Тут неведомому строителю приспичило сделать порожек, но только не на полу, а на потолке, и Жора со всего маху врезался лбом в низко нависающий свод. Мысли от радикальной встряски тут же сменили направление.
«А если этот твой „гений ориентации“ решит тебя тут бросить? – отрезвляющей струйкой скользнула по сознанию неприятная мыслишка. – Стоит ему шмыгнуть в какой-нибудь проход чуть пошире канализационной трубы, которых тут уйма, и все – пиши пропало! Самостоятельно ты вовек отсюда не выберешься. Даже пресловутая нитка древнегреческой героини
[55]
не поможет: не клубочек, а целую бухту с собой тащить нужно!.. Разве что тот бабкин клубочек, самоходный… Кстати…»
– Месье Кот, а куда вы девали тот самый клубочек, который угодил вам в руки… в лапы при нашей первой встрече?
– На опушке леса? – проявил недюжинную память и полное отсутствие старческого склероза Кот, давно переваливший средний для своих соплеменников возраст. – Увы, увы… Каюсь, загнал при первом удобном случае скупщику магических причиндалов. Эти безделушки так высоко ценятся, а я тогда сидел на мели…
Жора готов был поклясться, что хвостатый врет, но доказать, естественно, ничего было невозможно. Да и не ему принадлежал чудесный клубочек – чего зря жалеть? Кто смел – тот и съел…
– А к чему вы о нем вспомнили? – обернулся Кот, демонстрируя идеально честные глаза. – Подобные устройства требуют истинного мастерства в управлении. Нам с вами, увы, это не по зубам. Но когда мы вернемся, я с радостью верну вам вашу долю его рыночной стоимости. С учетом комиссионных, конечно…
В глазах мошенника явственно читалось: «Черта с два ты у меня что-нибудь получишь, лох ушастый!..»
По дороге Арталетов еще не раз откатывал в сторону камни, которые были явно не по плечу такому мелкому и слабосильному созданию, как Кот, и мало-помалу до него начал доходить истинный смысл небывалого альтруизма этого криминального типа. Особенно если вспомнить о варварской роскоши, с которой египтяне обставляли похороны своих покойников…
«Обчистить решил могилку, ворюга прожженный! А я у него – вместо рабочей лошадки. Двери открывать одного ключа мало… Да и не унести ему с собой много. Недаром на Руси про таких говорят: „Жадность вперед него родилась…“ Ну, ну…»
Однако двери закрывались сами собой, стоило вынуть из «замочной скважины» нефритового скарабея, игравшего роль ключа, поэтому оставалась надежда, что хоть до основного хода удастся добраться с провожатым. А там будем посмотреть…
– Стоп!
Ход уперся в очередной камень, казавшийся основательнее, да и как-то новее остальных. Даже в надписях на нем проскакивали отдельные славянские буквы, что говорило о переимчивости египтян. Правда, если читать их отдельно от иероглифов, особенно по диагонали, задом наперед или в шахматном порядке, получались самостоятельные выражения, переплевывавшие по смыслу все ранее прочитанное…
Кот торжественно вложил свой ключ в скважину, и дверь послушно откатилась в сторону даже без посторонней помощи и привычного скрипа.
– Вот теперь мы у цели, прошу!
И вежливо посторонился, пропуская спутника в обширный зал, слабо освещенный лившимся откуда-то фосфорическим светом.
Но стоило тому лишь сделать шаг за порог – в лицо пахнуло таким смрадом, что на глаза сами собой навернулись слезы.
«Все, – упало сердце у Жоры. – Мы опоздали. Там, где обитает живой человек, так пахнуть не может…»
Дальше он уже шел словно сомнамбула, едва различая окружающее из-за застилающей глаза пелены слез. И восторги Кота, подталкивающего его вперед с неутомимостью муравья, волочащего в свое жилище огромную вялую гусеницу, совсем не радовали. Какое ему, спрашивается, дело до золотых побрякушек, серебряных сосудов и рассыпанных прямо по полу необработанных самоцветов, если он не успел спасти лучшего друга? Второй раз не успел… Или третий?.. Слишком часто он не успевает…
Источник света скрывался в третьей или четвертой комнате от того места, где они появились. Вообще запоздалые спасатели вошли в гробницу даже не с «черного хода». Ситуация была примерно такой, как если бы в вашем, пардон, туалете открылся проход в соседнюю квартиру, прорубленный спятившим строителем прямо за унитазом. Никто обладающий хоть толикой здравого смысла не поверил бы, что за массивной тумбой, расположенной рядом с десятками таких же, но изначально неподвижных, находится целая сеть подземных ходов. Вот и археологи, похоже, попались на эту древнюю удочку, иначе о лабиринте, который связывает воедино все гробницы и, возможно, много что еще, трубил бы уже весь мир.
«Представляешь, что будет, если ты выступишь с такой сногсшибательной гипотезой по возвращении? – тут же ожил вечный искуситель за левым плечом. – Спорим, что Нобелевская премия тебе обеспечена?..»
Арталетов досадливо отогнал неуместные мысли, откинул портьеру из полупрозрачной зеленой ткани, которая и была причиной такого потустороннего оттенка света обычных светильников, и вошел в погребальную камеру.
Здесь и упокоился бренный прах Сереги Дорофеева, бизнесмена, единоличного владельца машины времени, путешественника-экстремала и просто хорошего парня… Лучшего друга…
А вот и он сам, сидит, сгорбившись, за крышкой саркофага, заменяющей стол, там, где застала его безвременная кончина. Какая страшная смерть…
Наплевав на Кота, с показными причитаниями и фальшивыми соболезнованиями мечущегося по гробнице, набивая подвернувшийся под лапу мешок всяким драгоценным барахлом, выбрасывая менее ценные вещи и тут же, не в силах побороть жадность, хватая снова, Жора подошел к мертвому другу.
Стоило столько пережить, столько пройти, многократно пронзить время, чтобы встреча была такой печальной…
«Как он изменился… – с неожиданной болью в сердце подумал Арталетов. Георгий с жалостью разглядывал отощавшее, усохшее тело друга, грязные слипшиеся волосы, топорщащиеся сзади неопрятной косицей и заметно поредевшие на макушке, торчащие уши, тощую шею в широком воротнике жалкого рубища. – Да-а… Костлявая с косой не красит человека… Оно и понятно: голод, жажда…»
Вид разбросанных повсюду амфор из-под вина еще больше расстроил спасателя-неудачника. Видимо, Серый встретил смерть мужественно, постаравшись напоследок хотя бы не мучиться.
«Я бы так не смог… Покончить с собой, упившийсь до смерти, – вполне в дорофеевском духе. Он всегда и во всем шел до конца… Нужно хотя бы уложить его. Негоже покойнику-христианину вот так, сидя, словно дикарю какому-то…»
Не чувствуя ни брезгливости, ни страха, наш герой опустил ладонь на иссохшее плечо покойника и покачал его, проверяя, насколько далеко зашло трупное окоченение. Серега качался легко, как надувная кукла, а рука не ощущала холода мертвой плоти.
