– Опять же, – продолжал мохнатый доброхот, – Не к лицу мне так уж открыто на твою сторону, человек, становиться. Мы ведь с этим упырем проклятущим, как ни крути, а оба из одного окопа будем. И он, и я – нечистая сила! – Говоря последние слова, домовой даже несколько приосанился. – Вдруг кто услыхал бы? А так, мол, птица ночная кричала, и взятки гладки.
– Ну, спасибо тебе, домовенок… – Георгий вспомнил старый мультфильм и добавил: – А тебя, случаем, не Нафаней зовут?
– Не, не Нафаней, – встрепенулся домовой. – Нафаней, Нафанаилом то есть, моего дедушку кликали, а меня – Аганей.
– А это от чего уменьшительное? – покрутил в мозгу некруглое имечко путник. – Что-то не соображу.
– Эх, деревня! – покровительственно взглянул на Георгия сверху вниз Аганя. – От Агафангела, конечно, от чего же еще?
– Угу-м.
На «деревню» Арталетов ничуть не обиделся: все-таки маленький грубиян очень помог ему своим тарзановским воплем в трудную минуту, как ни крути.
– А что с Мишленом-то произошло? – спросил он, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
– А чего с ним могло произойти? Угробил его проклятый упырь, и сынишек его угробил. Жена, правда, сама преставилась, так что ей повезло…
– Как же повезло, если преставилась? – не понял Георгий.
– А то, что душа ее, может быть и в раю сейчас, а у старика с пацанами – пропала с концами. Коли на зуб вампиру попадешь – вовек не спасешься. Хотя она-то, может быть, и спаслась бы.
– Почему?
– А ты не понял? – издевательски прищурился Аганя (в чуть теплящихся предутренних сумерках черты его лица уже можно было смутно различить, приглядевшись). – Не заинтересовала бы она кровососа.
– Почему?
– Ну, ты и тупо-о-ой! – протянул Аганя совсем по-задорновски. – Тот ведь упырь не простой, а Голубой Вампир. А голубые вампиры…
– Все, все! – оборвал его Арталетов, перед глазами которого будто вживую встал жеманный облик нового хозяина корчмы, пока тот еще не превратился в чудовище: ему вдруг снова захотелось прочистить желудок. – Не нужно пояснений! Как такую мразь только земля носит…
– А ты вернись назад и, это самое… – Домовой неопределенно покрутил лапкой. – Избавь от него землю и все такое.
Нет, возвращаться в корчму, пусть из самых альтруистических побуждений, Георгию не хотелось. У него, в конце концов, своя задача…
– Знаешь, Аганя… Некогда мне. Может быть, на обратном пути…
– Вот-вот. Все вы такие. – Надежда снова потухла в глазках домовенка, и он разочарованно засопел. – А ведь спасибо-то в карман не положишь, на хлеб не намажешь… И шубы из него не сошьешь, и не булькает оно, и…
– Хочешь, пойдем со мной! – пригласил путешественник домового с собой, чтобы хоть как-то загладить неловкость: ежу ведь было понятно, как хочется доброму духу корчмы вернуться под обжитой кров, пусть даже без старого хозяина. – Я ведь в Париж направляюсь, а там домов – как деревьев в этом лесу…
– А то я не знаю, – саркастически перебил его Аганя. – Где я, по-твоему, раньше жил-то, пока сюда не перебрался? Там и жил. А как в пору вошел, от бати отделился, так и перебрался сюда… Домов там и правда много, только пойди найди такой, чтобы собственного домового не имел. А в чужой лезть – корысти никакой. Два домовых под одной крышей не уживутся. Вот если бы дом новый, с иголочки, тогда… А то…
Арталетов почесал в затылке.
Уйти вот так, не отблагодарив существо, спасшее ему жизнь, он не мог. Но и выполнить его единственное желание – тоже. Не строить же, в самом деле, ему вакантное жилище собственными руками? Да и из чего в дремучем лесу построишь, когда ни пилы, ни топора под рукой нет? Не из веток же?
И тут его озарило.
– Слушай, Аганя, а шалаш – жилище?..
* * *
Да, если когда-то у Георгия и были попытки построить нечто подобное, то относились они к такому нежному детству, что память о них размылась среди других воспоминаний, истаяв до полной неузнаваемости. Но, видимо, все же имели место, так как Аганя, сперва только недоверчиво хмыкавший и презрительно посвистывавший, к концу работы живо заинтересовался и даже дал парочку дельных советов.
– Ты помог бы лучше, – пропыхтел, обливаясь потом, Арталетов. – А то советовать-то каждый горазд. Не для себя, между прочим, стараюсь.
Перед самым рассветом тучки рассеялись и холодное поначалу солнышко к обеду так разошлось, что мокрый до нитки путешественник не только высох, но и умудрился вспотеть, что по осенней поре было непросто. Создать «из того, что было» что-нибудь более-менее похожее на жилище оказалось не так просто, но все-таки не сложнее, чем, к примеру, «родить» проект подъемно-транспортного механизма со всеми причитающимися деталировками и пояснительной запиской.
– Я б с удовольствием, – оправдывался домовенок, не пошевелив мохнатым пальчиком. – Но я ведь не строить дома должен, а порядок в них поддерживать. Так что извини, человек: советом помогу, а делом – увы…
И вот наконец «дом» был готов. Неказист, невысок – шалаш, да и только, но все же крыша над головой.
– Занимай, лишенец! – махнул Георгий рукой, перемазанной смолой и сплошь покрытой ссадинами и порезами. – Вот тебе хоромы – хозяйствуй.
Ветки рубить и разделывать приходилось все той же шпагой, а она – оружие и в качестве плотницкого инструмента весьма неудобна. Пару раз неумелый строитель имел реальные шансы остаться без пальца, а то и без двух и только Его Величество Случай спас непрофессионального лесоруба от столь фатальной потери.
– Э-э, нет, – покачал головой Аганя, пряча ручки за спину. – Это еще не дом – духом людским не пахнет. Ты поживи в нем хотя бы немножко – тогда и шалаш домом станет. А там – скатертью дорога. Иди по своим делам, а я уж твое жилье в порядке поддерживать буду…
– А жить-то сколько?
– Сколько? Да сколько хочешь.
Арталетов только сейчас почувствовал, как сильно он устал, как слипаются глаза, подгибаются от усталости ноги. Все же бессонная ночь, дикий стресс, да и не слишком привычный труд на закуску…
– Я, пожалуй, прикорну в твоих хоромах, Аганя.
– Отчего же в моих? Ты строил, значит, они твои.
Спорить с занозистым нечистиком Жоре не хотелось и он, зевнув, полез в шалаш, выстланный изнутри сухими листьями.
– Ты… это… – пробормотал он уже в полусне, положив руку на эфес шпаги. – Покарауль…
– Не сомневайся, хозяин, подежурю в лучшем виде! Да только ты не бойся: упырина этот гадский в лес не то что днем – ночью не сунется. Не его это земля. По-научному выражаясь – не его ареал. Он ведь, понимаешь…
Арталетов так и задремал под успокаивающе журчащий говорок домового.
* * *
Знающие люди говорят, что если домового уважать и не обижать, то и он из кожи вон вылезет, лишь бы хозяину было хорошо. По крайней мере, сон Георгия был сладок и безоблачен, словно в детстве, и проснулся он задолго до заката, чувствуя себя отдохнувшим и полным сил. Будто не на земле спал, а в мягкой постели под теплым одеялом.
