…Ни черта не поднимут, раскусит их товарищ Сталин без всякого Щелкунчика-Ежова, в баржах на Волге перетопит. Но армии у будущего Отца Народов действительно нет. Царицын защищали не местные, а украинцы, Ворошилов, Жлоба и Руднев, они пока в Донбассе, бьются с немцами… Может и вправду — не вмешиваться? Только самое необходимое. Отговорить Богаевского от штурма «Красного Вердена», он и сам вроде не рвется. Кубань не трогать, им не до нас, все внимание — на север. Немцы за Дон не двинутся, а «поход Ворошилова» — прорыв украинских войск к Царицыну — встретим по всем правилам. Где был решительный бой? У переправы через Чир? Там и дадим — решительный. Только с иным итогом…
— Теперь по Донецко-Криворожской республике. Николай Федорович, там — полный крах. Харьков немцы взяли, идут на Луганск. Большевики готовят контрнаступление, но это уже… агония. По персоналиям. Формально главный — Артем, но после падения Харькова с ним уже не считаются, он только бумаги подмахивает…
…До ноября 1918-го, до поражения Германии, Дону ничто всерьез не угрожает. А заи полгода можно успеть создать настоящую армию, взять Воронеж, захватить плацдарм для рывка прямо на Курск. И не летом 1919-го, а в марте, одновременно с Колчаком. Вот вам, господа альтернативные историки, и вариант! Но это все и без меня сделают, догадаются. И пойдет полыхать Гражданская — во всю ширь, от тайги до Британских морей. А я… Я?! Форму, наконец, сошью, Сашу приодену, жалованье за эти месяцы получу, куплю ей, черт возьми, бриллиантовое колье… и ферму во Франции. Остаток денежек — не в кабак, в швейцарский банк. Где-нибудь в сентябре 1919-го выправлю командировку, скажем, в Болгарию. Сашу тоже отпустят — на лечение. Взять с собой Принца? А как же! Будем с ним в парижских кофейнях планы составлять, к Второй мировой готовится. Со всеми удобствами…
— Рухимович, народный комиссар по военным делам, занят главным образом тылом, армию фактически возглавляет Николай Руднев. Сейчас он — ключевая фигура… Николай Федорович, вы обращали мое внимание на Ворошилова. Вы были правы, он там самый сильный… полевой командир. С Рудневым дружит. В общем, эти двое всем вертят. Только вертеть скоро станет нечем — немцы у Луганска.
…И кем я после всего этого буду? Даже не Гамадрилой, та к Москве рвалась, исторические эксперименты ставила. Ну и ладно! Завернем с Сашей в «Мулен-Руж» или в «Максим», закажем кофе «Пале-Роял» с взбитым желтком. Отхлебну я глоточек, разверну свежую «Матэн»… И никаких свинцовых коней, никаких кевларовых пастбищ, все реальное, правильное. Настоящее. Звездный час, блин!
— Материал по Рудневу у нас есть, насобирали. Однако, Николай Федорович, тезка ваш — не тот человек. Не Автономов. Фанатик, самый настоящий. С нем не о чем разговаривать.
…Не о чем — и не надо. Принцу спасибо скажем, улыбнемся — и в финансовую часть, за денежным довольствем. Я же теперь ге-не-рал! Усы, что ли отпустить, кубыть у Буденного? И погоны, погоны, чтобы звездочек — как на коньяке. Две, три… А лучше — пять! Не бывает? Будет, стерпит История, не такое терпела. Звездный час, звездный час! Ча-ча-ча!..
* * *
— Николай Федорович-и-ич! Ваше превосходи-и-и-и… Николай Федорович! Помогите, помогите, не прогоняйте!.. Они хотят, хотят…
Что такое? Кто обидел? Как посмел?
— Младший урядник Гримм и… и… младший… младший… Новицкий! Не прогоняйте-е-е-е!
Господи! Гавроши — и в каком виде? Зареванные, взлохмаченные, пуговицы на кительках не по уставу — расстегнуты от ворота до пуза. Подрались что ли? Ну, это не беда!
Атаманский дворец. Широкий коридор, дорожка ковровая, красная. Слева — приемная Богаевского, там, как и всегда, толпа. Справа… Бес его знает, что справа, не интересовался.
— Леопольд Феоктистович! Что случилось-то?
Наш Рere Noёl явно смущен. Огромная ладонь утонула в седой бороде, в глазах — непривычная растерянность. Чего их всех троих вообще сюда занесло? 2-й Донской партизанский сейчас на юге, сам только что оттуда…
— Да вот, отправлять думаем, господин генерал. Приказ, видите ли, вышел…
— Не хотим! Не хотим в этот Мадрид! Николай Федорович, ваше превосходительство, не выгоняйте нас, не отпускайте!..
Заплаканные мальчишки, смущенный старик… Мадрид?!
— «Снился мне давеча город Мадрит, — вздохнул, — ни разу не был, но знаю, что…»
— Родители нашлись, — сквозь седую бороду мелькнула улыбка. — У младшего урядника Гримма. Письмо прислали, просили помочь — переправить. А тут как раз оказия подвернулась. Они с Новицкими соседями были, обещали и за ним присмотреть.…
— Не хотим! Не хотим! Мы — чины Донской армии, мы Зуавы, мы… мы… Мы!!!
Мадрид… Далеко занесло Гриммов-старших! А может не так и далеко. Испания не воюет, там, по крайней мере, спокойно. Мадрид, Мадрид… Не разу не был, но знаю, что дыра!
— Отправляйте! Сегодня же! Сейчас!..
Закрыл уши. Переждал…
— Вы-пол-нять!
* * *
— Николай Федорович, батенька! Может, и в самом деле? Оставим? Мальчики здесь, как в семье, все их любят. Пристроим в училище, будут сыновьями полка, потом и в офицеры выйдут. Все-таки Родина! Отцу Гримма напишем, что…
— …Провожая в последний путь питомцев Сумского Михайловского кадетского корпуса Гримма и Новицкого, мы над свежими могилами юных героев клянемся мстить проклятым большевистским палачам. Оба ока за око, все зубы — за зуб!.. Писать придется вам, господин полковник!
— Значит… Вы не верите, что… Что все это — надолго? Вы… Николай Федорович, вы не верите в победу? Даже вы?!
Даже я…
— Разрешите не отвечать?
* * *
Я знал, что Африкан Петрович Богаевский умен. Недавно же смог убедиться, что Донской Атаман мудр.
— Господа офицеры!
Маленький кабинетик, стены в картах и схемах, готический телефон на столе, стулья впритык, дымящийся самовар на подоконнике. Как только вмещаемся? Чернецов у самовара — колдует, я пытаюсь помогать, Евгений Харитонович Попов, генерал-лейтенант и начальник службы тыла, расставляет по столу стаканы в тяжелых подстаканниках…
Уже не расставляет. Руки по швам, на усатом лице — торжественность. Атаман на пороге!
— Евге-е-ений Харитонович! — Богаевский делает вид, что изрядно смущен, машет рукой. — Ну, мы же, слава Богу, не на плацу. Хе-хе! Просто зашел, чайком-с побаловаться, потому как мой адъютант с самоваром определенно не дружит… Василий Михайлович, душа моя! Давно не виделись, забыли вы нас, забыли!.. А вы, генерал, не пытайтесь изобразить стойку «смирно», у вас на лице все написано. Давно знаю, что у вас идиосинкразия на всякое начальство… Хе-хе! Кстати, я бубликов принес. Свежие!
Это уже стало традицией, почти церемониалом. Донской Атаман — совершенно случайно — заглядывает в маленький кабинет на втором этаже. Именно тогда, когда мы с командующим Южной опер группой навещаем добрейшего Евгения Харитоновича. «Господа офицеры», «не на плацу», ах, ох, душа моя, вот так встреча…
