
Купченко, медэксперт со стажем, проведший полжизни в моргах, чувствовал себя в душегубке как рыба в воде, а Трифонову и Дымбе пришлось прикрыть платком нос.
Мужчина лет тридцати пяти висел на крюке, где вешают обычно люстры, а не людей. Сама люстра стояла на полу, снятая со своего места. Тут же на паркете стояли розетки с огарками свечей.
Главное, на что Трифонов обратил внимание, — это веревка. Белая, тонкая, капроновая, точно такую же он видел на даче. Петля обычная, без сложных узлов, но к крюку привязана особым морским узлом, таким же, как на даче.
— Я осмотр закончил, Александр Иваныч, — сказал медэксперт. — Кстати, здравствуйте. Извините, такое впечатление, будто мы с вами не расставались.
— Здравствуй, Валентин. Как, думаешь, его повесили?
— Вы мои мысли читаете, Александр Иваныч. Дня три-четыре висит. Портиться начал. Думаю, вешали мертвое тело.
— Ноги до стола не достают сантиметров десять, Табурет на полу не валяется. Стало быть, покойника положили на стол, потом убийца туда сам залез, поднял труп и просунул в петлю.
Выслушав Трифонова, Куприянов добавил:
— Только без табуреточки дело не обошлось. Даже при моем росте, стоя на столе, я до крюка не дотянусь. А надо было люстру снять и узел завязать. Так что табуретка была, а потом ее отнесли на кухню. Там их четыре штуки. Следы от обуви вытерли. Вася уже проверил.
На пороге появился Дымба.
— Глянь на узел, Василий, — обратился к криминалисту Трифонов. — Что можешь сказать?
— Такие узлы яхтсмены вяжут. Паруса крепят. Вообще все выглядит как ритуал с жертвоприношением. Будто сатанисты здесь погуляли.
— Надо снять труп, обыскать его и отправить на вскрытие, распорядился Трифонов. — Я сейчас поговорю с хозяином и вернусь.
На кухне пожилой мужчина пил чай, будто в его квартире ничего не произошло.
— Вот, — растерянно протянул майор, шедший следом за Трифоновым, — профессор Горлов Виктор Спиридонович, хозяин квартиры. Познакомьтесь. Полковник юстиции старший следователь по особо-важным делам Александр Иванович Трифонов.
— Присаживайтесь, полковник. Чаю хотите?
— Нет, спасибо.
— А я проголодался, понимаете ли. Прямо с поезда. Приезжаю, а тут мне мумию подбросили.
— Вы египтолог?
— Угадали. Почти. Приходилось и в Египте бывать, на раскопках. Я археолог.
— Вы знаете профессора Грановского?
— Игоря Афанасьевича?
— Его самого.
— Конечно. Мы с ним входим в состав комитета по созданию энциклопедии стран Ближнего Востока, Средней и Юго-Восточной Азии. Умнейший человек. Вы с ним знакомы?
— Виделись сегодня. Вы давно уехали в командировку?
— Четыре дня назад. Прямо с конференции — на поезд. Не успел домой заехать переодеться. Билеты поменяли на другой рейс и вручили их прямо на заседании.
— Значит, вы уехали двенадцатого августа?
— Совершенно верно.
— А из дома в котором часу ушли?
— В одиннадцать утра.
— После конференции собирались заехать домой? И в котором часу это случилось бы, если бы не самолет?
— Конференция закончилась в три тридцать плюс сорок минут дороги. Я, видите ли, пользуюсь общественным транспортом, а по набережной иду пешком. Надо двигаться, понимаете ли. Работа сидячая.
— Скажите, Виктор Спиридоныч, а свечи на полу, где повешен покойник, вам ни о чем не говорят?
— Не могу сказать ничего о православии. Но евреи и палестинцы очень часто зажигают свечи по погибшим или умершим. Одна свеча — один покойник. Эти свечи, их количество, должны иметь какое-то отношение к ушедшему в мир иной. В частности, к повешенному.
— Труп сейчас увезут, помещение мы проветрим. Долго вас мариновать на кухне не будем.
— Рад это слышать, полковник. Честно говоря, я бы немного вздремнул. Устал, понимаете ли.
Трифонов и Куприянов вернулись в комнату.
—Сейчас труповозка приедет,-доложил Купченко. — Я поеду с ними в морг. На теле трупа под лопаткой есть след от укола. Вокруг образовался синяк.
— Хорошо, что заметил, Валентин. Это очень важно. Когда наступила смерть?
— Дня три назад.
— Двенадцатого.
— Скорее всего. Но я могу судить лишь по трупным пятнам. После вскрытия узнаем точно.
— Ясно. А что у тебя, Вася?
— В этой комнате шла борьба. Покойничек не хотел лезть в петлю. На полу валяется погнутый бронзовый подсвечник. Похоже, отпечатки на нем оставил он. Удар пришелся по столу. Соперник увернулся, к своему счастью. Представьте себе, я хватаю с камина подсвечник, размахиваюсь, вы отскакиваете в сторону, и я, ударяя по крышке стола, проламываю ее. При этом сам падаю на стол. Остались характерные царапины, оставленные пуговицами пиджака. Подсвечник падает на пол.
— Однако подсвечник не помог. Ему сделали укол, оттащили в соседнюю комнату и повесили. Силы были неравными. Но парень-то крепкий, с ним так просто не совладаешь. Установили личность?
— А он двуликий, Александр Иваныч.
Дымба подал Трифонову портмоне.
— Я в этом не сомневался.
Общегражданский паспорт принадлежал Зибирову Шамилю Умаровичу, проживающему на улице Гоголя, дом девять. Загранпаспорт выписан на имя Эпштейна Марка Григорьевича. Визы Иордании и Израиля. И опять из паспорта выскочил листок, вырезанный из газеты. Портрет мужчины. В портмоне были водительские права и документы на машину.
