— Да, — соглашаюсь я, — тогда они доберутся до переулка, а там им полегче будет.
Оглядываюсь в сторону плаца. Твари по-прежнему работают. Что же они все-таки затевают? Никогда прежде чужаки не ковырялись в земле, а всегда приспосабливали под свои нужды наши подвалы и подземные коммуникации.
Вдали появляется несколько групп чужаков-пехотинцев, Дронову с его людьми их не видно. Сразу сообщаю ему:
— По периметру чисто, но к чужакам пополнение приближается. Если хотите выбраться отсюда, то сейчас самое время.
— Понял.
Парни резко выскакивают из воронки и, пробежав метров пятьдесят, укрываются за огромным, отвалившимся от фасада дома куском стены. Этот отрезок пути им тоже удалось пройти беспрепятственно и остаться незамеченными.
Начинает смеркаться, мир вокруг окрашивается в черные тона. Чужакам ночь не помеха, они в темное время суток видят, как днем. А у нас, к счастью, есть приборы ночного видения.
Снова внимательно осматриваю окрестности, но пока ничего настораживающего не замечаю:
— Порядок. Выждите три минуты, и на следующий рывок.
Сердце мое бешено колотится. Мы с Брюннером чувствуем себя паршиво, ведь мы можем лишь наблюдать, как парни пытаются выбраться из этого кошмара, не в праве вмешаться в случае их столкновения с чужаками. Но вместе с тем мы ответственны за их безопасность. От напряжения Курт слегка барабанит по прикладу винтовки кончиками пальцев. Цыкаю на него, и он прекращает.
Если сейчас парням удастся пробежать еще немного по открытому участку, они доберутся до безопасного места, скроются из поля зрения чужаков.
— Выходим, — слышится голос Дронова.
Мысленно желаю им удачи.
Еще один рывок. Они почти преодолевают опасный отрезок, когда темное небо пронзает резкая вспышка — словно мимо пронеслась горящая огнем молния. В том месте, где только что находились ребята, раздается страшный, оглушительный взрыв. Обломки камня летят во все стороны, улицу заволакивает дымом. Успеваю отследить траекторию вспышки, и смотрю, откуда произведен выстрел.
В проеме окна на уровне восьмого этажа полуразрушенного здания напротив меня мелькает фигура чужака. Кричу что есть силы:
— Командир!
Ответа нет. Сквозь дым пока ничего не видно, и мы с Брюннером с напряжением смотрим, ожидая, что он вот-вот рассеется.
— Командир!
В эфире полная тишина. Неужели все они погибли?! Я не знаю, что предпринять. Чужак еще на своем месте, и мы легко можем снять его. Позиция у нас удачная, сверху отлично видна его голова. Хватаю винтовку, прицеливаюсь, готовый отстрелить твари башку, как вдруг через помехи доносится голос Дронова:
— Мы в порядке.
— Что у вас?
— Успели укрыться. Только Кузю слегка зацепило.
Дым рассеивается, и я вижу, что ребята залегли за грудой камней и балок. С тринадцатого этажа они напоминают муравьев. Преодолели они больше половины расстояния, но теперь, находясь в секторе обстрела, и двинуться не могут. Этот гад в здании крепко держит их на мушке.
Совершенно ясно, что долго им там не пролежать. Еще пара выстрелов из смертоносного оружия чужака, и парням конец. Странно, однако, что чужаки в конце улицы против обыкновения остаются на месте, словно их это не касается. Может, посчитали, что противник не представляет большой угрозы и для его устранения хватит одного засранца в здании? Ответа у меня нет. Сейчас важно срочно что-то предпринять, дать возможность ребятам выбраться из-за камней и добежать до угла. Они даже высунуться не могут, им нужно помочь.
— Чужак в окне здания напротив. Мы с Куртом сейчас его снимем.
— Нет! — рявкает Дронов. — Это приказ!
Чужак снова выпускает огненную молнию. Баррикада, за которой укрылись наши бойцы, разваливается на глазах. В эфире сквозь помехи слышатся крики и отборный мат.
Положение ухудшается тем, что с дальнего конца улицы в направлении группы Дронова все же выдвигаются несколько «мотоциклов» и взвод пехотинцев. Прочухались, твари!
Надо действовать, нельзя сидеть сложа руки и ждать, что все само образуется. Не образуется. Брюннер тоже явно пребывает в сомнении, но немецкая выдержка и привычка четко выполнять приказы командования останавливают его от безрассудных поступков.
И вдруг мне в голову закрадываются крамольные мысли. А что, собственно говоря, Дрын мне сделает? Отдаст под трибунал? Так это меня не особо пугает. Я уже прошел через все круги ада, и не по одному разу. Да меня уже убивали, что мне этот трибунал. К тому же, чтобы Дрыну отдать меня под трибунал, ему для начала выжить нужно. И я ему в этом должен помочь.
Риск есть. Никогда нельзя недооценивать противника. Если твари засекут нас, нам крышка. Но спокойно наблюдать, как убивают моих товарищей, я тоже не намерен. Чтобы меня не услышал Дрын, молча показываю пальцами Брюннеру, что попробую снять стрелка. Тот машет руками, как бы говоря: «Ты с ума сошел? А приказ Дронова?» В ответ я указываю ему в сторону лестницы: «Спускайся и отходи».
Брюннер понимает, что я предлагаю ему убраться. В том случае, если меня подстрелят, он останется и в одиночку продолжит наблюдение. Курт отрицательно качает головой, а затем кивает в сторону стрелка, и по старой привычке сгибает указательный палец, как бы нажимая на невидимый спусковой крючок снайперки. Что ж, немец в очередной раз показывает себя с хорошей стороны.
Готовлюсь к выстрелу. Чужак на мушке, мне отлично виден его шлем. С такого расстояния могу снять его, одновременно танцуя гопак. На винтовке есть функция «самозахвата цели», но я ею никогда не пользуюсь, обычно доверяясь своему глазу и руке. Навожу прицел на чужака и говорю Дронову:
— Приготовьтесь к броску.
Он сразу понимает мои намерения и вскипает:
— Что ты там, твою мать, затеял?!
— Леша, не балуй! — вторит ему Вонючка.
— Чагин, немедленно прекратить!
Не обращая внимания на матюки и угрозы, которыми осыпает меня Дронов, прикрываю один глаз и говорю, глядя в оптику:
— На счет два.
На секунду в эфире повисает тишина.
— Ать… Два…
Нажимаю на спусковую кнопку, чужак дергается и исчезает в проеме. Брюннер, тем временем наблюдавший за остальными чужаками, сообщает мне:
— Нас не заметили.
Я вызываю Дронова:
— Командир!
Нет ответа.
— Команди-ир! Воню-ючка! Ку-узя!
Тишина.
«Мотоциклы» на большой скорости несутся к тому месту, где еще секунду назад находились наши бойцы, поливают улицу огнем из всех стволов. Там все горит чудовищным огнем, осколки и куски камней разлетаются во все стороны. Спаслись наши парни или нет, мы не знаем. В эфире полная тишина, и это наводит на весьма невеселые мысли.