Хозяйка сидела, уставившись в пол и снова закрыв испитое лицо волосами.
— А так — гуляй душа! Ну, пока следствие идет, под подпиской посидишь... Ты ж, Алехина, местная? Местная, спрашиваю?! — Жесткие пальцы милиционера ухватили Аню за подбородок, приподняли голову девчонки.
— Местная... — сквозь зубы выдавила она, ненавидяще глядя в глаза Лукиченко.
С каким удовольствием она сейчас запустила бы ногти в эти наглые, близко посаженные светлые зенки, так портящие в общем-то по-мужски симпатичное лицо мента...
Лейтенант, видимо, почувствовал негативный всплеск энергии, исходящей от этого звереныша, потому что убрал руку и опасливо отодвинулся подальше, к окну, прикинувшись, что просто захотел подышать воздухом из приоткрытой форточки.
— Ну и ладушки. Значит, и ездить тебе особенно некуда, Алехина. Ну а если надо будет куда... В Челябинск там или еще куда-нибудь: ты только мне скажи — я пособлю.
— Что-то вы, гражданин начальник, добренький чересчур, — снова опустив голову, пробубнила под нос Аня.
Запал мгновенной ненависти весь вышел, оставив только какую-то пустоту в груди, ставшую привычной после смерти Леши. Будто выпало оттуда что-то необходимое и нечем заполнить зияющую дыру. Лешик... Девчонка снова почувствовала, как к горлу подступают слезы, удивившие донельзя — казалось, еще вчера выплакала все и теперь внутри все сухо, будто в пустыне...
— Да не надо так официально, Алехина... Тебя ведь Аня зовут? Вот! -деланно обрадовался Лукиченко, увидев, как девица мотнула головой, что можно было равно принять как за согласие, так и за отрицание. — А меня — Виталий Сергеевич. Ты можешь просто Виталием звать, — расщедрился он. — Вот и познакомились!
Аня больше не могла сдерживать слезы. Она упала лицом на сгиб локтя и затряслась в рыданиях.
«Нет, так дело не пойдет! — решил про себя лейтенант, поднимаясь со стула и наливая из-под крана стакан воды. — В таком состоянии мне эту бл... не разговорить! Что ж, переходим к плану под номером два».
— Ну не плачь, не плачь! — Лукиченко, попытавшись насколько смог добавить в голос тепла, неловко погладил девицу по голове, протягивая под вздрагивающие спутанные волосы стакан. — Ты водички вот выпей лучше. Успокойся.
Зубы Анюты, чуть помедлив, выбили громкую барабанную дробь по краю стакана.
«Как бы не отгрызла кусок, с нее станется! — опасливо подумал Лукиченко, потихоньку отбирая сосуд, в который девица намертво вцепилась обеими руками. — Попадет в больницу, отвечать за поганку мне придется!»
— Ну, успокоилась немножко? Вот и порядок!.. «Сейчас спросить? Нет, еще не дошла до кондиции...»
— У тебя закуска-то какая-нибудь есть, Аня? Девица подняла голову:
— А что?
Лейтенант молча нагнулся, достал из спортивной сумки, стоящей у ножки стола, бутылку «Московской», принесенную с собой, и со стуком поставил ее на стол.
«Ишь, как глазки-то загорелись! — удовлетворенно подумал он, наблюдая за преобразившейся Алехиной. — Бл... она и есть бл...! Наверняка по материным стопам пойдет. Наследственность...»
* * *
Конечно, ничего особенного у Анюты, мигом окосевшей от водки, упавшей на старые дрожжи, выведать не удалось. Из ее слезливых, перемежаемых бурными рыданиями по безвременно усопшему Лешику монологов удалось лишь вытянуть кое-какие черты портрета загадочного Князя, который с некоторых пор иногда появлялся то один, то со здоровенным гориллоподобным субъектом, откликающимся на кличку Колун (еще один, кстати, фигурант!), тот факт, что золото поступало именно от них в качестве оплаты за наркотики, которые они потом увозили неведомо куда, да еще наверняка неверный пересказ их с покойным Клещом разговоров, обрывочно слышанных, когда прислуживала за столом. Интересный получался типаж. Не встречалось такого в их краях, та еще, видно, птичка, залетная... Да и Колун этот...
Выяснилось и еще кое-что интригующее...
Анюта заявила совершенно точно, что в последний раз Князь принес ровно пятьдесят штук золотых «червонцев», то есть десятирублевок. Они еще вместе с Лешиком их несколько раз пересчитывали, прежде чем спрятать в тайник, причем два золотых, именно два — свою обычную долю — Грушко припрятал получше. Помявшись, Алехина, видимо решившая окончательно и бесповоротно встать на путь исправления, ненадолго исчезла из кухни и, вернувшись, выложила перед Лукиченко два блестящих желтых кругляка. Возможно, в так и не найденном тайнике оставалось и еще кое-что, но лейтенант решил пока не форсировать события.
— Молодец, Алехина, хвалю! Помощь следствию — дело благородное, — заявил Виталий, заворачивая монеты в кусочек фольги от плитки шоколада «Сказки Пушкина», предложенной в качестве закуски, и пряча в нагрудный карман, под пуговицу. — Я, Анюта, верю в то, что мы с тобой поладим!
На самом деле мысли его текли совсем в другом направлении.
Если первоначально было полсотни золотых, два «отслюнил» себе Клещ, а в описи изъятого при обыске значилось сорок семь, значит, где-то существует еще один неучтенный червонец... Стоп! Он же тогда, обрадованный находкой, высыпал пригоршню желтяков перед капитаном Александровым... Не притырил ли одну монетку этот сухарь и чистоплюй? На зубок, так сказать, а?..
— Слушай, Але... Аня! Ты после обыска тогда ничего в кухне не находила?
— Не-э...
Пьяненькие глазенки честные-честные, пустые-пустые...
— Ладно, верю.
Чего ей скрывать, когда она сама два золотых притащила, без какого-либо нажима? Похоже, правду говорит девчонка. А интересно, куда все-таки Клещ их тогда заховал так, что специалисты найти не смогли?
— Хорошо, Аня, я пойду... Ты тут допивай, доедай... Если что-то вспомнишь про Князя или он вдруг сам решит забежать на огонек, сразу мне отзвонись. Запомнила?
Девчонка согласно закивала. Ишь как глазки-то замаслились... А ведь граммов сто пятьдесят и приняла-то всего, да под закуску, хоть и не разносолы. Неужели она уже настоящая алкоголичка?
— Про наш разговор — ни гу-гу! Кто бы ни спросил.
— А из милиции если?..
— Особенно если из милиции. Ни-ко-му! Поняла?
Анюта вышла из кухни следом за лейтенантом, провожая его до двери, но, минуя комнату с неубранной постелью, вдруг засмущалась, кинувшись наводить порядок. Лукиченко против своей воли остановился в дверях прихожей, залюбовавшись ладной фигуркой.
«А что, может быть, и верна прибаутка насчет некрасивых женщин и количества выпитой водки...»
Лейтенант, неторопливо подойдя к девушке сзади, ласково провел ладонью по узкой спине, обтянутой тонким ситцем халатика...
* * *
— С добрым утром! — радушное приветствие, даже сделанное самым любезным тоном, отнюдь, не обрадовало лейтенанта, едва разлепившего глаза. — Как вам спалось?
