Гром не просто вспарывал небо — он грохотал беспрерывно, сотрясая Вселенную. Слева пронеслась тень смерча, было видно, как падали столбы и рвались, рассыпая искры, высоковольтные провода. Брагин подлетел к переезду, расплёскивая миниатюрные озёра и только молясь, чтобы там не оказалось застрявшего поезда. Это было бы чревато двадцатикилометровым объездом… если бы ему вообще удалось выбраться назад на шоссе. Переезд оказался свободен, и «Хаммер» ринулся дальше. «Дворники» еле справлялись с потоками на стекле.
У самого съезда на свою улицу Брагин бросил машину прямо под начавшую крениться сосну и успел, и огромное дерево, способное насмерть сплющить машину и его вместе с ней, лишь хлестнуло ветками по корме.
Тормознув перед воротами, Брагин испытал момент нерешительности — куда бежать, к себе или всё-таки сразу к соседям, проверять, как там «временно недоступная». Потом выскочил из машины и одним махом взлетел на клёновский забор. Опальный академик надёжно отгородился от враждебного мира, но на таких, как Брагин, его периметр просто не был рассчитан.
Брагин успел заметить, что в доме Насти светилось окно, в гараже по-деловому тарахтел автоматически включившийся генератор, а из трубы вылетали и мгновенно истаивали на бешеном ветру сизые клочья. Маленький островок света и тепла держал оборону.
«Ну, слава тебе, товарищ боженька…» Успевший основательно вымокнуть Брагин хотел было спрыгнуть с забора… и в это время небеса рухнули наземь. Запредельная сила смахнула Брагина с его насеста и швырнула под передние колёса словно бы присевшего «Хаммера», и уже оттуда он увидел бело-лиловый, с бревно толщиной столб ослепительного огня, который, игнорируя столетние сосны, воткнулся непосредственно в соседскую крышу.
«Настя!..»
Брагин ахнул, выругался и пополз обратно к забору. Секунда-другая — и фары «Хаммера», освещавшие ему путь, внезапно погасли, а Брагина что-то заставило перевести взгляд туда, где в щель под воротами был виден цоколь его собственного дома.
Он увидел, как без всякой внятной причины начал разваливаться угол фундамента. Вот выпали сразу два кирпича… и оттуда, из отворившейся дыры, вдруг ударила ещё одна молния, только не фиолетовая, а мрачно-багровая. Луч сверкнул и пропал, но древнюю ель, попавшую под удар, срезало как ножом. Гулко ударившись о землю торцом, дерево на миг замерло, потом косо пошло вниз, разнесло, не очень заметив, половину брагинско-клёновского забора, вмяло в землю черёмуховые кусты и с влажным хрустом упокоилось на песке.
«Хаммер» ожил, зарокотал, засветил фарами… Стала видна дыра величиной с футбольный мяч, зиявшая в кирпичах и цементе. Края у неё были идеально ровными, как от горячего ножа в куске масла. Из глубины тянулся белый дым и пахло горелой бумагой.
— Холера, — сказал Брагин. Подхватился на ноги и снова рванул на соседский участок. Уже спрыгивая с забора, он сообразил, что перестал слышать треск и грохот вокруг.
Небо по-прежнему светилось всё целиком, озаряемое невероятными разрядами по ту сторону туч. Соседский дом ещё стоял, он даже не загорелся, но выглядел… каким-то покосившимся и осевшим, словно под ним разверзлось болото. Если бы Брагин присмотрелся, он бы увидел, что дом прямо на глазах оседал, уходил, врастал в землю. Но Брагину было не до того. Прямо к нему, пошатываясь и спотыкаясь, в закопчённом халатике и босая, шла Настя. Она несла на руках обмякшего Кузю и почему-то держала на отлёте ладони. Вот она зацепила плечом сосновый ствол и едва не упала. Её губы двигались, но Брагин не мог разобрать, что она говорила.
— Настя! — закричал он и на этот раз кое-как услышал собственный голос. — Настя, я здесь! Я здесь!..
— Коля… — Она всхлипнула и, кажется, в первый раз назвала его просто по имени. — Отец там, в подвале… И Ладка с ним… А мне дверь не открыть… Я их звала, звала…
Дом у неё за спиной тяжко застонал и осел сразу на полметра, весь целиком. Оттуда явственно тянуло вулканическим жаром, а на ладонях у Насти кровоточили ожоги. Брагин мгновенно и явственно понял, что спасать на соседской даче было уже некого. В это время клёновский дом начал таять, как восковой. С деревом, металлом и камнем творилось нечто, школьным курсом физики не описываемое, вещества переходили в агрегатное состояние, неведомое ортодоксальной науке.
— Я тут, я с тобой, — крепко обнимая девушку, только и мог выговорить Брагин. — Держись, Настя… держись…
Крыша дома растаяла и стекла, стены сделались пластилиновыми и оплыли. Какое-то время внутри просматривался угловатый силуэт печи, потом скомкало и его. И наконец жар начал спадать.
А «Хаммер» всё светил фарами, озаряя дырку в фундаменте. Внутри, в просторной нише, лежали обгоревшие пачки долларов. Тут же поблёскивали золотые монеты, играли каменья, высыпавшиеся из ветхих мешочков. В углу безошибочно угадывался ствол, завёрнутый в почерневшую тряпку. А в центре ниши виднелось невзрачное, дешёвое с виду кольцо.
Вопреки всем законам физики оно парило в воздухе в самом центре провала, и маленький камень светился злым красным огнём. Он был очень похож на кровавый глаз затаившегося упыря…
На орбите. Что делать?
Зал Принятия Ответственных Решений был стилизован под поверхность планеты Сагхарра. Унылые пески, громоздящиеся жёлтые скалы и сероводородное зловоние рвущихся из-под земли гейзеров. Суровая обстановка была призвана искоренять благодушие и компромиссы, настраивать присутствующих на максимальную непредвзятость, взвешенность и ответственность.
За столом — обломком плоского камня, застрявшим на невысоком холме, — сидели четверо. Гарьят, полусотник Чинаппа, Броан и Командир. Разговаривали они негромко, двигались скупо, ничем не выдавая эмоций. С такими лицами беседовать разве что о рисунке созвездий или ещё о чём-то, что не получится изменить, а значит, не стоит и переживать по этому поводу.
Ещё в Зале Решений присутствовал муркот, но в обсуждении текущих вопросов участия не принимал. Попав в имитацию Сагхарры, он тотчас задействовал мимикрию и скрылся из глаз. Броан сказал, что муркот отправился поискать змей. Так он всегда поступал, попадая в новые условия, хоть естественные, хоть искусственные. Могуча генная память, и кто не желает считаться с ней, долго не проживёт.
— Итак, полусотник. — Командир повернулся к Чинаппе и дёрнул лысой головой, словно кого-то боднул. — Можете что-нибудь добавить по существу?
Хотя добавлять было уже нечего. И так набралось под самый край.
— Да, это я подсказала землянину с помощью его дочери начатки алгебры Хартимека, — ровным голосом ответила бронзовокожая женщина. — Да, я хотела, чтобы он довёл до ума свой преобразователь и дал отпор ставленникам рептов. Да, я полностью признаю свою вину и готова ответить за нарушение устава. Признаю, но не раскаиваюсь! — Голос дочери Шести Звёзд внезапно окреп и зазвенел. — Я жалею только о постигшей меня неудаче. Я считаю и буду считать, что вселенскую скверну нужно выжигать лучемётами. У тварей, которые корысти ради обрекают детей на муки и смерть, не должно быть права на жизнь!
