— Да, разумеется.
Домой Иона добиралась очень долго. Возможно, оттого, что вдруг почувствовала себя очень одинокой.
— Он воспринял все очень спокойно, — сказал Транквиллити.
— Ты так думаешь? Душа у него очень болит. Говорят, что незнание — счастье. Со временем он бы догадался.
— Я горжусь твоей цельностью.
— Ну, разбитое сердце она не заменит… извини, гормоны разыгрались.
— Ты его любишь?
— Ты все время меня об этом спрашиваешь.
— А ты каждый раз отвечаешь по-разному.
— У меня к нему очень сильное чувство. И ты это знаешь. Господи, да ведь у меня от него двое детей. Одно это кое о чем говорит. Он восхитителен. Но люблю ли я… не знаю. Думаю, я люблю то, чем он является, а не его самого. Если бы я по-настоящему его любила, то постаралась бы его здесь оставить. Мы с тобой нашли бы ему какое-нибудь достойное занятие. А может, все дело во мне. Возможно, я никого не смогу полюбить, пока у меня есть ты, — она закрыла глаза, и перед ее внутренним взором предстала «Леди Макбет», вышедшая на стартовую позицию. Раскрылись терморадиаторные панели, отсоединились клеммы. Вылетело облако газа и серебристой пыли. Вспыхнуло ярко-голубое пламя, и корабль плавно поднялся вверх.
В десяти тысячах километров отсюда эскадра Мередита Салданы отправилась в дорогу. «Энон» непринужденно поднялась с пьедестала и помчалась за «Леди Макбет». Два очень разных космических корабля набрали одинаковую скорость и двинулись навстречу эскадре.
— Я не могу заменить собой человека, — мягко возразил Транквиллити. — И прав на тебя не имею.
— Знаю. Но ты моя первая любовь, и я всегда тебя буду любить. И ни один мужчина этому не помешает.
— Ну а капитаны космоястребов?
— Ты думаешь о Сиринкс.
— И обо всех прочих.
— Но ведь они эденисты. У них все по-другому.
— Возможно, ты подружишься с ними, пока мы здесь. Они, по крайней мере, меня не испугаются.
— Неплохая идея. Но… не знаю, может, все оттого, что я Салдана, я просто не думаю, что эденизм решит все мои проблемы. Это замечательная культура. Но если мы останемся здесь, и если бы я завела себе любовника эдениста, то они, пожалуй, нас бы поглотили.
— В Мирчуско у нас нет будущего. Леймилы для нас уже не тайна.
— Знаю. И все же не хочу становиться эденисткой. Мы уникальны, ты и я. Нам, должно быть, уготовано было одно предназначение, а мы его уже исполнили. Сейчас нам надо просто жить, и мы вправе распорядиться собственным будущим.
— Если одержимые не распорядятся за нас.
— Этого не будет. Полет Джошуа — всего лишь одно из сотни других решений проблемы. Человечество справится с этим.
— Но не без перемен. Эденизм изменится. Они наверняка изменят свое отношение к религии.
— Сомневаюсь. Они смотрят на потусторонье как на доказательство своего взгляда на духовность. Они утверждают, что духовности нет, что все имеет естественное объяснение, каким бы мрачным оно ни было. И утверждение Латона, что эденисты не будут заперты в потусторонье, еще больше укрепляет их в своей правоте.
— Тогда что же ты предлагаешь?
— Не знаю. Возможно, ничего, разве только — начать все сначала в новой звездной системе. А там посмотрим.
— А! Теперь понимаю, зачем тебе так хочется этого ребенка. Ты собираешься основать новую цивилизацию. Народ с сродственной связью, но без эденистских взглядов.
— Больно громко это звучит: основать цивилизацию. Я не настолько амбициозна.
— Ты Салдана. Твоя семья однажды уже сделала это.
— Да, но ведь у меня всего одно чрево. Я не могу родить целую расу.
— Есть разные способы. Суррогатные чрева. Люди, которым нравятся перемены. Вот посмотри, как много молодежи кинулось на призыв Киры Салтер, каким бы извращенным он ни был. Можно основать новые обиталища.
Иона улыбнулась.
— И это тебя волнует, да? Я и не догадывалась, что ты можешь быть таким энтузиастом.
— Я заинтригован, не отрицаю. Я никогда не задумывался о будущем. Всю жизнь я занимался человеческими делами да Леймилским проектом.
— Хорошо, придется подождать, пока кризис не закончится, а потом обдумаем дальнейшие действия. Однако это перспектива, да? Создать первую цивилизацию пост-одержания, которая преодолеет смешное адамистское предубеждение против биотехнологии. Мы можем взять лучшее из обеих культур.
— Ну вот, теперь ты говоришь как настоящая Саддана.
Лука Комар натянул вожжи и спешился. Был полдень, и люди потянулись с полей, чтобы отдохнуть немного. Он их не осуждал: та еще жара. Для Норфолка очень неестественно.
День за днем максимальная летняя температура, яркий свет и горячие ветры, а по ночам дожди. В результате — непереносимая влажность. Он боялся, что для местных растений погода окажется губительной. Обычно в конце лета дожди усиливались, а жара отступала. Неизвестно было, как среагируют растения на отсутствие красного света Герцогини. Пока явной болезни не видно, но он все равно беспокоился.
Зато злакам эта погода была явно по нраву. Такими здоровыми он никогда их еще не видел. Урожай будет замечательный, и обстановка потихоньку становилась нормальной.
И это можно было заметить по общему настроению. Во взаимоотношениях появилась небывалая сердечность. Люди ухаживали за домами, поддерживали чистоту, причем хотели этого, старались для себя, а не для соседей.
И Брюса Спэнтона с его шутовской командой не видно. Хотя Лука слышал, что он появлялся в южной части Кестивена, наводя страх на приличных людей. Так что, если бы не эта проблема, жизнь можно считать спокойной и приятной.
«Вот как? И ты намерен жить так квинтиллион лет?»
Лука потряс головой для обострения восприятия. К нему направлялась одинокая фигура. Она воткнулась в спокойный ход мыслей, словно заноза. Хотя, казалось, и не спешила, не нервничала. Угрозы, вроде Спэнтона, не представляла. И в то же время здесь было что-то необычное. А что — непонятно.
Пока не прозвучал обеденный колокол, Лука послал Джохана на разведку. Новенькие к ним все еще приходили. Умелому человеку работа всегда найдется.
Незнакомка находилась сейчас в полумиле от них. Ехала в какой-то повозке. Лука нахмурился. Цыганская кибитка. Зрелище было приятное, будило старые воспоминания. Молодым девушкам нравилось его внимание, они кокетничали с ним напропалую. Вспоминал их тела, охотно ему отдававшиеся в высокой ржи, на уединенных полянах. «Год за годом я убеждался в собственной мужской силе.
