Все знали — бабушка Халла любит рассказывать обо всем на свете, не дожидаясь расспросов. То есть любила, напомнила себе Шарина. Царствие ей небесное, старушка померла пять лет назад. Соседи обратили внимание на то, что очаг у нее несколько дней как не топится, и обнаружили тело в постели.
Даже Шарине трудно было воспринимать Ноннуса как праведника, хотя она-то видела площадку перед самодельным алтарем Госпожи. Отшельник вырезал ее изображение на сосне и так часто преклонял там колени, что земля утрамбовалась до твердости камня. Помимо молитв, Ноннус занимался охотой, рыбалкой и собственным садом. Этого ему хватало. Конечно, при случае он принимал овощи и фрукты или кус копченой свинины в качестве платы за свои труды, но, по правде говоря, отшельник был вполне самодостаточным человеком: подобно белке, он сам обеспечивал себе пропитание.
Священнослужители Госпожи и ее супруга Пастыря раз в год проводили обход округа с целью сбора десятины. Ноннус никогда с ними не пересекался. Он напоминал сторожевого пса — всегда бдительный и прямой, как полет его коротких деревянных дротиков, всегда настигающих добычу.
Там, где от окружной дороги ответвлялась тропинка к хижине отшельника, на шнурке из ивовой лозы висела пара палок-трещоток. Шарина задержалась, чтобы извлечь из них условный стук.
— Ноннус! — позвала девушка. — Мой брат подобрал женщину на берегу моря. Ей нужна твоя помощь.
Чтобы пробраться к хижине, нужно было сначала спуститься в глубокий овраг, а затем снова вскарабкаться на крутой склон. Шарина проделала этот нелегкий путь, цепляясь за могучие корни бука, росшего у противоположной кромки оврага.
Если посетитель не позаботился дать знать о своем приходе при помощи трещотки, Ноннус все равно встречал его у порога. С той только разницей, что в этом случае у него в руках были дротики: три — в левой, а четвертый наизготовку — в правой. Никто в селении не мог похвастать, что застал Ноннуса врасплох.
Отшельник появился в дверях низенькой хижины уже с посохом и плетеной корзинкой, в которой носил свои снадобья.
— Кости сломаны, дитя мое? — обратился он с вопросом к Шарине. Его приветственная улыбка наводила на мысль о кривом корне вереска.
Ноннус был невысок ростом, даже ниже Шарины, и отнюдь не атлетического сложения. Седина уже посеребрила его волосы, а еще больше — бороду. Если бы девушку спросили о возрасте отшельника, она дала бы ему лет сорок или больше. Хотя трудно сказать, что еще, кроме седины, позволяло предположить столь почтенный возраст.
Ноннус обмотал ремешок своей корзинки вокруг посоха и закинул последний на плечо. Его скроенная из целого куска черная шерстяная туника по плотности и колкости напоминавшей накидку из конского волоса.
— Не знаю, Ноннус. — Шарина наконец позволила себе перевести дух. — Гаррик сказал только, что ее выбросило волнами на берег.
Поверх туники отшельник носил водонепроницаемый пояс из ивовой лозы, такой же, как веревка, на которой висели трещотки. К поясу подвешивался длинный тяжелый нож в кованых ножнах — единственная металлическая вещь в его хозяйстве.
— Ну что ж, тебе известно, где растет мой окопник, — произнес отшельник, шагая неуклюжей, шаркающей, но удивительно быстрой походкой впереди девушки. — Ты сможешь вернуться и накопать кореньев для нашей больной, если выяснится, что они потребны.
У самой хижины Ноннус сажал однолетние растения. Многолетние же, равно как и овощи — пастернак, репа, поздний лук, — возделывались на отдельном участке за домом. Несмотря на то, что отшельник обрабатывал свой огород с помощью простой заостренной палки, все у него росло как на дрожжах.
— Ноннус? — обратилась Шарина к удалявшейся спине отшельника. Казалось, что он и не спешил особо — просто не делал ни единого неверного движения. — Ты полагаешь, откуда она? Эта женщина?
— Дитя мое! — Голос отшельника прозвучал как будто издалека. — Я не строю никаких предположений относительно других людей. Вообще никаких.
Его черная угловатая фигура удалялась по тропинке. И надеюсь, никто не будет делать этого в отношении меня, прочитала Шарина безмолвное завершение разговора в его черной спине. Закусив от смущения губу, она последовала за отшельником.
4
Илна ос-Кенсет аккуратно расправила платье незнакомки на специальной подставке для сушки белья, установленной у входа на мельницу. Глядишь, на полуденном солнышке все и высохнет. Взгляд ее задержался на вышитых символах — они напоминали те, что были вырезаны на древних камнях фундамента постоялого двора. Если посмотреть на платье сбоку, то ткань отливала зеленым, но при другом направлении взгляда выглядела голубой. В какой-то момент Илне показалось, что и символы меняются в зависимости от освещения, но эта мысль почему-то ей сильно не понравилась, и девушка постаралась отбросить ее подальше. Вообще по непонятным причинам (вряд ли Илна смогла бы кому-нибудь их объяснить) одеяние незнакомки чересчур занимало ее мысли. Можно даже сказать, тревожило.
Она приладила плетеную ширму так, чтобы в ближайшее время та защищала платье от попадания прямых солнечных лучей. Через час Илна придет и перевернет вещь. Легкого бриза, который дует сегодня, будет достаточно, чтобы еще до вечерней росы высушить даже такую тяжелую парчу.
Дом мельника был поделен пополам. К той половине, на которой жила Илна со своим братом Кашелом, примыкала голубятня. Стая белокрылых птиц с шумом поднялась оттуда и сделала несколько кругов над головой девушки. Затем они снова уселись на конек крыши. Интересно, а что происходит в голове у голубя? Смешной вопрос… Тут не скажешь даже, что творится в голове у другого человека! Особенно, у мужчины. Особенно если этот мужчина — Гаррик ор-Райз. Платье принесла поутру Шарина, рассказав, что оно принадлежит незнакомке, и попросила вычистить его. Что ж, это было несложно. Илна исследовала материю и определила, что удастся избежать трудоемкой процедуры: сначала втирать в ткань кашицу из овсяной муки, чтобы впитать грязь и жировые выделения, а затем удалять все это обычной мукой. Цвет ткани не пострадал из-за пребывания в морской воде, так что требовалось просто как следует выполоскать въевшуюся соль в чистой проточной воде. Будь мельничный водоем сейчас заполнен пресной водой из ручья, Илна решила бы проблему, опустив плетеную корзину с платьем в него или даже в водослив. Правда, дядюшка Катчин может возражать… А уж его молодая жена, неряха Федра, точно будет недовольна. Но, так или иначе — Илна сделает как задумала, и никому от этого не станет хуже, в том числе и ее родственникам. Увы, сегодня вода в запруде оказалась соленая, так что говорить было не о чем. Какая-то часть Илны (не самая лучшая, пожалуй, но все же…) пожалела, что не представилось случая повоевать с дядюшкой Катчином. Это огорчило ее даже больше, чем необходимость таскать чистую воду ведрами, а затем вручную отполаскивать платье.
Кенсет ор-Келдан был старшим из двух сыновей мельника. «Рисковый», — так отзывались о нем односельчане.
Когда-то давным-давно он внезапно уехал из деревни, никому ничего не сказав. Через год вернулся — так же неожиданно, как и исчез, — но уже с двумя хнычущими сосунками и без жены. Так в деревне появились Илна и ее брат Кашел.
