— У меня мало времени, — продолжил Левин. — Выслушайте внимательно.
Он вкратце рассказал о ситуации на планете, о своем изобретении, о возможности «вытаскивать» бойцов из тысяча девятьсот сорок третьего года в будущее. Я слушал его, подозревая в крайней стадии сумасшествия, но когда Левин включил висевший на стене экран, мое мнение изменилось. Я увидел короткую кинохронику того, что происходило на улицах разных городов. Это было странное кино, цветное, объемное. В мое время таких не было. На экране полыхали огромные, уходящие шпилями в небо дома, заваленные трупами улицы заволакивал черный дым, толпы беженцев спасались от невидимого врага.
— Фашисты? — хрипло спросил я.
— Инопланетные захватчики, явившиеся к нам из космоса.
— Откуда?!
Вместо ответа Левин поднял указательный палец вверх. У меня отвисла челюсть, когда мне удалось, наконец, уразуметь сказанное. Не знаю почему, но я поверил этому человеку.
— Вы нам нужны, — проговорил профессор, когда хроника закончилась, и удивительный экран погас. Я сидел с открытым ртом, не в силах вымолвить слова.
— Все, кто находится в том зале, — профессор указал в сторону двери, — ваши современники, отважные бойцы, павшие на поле брани. Среди них есть и ваши противники, солдаты Германии. К этому вам предстоит привыкнуть. Нам нужны все, иначе мы не победим чужаков.
Он немного помолчал, давая мне возможность осмыслить сказанное, затем продолжил:
— У меня нет времени, впереди уйма работы. Вами сейчас займутся мои ассистенты, доверьтесь им. Они введут вас и ваших товарищей в курс дела.
Позже выяснилось, что я оказался не первым и не последним «новоприбывшим». Дело было поставлено на поток, я «прибыл» во второй партии. Обычно после поступления сигнала ассистенты сразу бежали к контейнеру и встречали «новоприбывшего», постепенно вводя его в курс дела. Но мне «повезло». Дежуривший за пультами ассистент, измученный многочасовой работой, закемарил и проворонил мое воскрешение.
Когда же я принялся рассекать по залу голышом и проявлять агрессию, меня вынуждены были отключить с помощью прибора, вырубающего человека на расстоянии. Профессор как раз находился в лаборатории и принял меня лично, понимая, что я теперь едва ли поверю его «аквамариновым» помощникам. Вот так я и воскрес.
Мы проходили курс обучения, знакомились с современными приборами и оружием, а после сдачи экзамена становились в строй. Не у каждого все шло гладко. Были и нервные срывы, и незатухающая ненависть к бывшим врагам. Конфликты жестко пресекались, а несговорчивых сразу отправляли на передовую, где они становились пушечным мясом в пехотных подразделениях. Тут было не до сантиментов, чужеродные твари наступали повсеместно. В военное время нет место лирике. У нас в прошлом тоже так было. Чуть что — и штрафная рота ждет тебя с распростертыми объятьями. Ну, или пуля в затылок после скоротечного трибунала.
В будущем каждому находилось применение. Летчики осваивали современные катера, танкисты — мощные танки. Я же попал в диверсионно-разведывательную группу, возглавлял которую Дронов. Он появился здесь в числе первых, и уже имел солидный боевой опыт.
Группа у нас была смешанная. Поговаривали, что вначале набирали раздельные подразделения: немцы с немцами, а красноармейцы с красноармейцами. Каждая сторона косо посматривала на другую. Но потом Советник Броуди с подачи одного из наших, русских, летунов решил, что будет лучше перемешать коллективы, и добился этим положительных результатов. Теперь выполнение боевой задачи зависит от каждого члена группы, а тут уж не до распрей и раздоров. «Шпрехаешь» ты или говоришь по-русски, неважно — от тебя зависит жизнь остальных…
— Патрулей меньше стало. Может, рванем? — спрашивает Брюннер.
Я внимательно оглядываю округу:
— Надо рискнуть.
Здесь можно просидеть месяц, если не рисковать, а я понимаю, что чем скорее передадим сведения о белесых и их черной гвардии, тем лучше. Мы не знаем, выжили ли наши ребята. Связи с ними нет, и мне это не нравится. Чужаков в районе стало значительно меньше, видимо, они считают, что пробраться сюда через их кордоны невозможно. А группу Дронова могли принять за горстку беженцев, прятавшихся по подвалам. Да это и не важно. Главное для нас теперь — пробраться через посты. До переулка осталось совсем чуть-чуть, один рывок и мы скроемся с широкого, хорошо просматриваемого проспекта.
— Давай!
Брюннер мчится перебежками, и беспрепятственно достигает цели. Бегу вслед за ним, и мы быстро проделываем весь путь до переулка. Останавливаемся, переводим дыхание. Снова пронесло! Я выглядываю из-за угла. Нас не засекли, преследования можно не опасаться.
Продолжаем движение, по дороге пытаемся разглядеть, нет ли где останков наших товарищей, но, к счастью, ничего не видим.
Короткими перебежками, а иногда по-пластунски метр за метром двигаемся к своей цели. Несколько раз натыкаемся на патрули, но успеваем спрятаться, и нас не замечают. Понятия не имеем, что ожидает нас дальше. Ведь мы приближаемся к тому району, где у чужаков сосредоточены серьезные заградительные посты. Вчера нам пришлось забраться под землю, чтобы миновать их, но сегодня путь по коммуникациям нам заказан, ибо сами все завалили взрывами.
Выходим к небольшому, чудом уцелевшему скверу с деревьями и кустами по краям тенистой аллеи, когда сверху вдруг раздается страшный рев. Прячемся, задираем головы и видим, как по небу стремительно проносится наш катер, а за ним гонится эскадрилья «крабов».
Не можем поверить в происходящее. Еще ни одному нашему летчику не удавалось так глубоко забраться в тыл к чужакам. Катер и «крабы» так низко пролетают над нами, что мы невольно вжимаем головы в плечи и закрываем забрала шлемов, чтобы уберечь перепонки от разрыва.
— Черт! — ругается Брюннер. — Откуда этот смельчак взялся? Да еще в одиночку!
— Понятия не имею! — ору ему в ответ.
Пилот катера, вероятно, настоящий самоубийца. Забраться так далеко, сумев пройти мимо стольких зенитных орудий!
— Вот, дурной, — вырывается у меня.
«Крабы» загоняют катер и делают это не иначе, как для развлечения. Я такие их «штучки» уже наблюдал. Они ведут себя, словно охотники, преследующие жертву. В подтверждение тому их пушки пока молчат.
Наш летчик показывает чудеса пилотирования. Он маневрирует, заходит на виражи, пытаясь сбросить врагов с хвоста. Бесполезно. Мы с Брюннером понимаем, что ему не выиграть здесь бой, и скоро все закончится. Но пилот оказывается наглее и изощреннее, чем нам думалось в самом начале. Он бросает катер вниз, проносится в нескольких метрах от земли между домами и принимается лавировать между ними, проходит в узких местах, словно нитка в ушко иголки. Увлеченные погоней чужаки следуют за ним. Два чужака не справляются с управлением и с грохотом врезаются в здания, в небо рвутся языки пламени и клубы черного дыма.
Два оставшихся «краба» расходятся в стороны, чтобы не повторить участь своих товарищей. Пилоту это на руку. Он ловко заходит в хвост одному из летательных аппаратов чужаков и выпускает ракеты. «Краб» с оглушительным треском взрывается в воздухе.
