Арталетов решительно повернулся к кровати, но тут взгляд его упал на небольшую забавную шкатулку в виде глиняной головы смеющегося уродца.
«Что это?»
На ладонь высыпалась пригоршня разных мелочей: персиковые косточки, лесные орехи, оловянные пуговицы, какие-то гнутые гвоздики, напрочь стертые старинные монеты… Обычные сокровища пусть и средневекового, но все-таки мальчишки. Жора с улыбкой припомнил свою «сокровищницу», мало чем отличающуюся от этой. Интересно, где она сейчас: россыпь значков, рыболовных крючков, семечек неведомых экзотических фруктов, каких-то шестеренок, болтиков, сломанных оловянных солдатиков?.. Сгинула вместе с мимолетной беззаботной порой, именуемой детством…
Бережно высыпав «ценности» неведомого мальчишки обратно, Георгий поставил вазочку на место. Вероятно, раньше это была комната одного из сыновей папаши Мишлена. Почему же, уезжая, малыш оставил такие драгоценные для себя вещи? Загадка…
Вдруг что-то со страшным грохотом рухнуло на пол, разлетаясь дробными осколками.
Растяпа! Конечно же: смахнул на пол умывальный кувшин! Слава богу, пустой… И, конечно же, вдребезги! Откуда он взялся тут, под боком? Ведь только что мирно стоял у дверей… Мистика какая-то!
– Что у вас произошло, сударь? – раздалось из-за двери.
«Блин! Хозяина разбудил… Будет мне теперь на орехи!»
– Ничего страшного, все в порядке! Просто разбился кувшин. Я заплачу вам за него утром.
«В самом деле! Из-за чего сыр-бор? Из-за копеечного кувшина?..»
– Нет, пустите меня сейчас же! Я должен убедиться, что у вас все в порядке!
«Вот же настырный!»
Арталетов, злясь на все на свете, и в первую очередь на себя, с лязгом откинул монументальный крюк и отступил в глубь комнаты, скрестив руки на груди и заранее нахмурив брови. Более всего он жалел, что не успел натянуть хотя бы штаны и сапоги, а так, в кальсонах и длинной рубахе навыпуск, похожей на дамский пеньюар, чувствовал себя донельзя неловко, чуть ли не голышом.
Хозяин, впрочем, оказался одет еще легче – лишь в тонкую, почти дамскую рубаху до пола. Падающий из коридора приглушенный свет четко обрисовывал под легкой тканью всю его субтильную фигуру, казавшуюся полупрозрачным фантомом.
Словно не касаясь ногами пола, он плавно скользнул в комнату и с улыбкой остановился над черепками кувшина. Похоже, что он ничуть не сердился:
– Действительно, всего лишь кувшин… Простите, сударь, что побеспокоил вас в столь поздний час. Чем я могу искупить свою вину перед вами?..
По-прежнему улыбаясь, он легко, словно пушинка, несомая сквозняком, двинулся к Георгию.
– Позвольте, сударь, – пролепетал Жора, отступая. – Но вы… Вы меня не за того приняли… Я не из таких…
Он пятился вокруг стола все быстрее, а кабатчик, улыбаясь еще слаще, наступал. Арталетов чувствовал, что у него начинает кружиться голова…
«Что это со мной…»
Еще миг, и юноша настиг бы его, плавно опускающегося в дрему, как за окном раздался все тот же ужасный вопль, который встретил Арталетова у дверей харчевни.
Вздрогнув, путешественник бросил взгляд в сторону окна и опешил, наткнувшись на зеркало: там отражался лишь он один, а преследователь отсутствовал!
– Черт побери! – выругался кабатчик, неуловимо преображаясь.
Теперь на лице его, больше напоминающем гипсовую маску, чем физиономию живого человека, вместо улыбки щерился оскал чудовищно удлинившихся зубов, а коротко подстриженные ногти на ухоженных руках превратились в хищно загнутые кошачьи когти.
Но самую страшную трансформацию претерпели глаза.
Куда делись прекрасные лазоревые очи, глядевшие с ангельской кротостью? Теперь на их месте яростно сияли два… Да они вообще не походили на глаза человека, эти озера жидкого пламени, в которых рождались, отцветали и, почернев, исчезали протуберанцы. Такое можно увидеть, лишь заглянув в доменную печь с расплавленным металлом или в топку котельной… В иной, естественно, цветовой гамме, несколько напоминающей навязчивую рекламу Газпрома по телевидению.
Вряд ли все хваленые голливудские спилберги и кэмероны, штампуя для своих «ужастиков» латексно-пластилиновых монстров, щедро политых кетчупом и смазанных вазелином, достаточно четко представляли их в реальности…
– Все равно ты будешь моим, человечишка… – прохрипела тварь, уже совсем не походившая на человека, разве что лишь рубашкой, болтающейся на костлявом торсе, покрытом сероватой, трупно-пятнистой кожей. – Тебе не уйти…
Чувствуя, что сердце останавливается от инфернального ужаса, Георгий с лязгом выхватил шпагу из ножен, лежащих вместе с одеждой на пуфике, и принялся судорожно отмахиваться от атакующего его монстра. Несколько раз добрый клинок разрубал на вурдалаке рубаху, но на тело воздействие производил лишь подобное вилке, которой пытаешься разрезать густой кисель или студень: рассеченная плоть тут же сходилась, и уже через мгновение никаких следов не оставалось.
Ловко лавируя, упырь всегда оказывался между жертвой и дверью, поэтому надежды Георгия отделаться «малой кровью» таяли с каждой секундой. Отчаяние, напротив, росло.
«Сколько времени до рассвета? – лихорадочно гадал он, стараясь держать тварь на расстоянии: хоть сталь и не причиняла чудовищу заметного вреда, но и напролом оно не перло. – Вся нежить должна бояться солнечных лучей… Да и появится ли солнце? Вон какой дождь за окном… Может, петух закричит? Какой еще петух? Разве что тот, ржавый, на флюгере…»
Силы понемногу таяли, тогда как упырь, рубаха на котором уже напоминала рыболовную сеть, сотканную сумасшедшим мастером, казалось, совершенно не чувствовал усталости. Судя по всему, схватка близилась к концу.
«Чем еще можно повредить нечисти? Осиновым колом? А где его взять? Тем более что кол-то, по словам Фридриха, должен быть вырублен с какими-то там ритуалами… Серебром? О! А серебро-то у меня есть!»
Георгий как раз стоял возле своей одежды. Схватить кошелек и разорвать его тесемки было делом мгновения – и вот уже в монстра, оторопевшего от неожиданности, летит пригоршня мелочи…
Браво! Некоторые монетки, пролетая сквозь тело или отскакивая от него, не производили никакого эффекта – должно быть, просто были медными или золотыми, но вот серебряные… При первом же «залпе» нежить с воплем отскочила назад: грудь ее, будто от выстрела в упор из киношного обреза, заряженного картечью, превратилась в дымящееся решето с полудюжиной громадных дыр! Победа?
Увы, страшные раны, несомненно отправившие бы любое создание из плоти и крови прямиком на тот свет, вурдалаку, как оказалось, были не очень-то опасны. Холодея, Арталетов видел, как обугленные дыры медленно, словно нехотя, затягивались.
«Прямо как у терминатора того жидкометаллического!.. Ну-ка, еще горсточку…»
Тот же эффект, но на этот раз появилось всего четыре раны. Одна крупная «серебрушка» (тестон
[17]
, наверное), аннигилировав от соприкосновения с нежитью, напрочь снесла монстру правую руку, но чудовище ловко подхватило отпавшую конечность левой и лихо приставило к телу. Правда, не совсем на старое место, но ничего – приросло без проблем!
