— Мы скоро уйдем отсюда, — быстро сказала Женя. — Хочешь, прямо утром?
Рваный покачал головой:
— Проблемы могут начаться прежде, чем вы уйдете. Мне даже кажется, что они уже начинаются. По-моему, фашисты уже здесь, и они ищут тебя. Я думаю, надо решить проблему, пока не началась настоящая заварушка. Проще пожертвовать одним, чтобы не губить всю станцию.
— Так чего ты хочешь? — в отчаянии спросила Женя.
— Иди и расскажи все коменданту. Скажи, что фашисты ищут именно тебя. Ты спасешь нас всех. А тебе все равно пропадать. Они тебя разыщут. И учти: если из-за тебя здесь начнется война, тогда я собственными руками тебя прикончу и…
— А руки у тебя не коротки? — спросил Игорь, потеряв терпение и выходя из тени.
— Ах, так? — процедил Рваный. Он сделал едва уловимое движение, и девочка даже вскрикнуть не успела. В следующий момент мужчина уже одной рукой прижимал Женю к себе, зажимая ей рот, а другую занес над ней. И в руке этой сверкнул нож!
Времени на раздумья не оставалось. Игорь метнулся, молниеносно перехватил руку с ножом и выкрутил, как его учили в разведшколе. Пальцы Рваного разжалась. Нож остался у Игоря.
— Идиот, ты все испортишь! Щенок дурачил всех нас. Его надо убрать по-быстрому, а голову отослать в Рейх, пока не случилась беда!
И Рваный, ослабив хватку, потянулся за своим ножом. На голых рефлексах Игорь сделал обманное движение, словно бы отшатнувшись, а потом — выпад, одновременно отталкивая от Рваного Женю. Издав утробный звук, мужчина рухнул на пол. Под ним быстро стала растекаться темная лужа.
Все произошло в тишине, никто ничего не понял и никто из спящих вокруг не проснулся — лишь человек с рубцом на лице плавал теперь в луже собственной крови.
Игорь оглянулся. Ему послышался шорох поблизости. Но нет, на станции по-прежнему тихо, никто не обратил внимания на странный звук. Он оторопело посмотрел на дело рук своих. Может, он поспешил? Может, надо было сначала поговорить? Но инстинктивно он понимал — другого выхода не было. Насколько он успел понять Рваного, разговоры ни к чему бы не привели. Но что за околесицу нес этот мерзавец?
Громов повернулся к Жене, которая стояла рядом и мелко дрожала.
— Что он от тебя хотел?
Девочка опустилась на пол, сгорбившись, и первый раз на глазах у Игоря решительно стащила с волос грязную косынку. Это было так неожиданно, что Громов обомлел.
— Уходи, — отрывисто произнесла Женя. — Я приношу несчастье. Теперь из-за меня ты убил человека. У тебя будут неприятности. Беги, пока не поздно.
И безнадежно добавила:
— Уж лучше б он меня убил…
«Неприятности — это еще мягко сказано, — подумал Игорь. — То-то комендант обрадуется…» А вслух он сказал:
— Я не уйду без тебя.
— Да неужели ты не понимаешь? Это никогда не кончится! Сколько можно бегать, прятаться, врать? Я ведь только хочу, чтоб меня все оставили в покое! Я не хотела… не хотел такого.
Игорь взял девочку за подбородок, заглянул в глаза. Он подумал, что раньше не видел ее глаз. Женя опускала взгляд, надвигала косынку на лоб. Глаза оказались голубыми. А он думал — серые…
— Да что ты такое несешь?
— Отстань от него! — услышал он вдруг яростный голос сзади. Марина! Она подошла неслышно и теперь стояла, гневно глядя на Громова. — Тебе говорят! Оставь его в покое! Он и так уже натерпелся…
— Его, — пробормотал Игорь. — Он… Ну конечно, как я сразу не догадался? А я-то кукол ему, косыночки всякие… Хорошо хоть губную помаду подарить не успел!
Он во все глаза глядел на Марину. Женщина смотрела на него в ответ — упрямо, исподлобья, не отводя глаз. Она готова была защитить мальчика от кого угодно. Наверное, она и научила Женю носить косынку. Большинство подростков одевалось во что придется, и зачастую по одежде девочку от мальчика отличить было трудно. Вот Марина и придумала эту наивную уловку, надеясь обмануть окружающих. И надо сказать, ей это удавалось до поры до времени. Но все тайное когда-нибудь становится явным.
— А ты сама давно поняла? — спросил Игорь.
— Я с самого начала знала, — устало ответила Марина.
— Марина меня от фашистов скрывала, — пояснил мальчишка.
— Понятно, — кивнул Игорь. Огромный синяк под глазом у Марины все еще не прошел окончательно. И, пожалуй, учитывая все обстоятельства, она еще очень легко отделалась. — А твоя мать… — начал было Игорь, но Марина торопливо сказала:
— Его мать умерла от болезни, когда ему было лет пять. И звали ее Аленой. И она не возвращалась после смерти и не творила чудеса.
Это было похоже на правду. Хотя, если учесть Маринины привычки, вполне могло оказаться очередной выдумкой.
— Сейчас дело не в этом, — продолжала Марина. — Ты убил человека. Без свидетелей. Никто не подтвердит, что это была самооборона. А если даже и так. Рваный, конечно, был редкой сволочью, но — своим. Гражданином этой станции. А ты — чужой. Комендант изначально не доверял тебе и был против тебя настроен. Тебя казнят. Тебе надо бежать!
— А вы? — спросил Игорь. Мальчик оглянулся на Марину. Та без слов поняла его взгляд.
— Мы пойдем с тобой, — сказала она.
— Это опасно, — заспорил было Игорь, но Марина отмела все его возражения одним-единственным аргументом:
— Нам сейчас везде опасно, — сказала она.
«А я-то думал, Женя меня ненавидела… ненавидел то есть», — невпопад подумал Игорь. Он только теперь начал понимать, в каком страхе жили женщина и мальчик все это время. Оказывается, дело было вовсе не в ненависти. Они были напуганы до полусмерти. Боялись, что правда откроется, и тогда Жене несдобровать. Игорь был рад этому открытию — у него словно камень с души свалился.
Теперь им тоже будет легче — хотя бы от него не надо скрываться. А с другой стороны, теперь он преступник, его будут искать, чтобы наказать за убийство. Все могло так хорошо устроиться… он научил бы мальчишку стрелять, наконец, а теперь уже, видно, не успеет. Всегда что-то мешает — не одно, так другое. Почему-то там, где готовы принять его, Марина оказывается не ко двору, а если согласны терпеть Марину, то стараются избавиться от него? А они ведь просто хотят жить своей жизнью, никому не причиняя вреда. Они нормально бы жили с Мариной. Игорь не знал, сказала ли она за всю свою жизнь хоть слово правды, хоть случайно. Но разве дело в этом? На нее вполне можно положиться. Да, с нею бесполезно вести умные разговоры, как с Леной, например. Но ему это и не нужно. Зато он твердо, знал — если ему придется отстреливаться, она будет подавать патроны, не спрашивая, кто его враги, не сомневаясь и не задаваясь вопросом, прав он или нет. Из последних сил будет защищать его и мальчика.
И мальчишка — разве он виноват? Он тоже не желал ничьей смерти. Он просто сам хотел остаться в живых и на свободе. Неужели это слишком много?..
