— Но я чуть не умер, — настаивал Торстерн, потрясенный тем, что только что был так близок к смерти. — Я чувствовал, как останавливается мое сердце, как я падаю на пол. Меня словно вытаскивали из моего собственного тела. Кто-то же делал это!
— Не обязательно. Каждый день без посторонней помощи умирает миллион человек.
— Я не могу умереть вот так. — Жалоба прозвучала совсем по-детски.
— Отчего же?
— Мне всего пятьдесят восемь, и у меня железное здоровье. — Торстерн осторожно прислушался к биению сердца. — Все в норме.
— Это вам только кажется, — наставительно сказал Рейвен.
— Но если мне суждено умереть своей смертью, от сердечного приступа, например, то не кажется ли вам странным совпадение, что он случился именно сейчас?
Торстерн подумал, что сделал меткое замечание. Неплохо поддел их. Хотя им, наверное, все равно; он понимал, что старается взвалить вину на них просто потому, что они слишком упорно ее отрицали. Но почему? Вот этого он понять не мог. Зачем им отрицать, что это они уложили его в дверях, если они могли оглушить его с куда большим эффектом?
Но где-то глубоко, задвинутое в самый дальний уголок, в который он упрямо не желал заглядывать, гнездилось ужасное подозрение, что, возможно, они правы. Может быть, судьбой ему отпущено куда меньше, чем он предполагал. Все смертны. Может быть, ему осталось недолго и…
Вытащив эти мысли на свет и заставив его глянуть правде в глаза, Рейвен сказал:
— Если вам суждено умереть от сердечного приступа, скорее всего, это случится именно в момент сильного нервного напряжения. Где же тут совпадение? Но пока что вы не убежали и не умерли. Вы можете умереть на следующей неделе. Или через день. Или на рассвете. Ни один человек не знает, когда наступит его день и час. — Он показал на хронометр Торстерна. — Между прочим, пять минут превратились в пятнадцать.
— Я сдаюсь. — Вынув из кармана широкий носовой платок, Торстерн вытер мокрый лоб. Дыхание его все еще было неровным, лицо — белее бумаги. — Сдаюсь.
То была правда. Телепатический разум, проникнув в его мозг, увидел ее — истинную, окончательную правду, рожденную из полудюжины обдуманных причин, отчасти противоречивых, но вполне весомых.
— Нельзя всю жизнь карабкаться на вершину. Лучше съехать пониже и жить подольше. Взгляни, что будет, когда не станет тебя самого? Зачем стараться ради неизвестно чьей выгоды? Волленкотт моложе меня на двенадцать лет, наверняка он рассчитывает стать большим боссом, когда я сыграю в ящик. Чего ради я буду вкалывать и потеть ради него? Актеришка. Метаморф, которого я вытащил из грязи и сделал человеком. Всего лишь мутант-приманка. FLOREAT VENUSIA
[6]
— под вшивым мутантом! Даже Земля поступила умнее. Джилхист уверял меня, что Герати и большинство в Совете — нормальные люди.
Мысленно Рейвен отметил это имя: Джилхист. Член Совета. Предатель. Без сомнения, именно он выдал Рейвена подпольной организации на Земле. Именно это имя Кэйдер и другие не знали потому, что не должны были знать.
— А если не один мутант, так другой, — продолжал передавать мозг Торстерна. — Кто-нибудь из них дождется своего часа, подхватит из моих рук мою империю, как подхватывают на кухне молоко, чтобы оно не убежало. Пока все глаза смотрели на Волленкотта, мне ничто не грозило, но сейчас они отодвинули его в сторону и занялись мной. У мутантов сила. В один прекрасный день они объединятся против людей обычных. Не хотел бы я при сем присутствовать!
Он поднял глаза и увидел, что за ним наблюдают.
— Я же сказал — с прошлым покончено. Что вам еще нужно?
— Ничего. — Рейвен кивнул, указывая на телефон: — Хотите, я вызову антиграв, он доставит вас домой?
— Нет, я лучше пройдусь пешком. Вам я не доверяю.
Пошатываясь, Торстерн встал и снова ощутил в груди боль. Он понимал, что мутанты отпускают его только потому, что поверили в его капитуляцию. Но, меряя всех на свой аршин, он был уверен, что где-то его поджидает еще одна, уже роковая, ловушка. Может, они надеются, что на другом конце улицы, подальше от их дома, с ним случится очередной приступ? Или сами прихватят его за сердце, чтобы убить, наконец?
— Мы доверяем вам, потому что ваши мысли подтверждают ваши слова, — сказал Рейвен. — В наши мысли вы не можете заглянуть из-за вашего известного изъяна. Но если бы могли, то, несомненно, увидели бы, что мы играем честно. Мы вас не тронем — если только вы не передумаете.
Торстерн подошел к двери, открыл ее и окинул их последним взглядом. Лицо его сохраняло бледность и казалось чуть постаревшим, но он уже обрел былую твердость.
— Я пообещал положить конец всем враждебным действиям против Земли, — сказал он. — Свое обещание я сдержу буквально — только это и НИЧЕГО более!
Шагнув в темноту, он тщательно прикрыл за собой дверь. Уместнее было бы распахнуть ее настежь или хлопнуть ею так, чтобы содрогнулся весь дом. Но лет пятьдесят назад одна жестокосердая дама больно надрала ему уши за хлопанье дверьми, и, неизвестно почему, уши горели до сих пор.
Торстерн старался идти быстро, хотя это было непросто — видимость не превышала трех ярдов. Периодически он останавливался, вслушивался в туман, затем вновь разочарованно спешил дальше. Должен же, несмотря на столь ранний час, повстречаться хоть один патруль. Но ему пришлось одолеть немалое расстояние, прежде чем уловил слева какие-то звуки.
Сложив ладони рупором, Торстерн окликнул:
— Кто там?
Послышались мерные шаги. Из желтой мглы вынырнул патруль, шесть человек, вооруженных до зубов.
— Ну, в чем дело?
— Я могу сообщить, где найти Дэвида Рейвена!
— Он изо всех сил старался, да так и не вспомнил, — сказал Чарльз, прекращая слушать мозг Торстерна, — зациклился. Не знает, куда их направить. Скоро все бросит и пойдет домой. — Скрестив толстые ноги, он принялся гладить себя по животу. — Когда старик шлепнулся в дверях, я подумал, что это ты его припечатал. Только потом услышал, как ты удивился.
— А я подумал, что это ты… — Рейвен нахмурился. — Я вообще ничего подобного не ждал. Хорошо еще, что я успел к нему, а то имели бы тут хладный труп.
— Да, инфаркт — Не сахар. — Лунные глаза Чарльза вспыхнули. — Еще один такой фортель, и мы останемся без информации.
— Важная персона, а вел себя так неосмотрительно, — с серьезным видом заметил Рейвен. — Настолько прямолинейный, что не мог подождать, пока его не образумят. Плохо, очень плохо. Такое не должно повториться!
— Вспомни, как он долго держался. Ему чертовски трудно было решиться отказаться от всего сразу, — напомнил Чарльз с довольным видом. — Нашему несостоявшемуся повелителю Венеры еще повезло. Он твердый орешек, и силы духа у него на двоих. Ничто другое, кроме смертельной угрозы, не могло бы заставить его переметнуться в лагерь пацифистов. Может, все это к лучшему. Тем более что все самое важное он просто забыл, и это главное.
