— А никто детям про такое не рассказывает! — рявкнул Гус.
Подействовало. Братья сразу оказались в положении детей, и детей провинившихся. Ох, строга была Зося, крута была. Била небось смертным боем. А только так с ними и надо, теперь тем более. Показать, что ты взрослый, а они щенки. Напомнить маму. Жаль, Гус Зосю ни разу не видел, тут хорошо бы нюансы поведения знать.
— Помогал мамочке вашей, Зосеньке… А потом уж встретил, когда она в тягости была. Ну, брюхата. Вами, остолопами. У нее же живот был — ходить не могла, все сидела, бедная, или ползала. Не смог я ее оставить в беде. Посадил к себе в сендер, домой отвез. Там до родов и жила на всем готовеньком. А как родила, меня к себе позвала и говорит: «Гус, о мальчиках позаботься».
— А? — Жирный слушал его, рот раскрыв, гладил топор растерянно.
Упырь молчал, глазами лупал. Этот, похоже, вовсе говорить не умеет.
— Старших не перебивай! — рявкнул Гус. У Кира отвисла челюсть. — А потом жизнь нас развела. Напали враги, Зосеньку я спас, а сам чуть не пропал. И больше не видел. А тут… Ну-ка топор положи! Нашел игрушку! И руку изо рта вытащи быстро! Ох, смотрю, распустились вы без мамы.
Упырь вдруг заплакал. Навзрыд, размазывая слезы кулаками, как маленький ребенок. Проняло. Правильно, пока все правильно. Гус чувствовал себя так, будто бредет по обрыву с закрытыми глазами. Один неверный шажок — костей не соберешь.
— Что вы здесь сидите, а? На кого похожи? Посмотри! — Гус подскочил к Поросю, сорвал с него шляпу. — Ты посмотри на это! Когда мылся? Вот я тебе! — И, стиснув зубы, вцепился в сальные патлы.
Порось заверещал. Братья втянули головы в плечи, вой и рыдания Упыря стали громче. Порось мог бы зашибить Гуса, но даже не пытался высвободиться, пока его таскали за волосы, потом за уши. Только верещал, и сквозь его крики вскоре начало прорываться:
— Дя-дя! Пусти! Прости! Дя-дя! Мы больше не буууудем!
Гус отпустил его и вытер руки о штаны. Четверняшки были морально уничтожены и готовы следовать за «дядей» хоть на верную смерть, не спрашивая, куда он их ведет. Кир хлопал глазами, открывал и закрывал рот. То-то же. Учись, щенок.
— Ладно, — ласково сказал Гус и распахнул четверняшкам объятия. — Прощаю, сынки!
И снова не ошибся. С радостным воем, со слезами и соплями, братья кинулись к нему, облепили. Гус гладил спутанные волосы и твердил что-то утешительное — мол, больше мальчики одни не останутся, он их не бросит. Для себя он решил, что и правда не бросит четверняшек, оставит при себе. Они будут полезными, никогда не предадут, не сделают подлость. А любого, кто осмелится Гусу дорогу перейти, загрызут, голыми руками порвут.
Поверх плеча «сынка» он подмигнул Киру. Этот тоже пригодится. Пока. До того момента, как свершится месть.
Наконец объятия ослабли. Гус велел «деткам» умыться и подошел к Киру. Омеговец глядел настороженно. Ну-с, а этого возьмем его же оружием: образованностью. Гус был на пике жизни, на вершине возможностей. Он видел дальше, чем обычно, прозревал будущее. И понимал, что Кира надо ошарашить еще сильнее. Омеговцы «мясо» за людей не считают. А сейчас мы…
— Психология, — улыбнулся Гус. — Слышал, наверное, юноша, про такую науку?
Кир выпучил глаза — любо-дорого посмотреть.
— Если надавить на болезненную точку, загнать человека в ситуацию, с детства привычную, он начнет действовать по шаблону. С этими скотами, — Гус кивнул на четверняшек, увлеченно льющих друг на друга воду из фляжек, — надо только так. Жестко. Ты инстинктивно, — (ого, глаза у парня еще сильнее выпучиваются), — выбрал правильную линию поведения. Но ты слишком молод, чтобы быть у них авторитетом. А я — в самый раз. Так что теперь я им и за маму, и за папу. И они будут меня слушаться. Пока наши с тобой цели совпадают… Ты скажешь «спасибо»?
— Т-ты… Меня ты не загонишь!
— Учился плохо? — посочувствовал Гус. — Или на жаре мозги подсохли? Я тебя не загоняю, я с тобой как с союзником разговариваю. Ты возьмешь высоту. Я убью Лекса и заберу свое. Остальных там тоже стоит перебить… А вот скажи, что ты можешь мне предложить в ответ на нашу с детишками помощь?
На Кира смотреть было жалко: губы подрагивают, глазки блестят, ноздри раздуваются.
— С Полигона сможешь вывести?
— Смогу, — кивнул парень, прищурившись.
— Врешь ведь. Тогда так: мы берем высоту. Убиваем твоих противников. И я с ребятами ухожу. Ты, кстати, плохо подготовился. У Лекса лучше оружие и больше команда. Но… — Гус сделал выразительную паузу. — И у него есть слабости. Договорились?
— По рукам. — Кир пожал протянутую руку и вдруг улыбнулся. — А знаешь, тебя бы я и правда вытащил. Не ожидал, что такое умное «мясо» бывает.
— «Мясом» меня больше не называй, — посоветовал Гус, — а то попрошу мальчиков с тобой разобраться. А они и рады будут, так ты их достал. У них же чуть ум за разум не зашел: такой малец, а командует, будто взрослый.
Кир хмыкнул, но ничего не ответил. Успокоился вроде, уже не дрожит, и слезки на глаза не наворачиваются.
Четверняшки с упоением умывались, извели уже половину запаса воды, но Гусу было плевать. Братья счастливы, а порцию счастья они заслужили. Да, он точно оставит их при себе. И тогда, под его мудрым руководством, братья не пропадут, а Густав Падальщик с такой поддержкой станет сильнее всех на Полигоне. Прекрасно. Просто прекрасно. Судьба определенно решила вознаградить его за неприятности последних дней.
Гус улыбнулся Киру, и омеговец отшатнулся, столько ненависти — не к нему, а к миру вообще — было в этой улыбке.
Глава 20
У цели
Как Лекс и предполагал, твари были ядовитыми — его слегка знобило, Авдей ежился, Петр жаловался на слабость, Орв молчал, смотрел в никуда. Может, оплакивал Ломако — Лекс тоже жалел одноглазого, светлая ему память, хороший был мужик. А может, и Орв себя плохо чувствовал. Артуру досталось сильнее всех: он метался в беспамятстве, тонко стонал на одной ноте. Орв подковылял к нему, пощупал запястье, тронул лоб, оттянул веко.
— Ф-фязать надо. И нефти. Руки ф-фязать. Ноги ф-фязать.
Будто подтверждая его слова, Артур забился. Орв перехватил его запястья, уселся сверху:
— Ф ф-вубы палку!
Авдей его каким-то образом понял, схватил полусгоревшую ветку из потухшего костра, сунул Артуру в зубы. Через какое-то время припадок кончился. Петр развязал мешок, отобрал веревку покрепче, связал Артура так, чтобы больно парню не было, но освободиться и покалечить себя не смог.
— М-да, — пробормотал Авдей, — на высоту мы его так не унесем. Накрылся твой план, парень.
— Унесем. Дотащим. — Лекс смотрел на Артура: он дышал часто, поверхностно. — Мы не можем здесь оставаться, слишком низко.
— Ты, парень, — Петр положил руку Лексу на плечо, — представляешь, как это — больного по круче тащить? А если он метаться начнет? Сам свалится и нас утащит. Тут не каждый здоровый пройдет, а мы так и вовсе инвалидная команда. Скажи, Орв?
