— НАВЕРНОЕ, У ВОЛЛЕНКОТТА ЕСТЬ ПРИЧИНЫ.
— РЕБЯТА, ВОТ ЭТА ЗАБЕГАЛОВКА.
— ЛАДНО, ПОСИДИМ ПОЛЧАСИКА. ЕСЛИ НАС ЗДЕСЬ ЗАСТУКАЮТ, СКАЖЕМ, ЧТО СЛЫШАЛИ, БУДТО СЮДА ДОЛЖЕН ЗАГЛЯНУТЬ РЕЙВЕН.
— ЕСЛИ ОН НУЖЕН ВОЛЛЕНКОТТУ…
Поток мыслей ослабевал. Волленкотт, Волленкотт, один лишь Волленкотт. Никто из троих даже не упомянул Торстерна. И это с лучшей стороны характеризовало ум человека с этим именем.
Глава десятая
Эммануэль Торстерн обитал в громадном замке из черного базальта. Замок был выстроен в те давние уже времена, когда гладкие высокие стены в шесть футов толщиной служили надежной защитой от агрессивных обитателей джунглей. Маленький отряд пионеров упрямо цеплялся в этом месте за отвоеванный у планеты плацдарм, пока не прибыла следующая волна переселенцев.
Той же цели служили в свое время и семь других таких же замков, разбросанных по планете. Когда они сыграли свою роль, люди покинули их, и теперь черные замки стояли как памятники самых мрачных дней этого мира, брошенные на волю ветра и вечности.
Один из них и занял Торстерн. Он укрепил стены, надстроил башни. Он не жалел средств, словно хотел этим скомпенсировать незаметность своей власти. В результате и возник тот зловещий архитектурный монстр, который сейчас неясно вырисовывался в густой дымке, напоминая о давно минувшей эпохе в истории Земли, когда какой-нибудь феодал держал в страхе всю округу.
Задумчиво пощипывая мочку уха, Рейвен стоял среди шевелящегося тумана и изучал возвышавшуюся громаду. Отчетливо проступало лишь основание, остальное неясно угадывалось во мгле. Взгляд Рейвена скользил все выше, словно он мог видеть детали, недоступные обычному глазу.
— Настоящая крепость, — проговорил он. — Как он ее назвал? Императорский дворец? Коттедж Магнолия? Или как-нибудь еще?
— Сперва это место было известно как Четвертая База, — ответил Чарльз. — Торстерн переименовал его в Черный Камень. Теперь так называют сам замок. — Он посмотрел вверх так, как только что смотрел Рейвен. Очевидно, и он умел видеть невидимое. — Ну, что дальше? Пойдем к нему? Или подождем, когда он сам к нам выйдет?? — Войдем. Не хочется торчать тут всю ночь. Неизвестно, что будет утром.
— Я тоже так думаю. — Он показал на высокую башню. — Поиграем в скалолазов? Или поищем способ полегче?
— Войдем как джентльмены, как цивилизованные люди, — решил Рейвен. — То есть через главный вход. — Он еще раз взглянул на цель их путешествия. — Только давай условимся — теперь твоя очередь держать меня за руку и пускать слюни. Каждый должен побыть дураком.
— Благодарю, — ответил Чарльз. С важным видом подойдя к воротам, он позвонил. Рейвен стоял сбоку.
Четыре мозга, присутствие которых ощущалось поблизости, немедленно откликнулись градом проклятий. Все четверо были обычными людьми. Ни одного мутанта., Этого следовало ожидать. Не обладая паранормальными способностями, но наделенный недюжинным умом, Торстерн мог использовать мутантов, однако сам в их обществе не нуждался. Очевидно, что общество, населявшее замок, должны были составлять заурядные люди, приближенные к боссу за различные заслуги.
В отношениях с ними хозяин вел себя как равный. Все обычные люди, умные или глупые, смотрели на мутантов косо и старались держаться от них подальше. Это была естественная реакция, в основе ее лежал скрытый комплекс неполноценности Человека Сегодняшнего перед теми, кто олицетворял собой Человека Завтрашнего. Земляне, руководимые Герати и Джеферсоном, могли бы в пику оппонентам сыграть на этом инстинктивном антагонизме — но это означало бы дальнейшее разделение человечества на касты, тогда как их целью было его объединение.
Кроме того, настраивать массы против могущественного меньшинства мутантов означало подстрекать их к бунту — в то время, когда еще не забылись расовые волнения прошлого. Никто не мог поручиться, что события не выйдут из-под контроля. В конце концов, на Земле имелись свои мутанты!
В толще стены открылась дверь, и оттуда выглянул мордастый детина, типичный образчик болвана. Он был приземист и широкоплеч, раздражен, но достаточно вышколен, чтобы этого не показывать.
— Кого надо? — спросил верзила сквозь толстые прутья решетки.
— Торстерна, — небрежно сказал Чарльз.
— Для вас — мистера Торстерна, — поправил охранник. — Вам назначено?
— Нет.
— Без приглашений он кого попало не принимает. Он человек деловой.
— Мы не кто попало, — вмешался Рейвен, — мы кое-кто.
— Не важно. Он занят.
Чарльз сказал:
— Раз он такой деловой, то захочет принять нас без задержки.
Охранник нахмурился. Его коэффициент интеллектуальности не превышал семидесяти и в основном определялся желудком. Ему не хотелось браться за телефон и беспокоить начальство, чтобы не нарваться на выговор. Больше всего на свете он хотел бы придумать для посетителей простую, но верную отговорку и отвязаться от них раз и навсегда. Причина была уважительной: его оторвали от игры в самый ответственный момент, когда он уже почти выиграл призовую бутылку.
— Ну? — воинственным тоном подстегнул Чарльз. — Будешь держать нас тут до понедельника?
Медлительный мозг охранника реагировал с явным недовольством. Отговорка никак не приходила на ум, и он мрачно смотрел на эту пару, словно они подталкивали его туда, куда он совсем не желал идти.
Охранника грызли сомнения. Разнообразные дела Торстерна постоянно приводили к этим воротам разных людей, хотя в такую темень это случалось не часто. Одних пускали, других нет, и сплошь и рядом бывало, что всяких сомнительных типов принимали, а важным на вид персонам давали от ворот поворот.
Облизав губы, верзила хрипло спросил:
— Имена?
— Не имеет значения, — сказал Чарльз.
— Ну а по какому делу?
— Это имеет значение.
— Я не могу доложить так, черт побери!
— Попробуй и увидишь, — посоветовал Чарльз.
Охранник в нерешительности переводил глаза с одного на другого, постепенно успокаиваясь, сам не зная почему. Он вернулся обратно в стену.
Товарищи в караулке встретили его общим гулом. Мысли их были отчетливо слышны по другую сторону толстой базальтовой стены.
— О боже, сколько можно ждать? Тебе сдавать.
— Кого там принесла нелегкая в такое время? Темней, чем в кошачьем желудке.
— Кто там, Джесмонд? Что-нибудь важное?
— Они не говорят, — угрюмо сообщил тот.
Подойдя к вмонтированному в стену видеотелефону, он включил его и подождал, пока экран не засветился. Через минуту, покраснев как рак, он положил трубку, выдавил из себя жалкую улыбку, предназначавшуюся ухмылявшимся товарищам, и вышел в быстро сгущавшуюся темноту. Тот импульс, который заставил его потревожить начальство, исчез, но его отсутствие он ощущал не сильнее, чем присутствие.
