* * *
Он увидел — почувствовал — как вздрогнул Мир, как замерли песчинки-души, прервав свой извечный танец. Неслышно рухнул тяжелый занавес, скрывая Грядущее, зачеркивая то, что еще оставалось в памяти: имена, события, цифры. Всё, чем так гордился он, вызывая Мир на поединок. «Катись себе из Прошлого в Будущее — а я рядом буду!» Знакомый мертвый солдатик дернулся, скривился, провел грязными пальцами по черной дыре в шинели… Он тоже все помнил, все видел, все понимал. Изменившаяся Вселенная представала во всей своей неприглядности, незнакомая, чужая, неуютная. Его там не ждали, и он сам не знал, что ждет за ближайшим поворотом. Мир, который вновь заставили измениться, лишь снисходительно улыбался. Каждый шаг уводил все дальше и дальше, от неизвестного к неизвестному, от неведомого к неведомому. Возомнившая о себе бабочка летела на мертвый блуждающий огонь…
* * *
— По Прошлому ходила большая Гамадрила, она, она прыгучая была… Сергей, садитесь. И шлем наденьте, он прямо на сидении.
— Николай Федорович, извините, но вы с Голубинцевым все-таки перебрали. Сейчас ночь, не видно ничего, я лучше сам вас отвезу… Ну, господин полковник, ваше высокоблагородие!.. Как мне еще сказать, чтобы вы послушали? Я этот мотоцикл лично два раза разбирал, могу экзамен сдать! Трехскоростная коробка передач, включение первой скорости осуществляется движением рычага вперед, нейтральная скорость, промежуточная — между первой и второй… Ну, хоть не гоните, как в прошлый раз!..
По Прошлому ходила большая Гамадрила… А чего Гамадриле в Прошлом надо? Понятно, принцессу в койку, золотишка пару эшелонов, алмазов с полпуда, генеральские погоны, а лучше — маршальские. Морду кому-то набить, само собой. И власти, власти, власти!..
Поехали-и-и-и!
«Четвертые сутки пылает станица, потеет дождями донская весна…» Как спорили, бог мой, как спорили! Звездинский сочинил, не Звездинский, эмигранты, не эмигранты… «Четвертые сутки…» Кто бы ни сочинил, когда бы ни сочинил, на Дону его не было, это уж точно! «Раздайте бокалы, поручик Голицын…» Какие бокалы, какой Голицын? Я до сих пор погоны не надел, и половина наших без погон, повстанцы в Верхних округах иначе как «товарищами» друг друга не величают, «кадет» — почти ругательство, кое-кто под красным флагом воюет, вроде моей 2-й роты… «Корнет Оболенский, налейте вина…» Достали бы они вина в Сальских степях! Пару цистерн спирта мы все-таки вывезли, стоят в дальнем зимовнике под юнкерским караулом, два раза ночные приступы отбивали. Давиться Голицыну с Оболенским самогоном, даже не сахарным — картофельным. Давиться, правда, некому — ни Голицыных, ни Оболенских, сплошная «казара» и пара тысяч недобитых «интелей» из больших городов, Митрофан Богаевский, умница, приказал их всех — всех нас! — донцами считать, потому как не чужак тот, кто за Дон кровь проливает. Название уже есть — «февральские казаки», вроде особого куриня камикадзе-смертников. Февральские волки…
— Между прочим, Николай Федорович, мы этот мотоцикл у есаула Хивинского на один день взяли. Нехорошо выходит, отдать надо!..
— Правда? Отдать? «Harley-Davidson», модель 18-J 1916 года? Просто так взять — и отдать? Я, Сергей, на «макаке» отцовской ездить учился, а тут — модель 18-J, двигатель «V-Twin», 1000 кубиков… Эх, дура Гамадрила, принцессу ей подавай, цепь золотую через пузо… И не спрашивайте меня, кто такая Гамадрила. Вы же шпион, Аллен Даллес, вот и разбирайтесь!..
Черная степь, белая под лучом фары дорога. Гнать, гнать, гнать, все равно никто не встретит, не перехватит, ГАИ и в помине нет. Мотоцикл с коляской, даже с пулеметом, не перевернемся и от лихих людей отбиться сможем. Только нет здесь никого, мы — самые лихие. Целься в грудь, маленький зуав!.. Надо бы к Згривцу заглянуть, к ребятам. Неделю не виделись…
«Над Доном угрюмым ведем эскадроны…» Нет эскадронов — сотни, а то и просто отряды, ватаги, как при Булавине. «Благородия» отменили вкупе с «превосходительствами», «нижних чинов» тоже нет. Только «доброволец», а то и «брат-доброволец». Чернецова в глаза «товарищем полковником» называют, он уже не морщится, привык… Так и было, Река Времен течет правильно, в Верхних округах даже советы не разгоняют, того и гляди, Донской ЦИК создадут. В «реале», в моей Истории, все изменилось, когда пришел Краснов, а потом и Деникин. Эти без лампасов и полного титулования не могли, вот и остались в памяти поручики Голицыны в аксельбантах и золотых погонах. Тройки проносятся к «Яру», шальные цыганки заходят в дома…
— Гамадрилой, Николай Федорович, вы называете путешественника в Прошлое, вроде Янки, про которого Твен писал. Чем-то он вам сильно не полюбился… Ну, не гоните, прошу вас! Николай Федорович, если уж я — шпион, то позвольте доложить. Согласно вашему приказанию беседовал с его превосходительством Походным Атаманом. Евгений Харитонович дал согласие на создание разведывательного бюро при штабе. Главным будет какой-то полковник, он еще на Германской партизанил, вместе с Чернецовым. Меня прочат в заместители по агентурной работе, и я хотел спросить… Не гоните, Николай Федорович! Угробимся же!..
— А почему бы не гнать? Эх, прокачу!
Не знаешь ты, Принц, что такое «защитка» в режиме «С». Сейчас она вроде крыльев, поддержит в крайнем случае… А Гамадрила глупая с ее комплексами работника советского НИИ ничего не понимает — ни в колбасных обрезках, ни в Q-реальности. Вот зачем она нужна, моя реальность: донская ночь, великий и страшный год 1918-й, бешеный «Harley-Davidson», модель тоже восемнадцатая, с буквой «J». И не парьте мне мозги вашим Василием Ивановичем, который в бурке. «Впереди, на лихом коне!» Хрен там на коне, на авто начдив ездил, с ветерком. Это при батьке Сталине, когда мотоциклы кончились, начали про лихую конницу сказки рассказывать. И про человека с ружьем. Ружье пусть для МХАТа остается и для детских книжек. Автоматы Федорова бы достать, чтобы сразу на батальон. Или хотя бы чертежи. Африкана Петровича надо озадачить, он головастый, сразу выгоду поймет.
Здесь, на Дону, «белых» нет. Сергей еще не понял, даром что Espia Mayor, и Голубинцев не понял, они не учили историю КПСС и «Очерки русской Смуты» не читали. Это для меня настал конец света, конец привычного Мира, конец моей Истории.
«Четвертые сутки пылает станица, потеет дождями донская весна…» Даже о песне спорить не будут. Ее не споют, а когда споют, то совсем иначе. Товарищ урядник, нарежь, братец, сала, налей самогону, товарищ казак!..
Если правда, если Деникин убит, если «добровольцев» уничтожили на екатеринодарских улицах, если Автономов сумел их отрезать от степи… Бабочка Брэдбери взмахнула крылышками, нагнала ветерок. Не погиб Корнилов в предписанный срок, пролетел снаряд мимо, отнесло ветерком на сотню саженей. Ох, как мечтали о этом наши «романтики»! Ах, Лавр Георгиевич, Лавр Георгиевич, Белый Рыцарь! Радуйтесь, выжил ваш рыцарь, повел армию на лобовой штурм, стратег херов. Амба «добровольцам», не войдет в столицу Белый полк, не воевать полку, не спорить моим современникам о ширине канта на «цветных» погонах. Непонятно, что будет — и будет ли вообще, но предписанной Истории с «белыми-красными» уже нет. «Не падайте духом, поручик Голицын!» Конечно, если все это правда, разведка и ошибиться может, но если правда…
