Чем аскетичней становились трапезы, тем сильнее хотелось жить, тем больше росла сумасшедшая надежда на милость заточивших их сюда палачей, снилось все ночи напролет, как откатываются камни, завалившие вход, и счастливых пленников выводят под благословенное небо. Пусть в рудники, пусть на галеры, но только не оставаться здесь…
В последнее время оба то и дело замечали оценивающие взгляды, которые каждый бросал исподтишка на другого, когда думал, что товарищ по несчастью его не видит. Временное решение вопроса витало в воздухе, отравленном миазмами испражнений и протухших яств: выжить сможет лишь один. Там, где двоим еды и питья хватит на месяц, одному будет достаточно на два. Да и покойник, как ни крути, мясо – чего кочевряжиться, ведь и так живешь если и не в самом Аду, то на ближних к нему подступах.
Поэтому спать рядом оба опасались – кто знает, проснешься ли вообще, – и на время сна (смена дня и ночи здесь, глубоко под землей, конечно же, отсутствовала) каждый забирался в облюбованный укромный закуток и тщательно баррикадировался изнутри. Рано или поздно проблему «двух медведей в одной берлоге» пришлось бы решать, но оба пленника своими руками никогда не убивали и оттягивали «активную фазу» настолько, насколько возможно. Оружия под рукой было полно, средств защиты – тоже, но время подземного единоборства не на жизнь, а на смерть еще не пришло. Другое дело – подушка на лицо спящего, кинжал или удар в висок тяжеленным винным кубком…
Сегодня удача Такетху все же улыбнулась: под грудой заплесневелого зерна, струящегося из перепревших мешков (придет и его время, но до того, чтобы грызть сладковато-горькие пушистые от грибка катышки, еще не дошло), он обнаружил пузатенькую тяжелую амфору. Мелькнула мысль припрятать для себя, когда… но, чем черт не шутит: вдруг «согробничник» переоценит свои силы и вопрос решится уже сегодня? Главное – самому не переусердствовать.
Едва переставляя отекшие ноги по загаженному полу, никогда не предназначавшемуся для передвижения живых, бывший главный надзиратель за строительством волок кувшин над самым полом, боясь выронить его ненароком из трясущихся рук.
– Несу… Несу… – бормотал себе под нос глубокий старик, который еще недавно был хотя и пожилым, но вполне крепким, здоровым мужчиной. – Подожди… Несу…
Сквозь шарканье собственных ног ему слышались голоса, вроде бы несущиеся из главного зала, но он твердо знал, что это – галлюцинации, признаки подступающего сумасшествия, как те черти, которые являлись к нему с Афанасием в старые добрые времена.
– Несу… Несу… – Он миновал последнюю арку и подслеповато вгляделся в смрадную полутьму, едва-едва раздвигаемую светлячком масляной лампы. Пожалуй, единственного источника света, который они могли себе позволить: открытый огонь пожирал слишком много воздуха, и без того спертого, в практически наглухо закупоренной могиле, да и копоть добавляла не много приятного к мало приспособленной для человеческого дыхания атмосфере.
«Какие причудливые тени отбрасывает крохотный язычок пламени на стены!..»
Такетх вдруг почувствовал противную слабость в ногах, а кувшин выскользнул из рук и, так и не разбившись, откатился в темноту…
* * *
Найденный узник оказался не просто жив, а очень жив.
Чуть ли не пять минут потребовалось Арталетову, чтобы спеленать сумасшедшего старика, невеликие силы которого утраивало, если не удесятеряло, помрачение сознания. Конечно, если бы с таким дистрофиком драться по-настоящему – Жора справился бы легко. Гораздо труднее оказалось скрутить вырывающееся, кусающееся и царапающееся создание, попеременно хохочущее и рыдающее без слез, да скрутить так, чтобы не повредить ненароком конечности, состоящие, казалось, из одних костей, обтянутых сухой пятнистой кожей, – тут нужно было умение опытного санитара, поднаторевшего на усмирении столь беспокойных субъектов в уважаемом заведении. А его у нашего героя как раз и не было.
Очухавшийся Кот мгновенно уяснил, что имеет дело не с ожившим покойником, а обычным чокнутым дедком, и принялся мародерствовать с удвоенной силой, изредка давая сражающемуся с психом Георгию необыкновенно ценные и подходящие к случаю советы. Вроде того, например, что в его родных местах умалишенных обливали для снятия припадка ледяной колодезной водой или протаскивали сквозь арку, образованную двумя сросшимися вершинами деревьями.
– Еще говорят, – Кот, пыхтя от натуги, перевернул здоровенное чеканное блюдо, но, выяснив, что это всего лишь позолоченная бронза, разочарованно бросил его с колокольным звоном, – что нужно усадить такому больному на голову живую трехлетнюю жабу на сносях и дождаться, когда та разрешится от бремени. Народятся не простые лягушата, а маленькие василиски, которых нужно немедленно бросить в расплавленное олово, а из того олова отлить кружку. Вся болезнь перейдет из больной головы в металл, и страждущий исцелится. Но чтобы помрачение ума не вернулось, ему нужно давать пить из этой кружки тридцать дней кряду, а потом зарыть ее под крыльцом церкви или часовни… Или это от мигрени, а не от сумасшествия?
«Где бы еще живородящую жабу найти, – думал Жора, затягивая на бьющемся в трансе старике последний узел. – А то они, как назло, все до одной икру мечут…»
Напомним, что еще в бытность свою торговцем книгами с лотка наш герой от корки до корки изучил жемчужину своего прилавка – толстенный том неведомого В. В. Переверзева «Реликтовые представители ихтиофауны Обского бассейна» и теперь считал себя подлинным знатоком такой насущной темы, как жизнедеятельность обитателей пресноводных водоемов.
– А чтобы василиски своим взглядом не обратили ненароком лекаря в камень, – продолжал другой знаток – но уже средневековой психиатрии и неврологии, – необходимо при этом надевать очки с синими стеклами.
– Лучше с зеркальными, – утер со лба пот утомленный «санитар», завязав последний узел.
– Точно, – обрадовался Кот. – Через прозрачное стекло глядя, небось все равно окаменеешь, а зеркало – сила. Ага! Вот еще один…
– Слушайте, месье Кот, – Арталетов окинул критическим взглядом мешок с награбленным добром, который ворюга уже едва сдвигал с места, – а вы не перестарались? Я ведь вам носильщиком не нанимался. К тому же мне эту вот обузу тащить нужно, – он указал на тяжело ворочающегося узника, спеленатого как мумия. – Ну к чему вам второй ночной горшок? Вы и этим-то воспользоваться не сумеете – анатомия не позволит. Поискали бы лучше тазик – сподручнее будет.
– Во-первых, месье д’Арталетт, – ответил Кот, прикидывая свою ношу на глаз и выбрасывая какую-то мелочь, почти ничего не весящую, – это не ночной горшок, как вы изволили выразиться, а заздравная чаша. Между прочим, поверьте специалисту – из чистого серебра, усыпанного ляпис-лазурью. Нечто подобное показывал мне в этом… как его… в интернете месье алхимик. Так вот: на сайте одного из аукционов… «Кристи», кажется…
«Убью Горенштейна, – устало подумал Жора. Что-что, а посвящать махрового жулика в стоимость старинных побрякушек в будущем, тем более посредством революционных технологий, не стоило. Это уже граничило с преступлением. – Наш стяжатель хвостатый тут все вплоть до бронзовых гвоздей стырит!»
