– Некий огородный плод под названием по-ми-дор, – напряженно выговорил мегатаракан после некоторой заминки, в течение которой сверток с внезапно ожившим умалишенным раскачивался в полуметре над своей «домовиной».
«Действует!»
– А и Бэ сидели на трубе. А упало, Бэ пропало, что осталось на трубе?
– Буква «И». Несложно. Я умный. Еще.
– Во всякой ли кошке есть косточка-невидимка? – вдруг подал слабый голос Кот, решивший внести свой вклад в общее дело.
«Что за бред? – изумился Георгий. – Неужели и Кот помешался от испуга?»
Сторож снова замер почти на минуту и ответил с запинкой, как и в случае с помидором:
– Нет. Только в черной кошке.
Про свой ум он не упомянул.
«Что же еще спросить? – мучился Жора, пока Кот, постепенно входя во вкус, засыпал всезнайку ворохами загадок, на взгляд современного человека абсурдных. – Такое, чтобы застрял надолго… А там что-нибудь придумаем!»
– В одном городе, – перебил Кота голос, заставивший сердце нашего героя екнуть, – жил цирюльник, который брил только тех, кто не брился сам. Кто брил цирюльника?..
34
Извини, дорогой. Тебя все-таки расстреляют. Но позолоченными пулями.
Л. Берия
«Вот я и на вершине! – радовался Афанасий Харюков. – Почти на вершине… Еще годик тут потолкаюсь, понастрою чудес всяких, а там, смотришь, – в столицы переберусь…»
Действительно, разве свет клином сошелся на этом захолустном Египте? Неужели в других, более цивилизованных местах не нужны чудеса архитектуры, ставшие вдруг возможными с новым строительным материалом? Дворцы до неба, рукотворные моря, ровные, гладкие, как стол, дороги, на которых карету не качнет, не тряхнет, мчись лошади хоть самым быстрым аллюром… Да много что еще можно наворочать, только знай поспевай да храни секрет.
А уж он-то будет беречь тайну рукотворного камня как зеницу ока, и никому не выманить ее, никакими угрозами, никаким шантажом…
Бывший харон прошелся по своим апартаментам и задумчиво попинал ногой каменный параллелепипед, незыблемо зиждившийся прямо посредине.
Секрет-то он, конечно, узнал, но зачем было делать такую огромную глыбу, которая не проходит ни в дверь, ни в окно? Куда теперь девать монолитный блок весом в добрый десяток быков? И не распилить его, не расколоть… Памятник человеческой жадности. Предлагал же Сергий сделать маленький кубик, чтобы и застыл быстрее, и материалов пошло меньше, так нет – подавай нам побольше!
Мысли свежеиспеченного «великого строителя» приняли иное направление.
«А может, зря я так круто с ним обошелся? Парень неглупый, вдруг да придумал бы чего-нибудь еще?.. Но шустрый чересчур… Шустрый да здоровый… Глупость как раз то, что не убил его. Да ладно! Охрана хорошая, мышь не проскочит. Обойдется…»
Афанасий вернулся к столу и щедро, разливая дорогое вино по столешнице, плеснул в кубок.
«Может, девок позвать?.. А-а! И так ночью надоели… Что же такое сделать…»
В дверь робко поскреблись.
– Кто там? – недовольно крикнул Харюков.
– Это я. – В комнату просунулась умильная мордочка Сатона, сменившего хозяина так же легко, как тот скатился с «Олимпа». – Разрешите доложить, хозяин…
– Докладывай. – Карьерист плюхнулся в кресло и пригубил вино, почмокав с видом знатока губами.
– Пирамида почти закончена, хозяин. Осталось залить лишь шесть рядов, но они уже такие маленькие, что работники управятся за несколько дней. Места для работы теперь хватает только одной бригаде. Какие будут еще распоряжения насчет остальных?
– Какие? Да никаких. Пусть отдыхают. Только дневной рацион им прикажи урезать на треть. Нечего бездельникам обжорствовать!
– Может быть, отпустить тех, кого пригнали с окрестных деревень? Крестьянам пора собирать урожай, они ропщут…
– Нечего! Потерпит их урожай! Через пару недель начинаем новую стройку.
– Как будет угодно, господин…
– Все у тебя? Убирайся! Да вели подать другого вина, получше этой кислятины!
Харон швырнул тяжеленный кубок в кувшин, разлетевшийся вдребезги.
– И пусть приберут здесь… Чего стоишь? Еще чего-нибудь?
– Не знаю, как и сказать, господин…
– Ну?!!
– Верные люди донесли, что из Царьграда едут важные люди, чтобы проверить, как выполнена работа над новой гробницей. Говорят, что царь-батюшка совсем плох… Это… Комиссия называется.
– Это точно? – Афанасий внезапно почувствовав, как противно заныло под ложечкой. – Ты ничего не напутал?
– Как на духу!
– К черту отдых! – вскочил на ноги харон. – Число работяг на вершине пирамиды удвоить!
– Но…
– Да мне плевать, как они там уместятся! Пусть хоть на одной ноге стоят, но чтобы гробницу завершили за три дня! Нет, за два. Понял?
– Но раствор не схватится…
– Костры жгите! Работать днем и ночью! А всех остальных – на постройку ворот!
– Каких ворот? Ограду ведь еще не начинали делать…
– Ворота в первую очередь! Все! Бегом! Галопом! Рысью! Инженеришку этого ко мне! Как его?.. Оран-Тога!..
* * *
Князь Барабашин, глава комиссии по приемке царской гробницы, остановил коня перед громадными, в несколько человеческих ростов, воротами.
«Поистине, неисповедимы пути Твои, Господи! – перекрестился он про себя, благоговейно взирая на арку, плавно закругляющуюся высоко над головами многочисленной свиты. – Похоже, что не врут насчет этого нового строителя…»
Огромная пирамида, сверкающая белыми гранями и сейчас, в полдень, больше всего напоминающая исполинскую сахарную голову, немного не вписывалась в створ ворот, но все равно зрелище было величественным.
«Если построили что-нибудь непотребное, – словно въяве услышал он хриплый голос повелителя, – казни преступников самой страшной казнью, которую только придумали на белом свете…»
«А если…» – это уже его, князя, робкий голос.
«А если это действительно чудо – награди по-царски!..»
Теперь Василий Иванович вертел перед глазами пергамент с царской печатью так и эдак, пытаясь найти хоть малейшее сходство между строением, изображенным там и стоящим перед глазами.
– Кто это делал?
– Я, батюшка, я! – выскочил вперед тщедушный человечек в глиняной маске и пестрых одеждах. – Я, нижайший раб твой, Афонька Харюков, дьяк хоронного приказу!
– Что-то не похож ты на дьяка, – брезгливо поджал и без того узкие губы князь. – Расфуфырился, будто павлин… Почему не по форме одет? Батогов захотел?
