— Конечно. А кому это понравится?
— Ну, большинство людей ничего против этого не имеют, — сказал Рирдон. — А с чего бы им иметь претензии? Им нечего скрывать. А вот что скрываете вы?
— Ваша работа, вот и выясняйте.
— Именно этим я сейчас и занимаюсь. А вы не хотите мне что-нибудь сказать?
Брансон не ответил, тупо уставившись в стену. Об убийстве речи пока не шло. Это было единственной хорошей новостью. Но, может быть, Рирдон бережет самое вкусное напоследок, причмокивая своими разбитыми губами в предвкушении удовольствия? Садист, играющий с жертвой в кошки-мышки.
— Может быть, я смогу вам помочь? — продолжил Рирдон спокойно и безэмоционально. — Поверьте, я действительно хочу помочь вам.
— Очень мило с вашей стороны, — ответил Брансон.
— Но очень трудно помочь, когда не знаешь, в какой именно помощи нуждается человек.
— Держи карман шире, — скривился Брансон.
Рирдон возразил:
— Это не водевиль, Брансон. Это очень серьезное дело. Вы вляпались в дурную историю, и вам требуется срочная помощь. Вы должны рассказать нам все подробности.
— Спасибо, но я способен самостоятельно уладить все свои дела.
— Сбежав от работы, дома, семьи? Это не очень-то эффективный способ.
— А вот это уж мне судить.
— И мне тоже. — Рирдон повысил голос. — Поверьте, я смогу докопаться до правды любым способом.
— До какой правды? — спросил Брансон с сарказмом. — Я всего лишь взял небольшой отпуск и оформил его как положено. Это было вполне законно, и с тех пор, насколько мне известно, закон еще не менялся.
Рирдон глубоко вздохнул:
— Как видно, вы не хотите мне доверять. В таком случае мне придется отвезти вас обратно. Думаю, остальные вопросы мы обсудим по дороге домой.
— Вы никуда не повезете меня, — возразил Брансон. — Нападение на человека не является таким уж серьезным преступлением.
— Данное обвинение вам еще не предъявлено, и не будет предъявлено, — любезно сообщил Рирдон. — Это будет совсем уж последний день, когда я прибегну к помощи закона из-за удара по зубам. Вы поедете со мной совершенно добровольно, по собственному желанию, или же…
— Или же что?
— Или мне придется официально возбудить в отношении вас дело об измене родине и разглашении государственной тайны. И вот тогда мы посмотрим, как вам это понравится.
Брансон побагровел и, наклонившись вперед, почти прокричал:
— Я не предатель!
— А никто и не говорит, что вы предатель.
— Вы только что сами это сказали.
— Ничего подобного я еще не сказал, — возразил Рирдон. — По крайней мере, пока. На данный момент у меня нет оснований подвергать сомнению вашу лояльность. Но я вполне могу и покривить душой. Так что учтите — чтобы выяснить, что же вы скрываете, я готов пойти на самые грязные трюки.
— Вы хотите сказать, что не остановитесь и перед ложным обвинением?
— Вы поняли совершенно правильно. Мне нельзя оставлять ни одной неиспользованной возможности.
— И в то же время вы говорите, что желаете помочь мне?
— Конечно!
— В таком случае я могу сделать только два вывода: вы либо сумасшедший, либо считаете таковым меня, — ответил Брансон.
— Насколько я могу судить, вы действительно находитесь не в лучшем душевном состоянии, — согласился Рирдон. — Если это действительно так, то я хочу знать, что с вами произошло.
— Зачем?
— Потому что вы не первый и, насколько я могу судить, не последний человек, с которым это случилось.
Брансон прищурил глаза:
— О чем это вы?
— О помешанных. Я говорю об умных и талантливых людях, поведение которых вдруг неожиданно становится чрезвычайно странным. Добавлю, что таких людей уже достаточно много. Пора с этим кончать.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, и не хочу это понимать. Если вы считаете, что человек, взявший отпуск из-за того, что ему очень нужно отдохнуть, является сумасшедшим, то у вас самого не все в порядке с психикой.
— Но вы не просто взяли отпуск.
— Да?
— Если бы вы хотели по-настоящему отдохнуть, то взяли бы с собой жену и детей.
— У меня складывается впечатление, что вы гораздо лучше меня знаете, что мне надо делать, а чего делать не надо, — сухо заметил Брансон. — И чем же, по вашему мнению, объясняется мое поведение?
— Вы бежите от чего-то. Или, может быть, за чем-то. Но более вероятно первое.
— Убегаю от чего?
— Именно это я и хотел бы от вас услышать, — сказал Рирдон, не отрываясь взгляд от собеседника.
— Увы, это ваша теория, а не моя. И вы сами откапываете подтверждения для нее. Словом, либо вы рассказываете мне все, что знаете сами, либо наш разговор становится бессмысленным.
Нахмурившись, Рирдон посмотрел на часы.
— Я не могу оставаться здесь еще на день из-за пустых словопрений. Через двадцать минут отходит наш поезд, и мы еще имеем шанс успеть на него, если выйдем прямо сейчас.
— Да, но для этого вам придется тащить маня волоком. И, может быть, тогда я тоже смогу возбудить против вас дело о нанесении телесных повреждений.
— Пустая надежда. Любой компетентный адвокат скажет вам, что судиться с правительством бесполезно. Кроме того, я знаю, что делаю. В случае необходимости я могу прибегнуть и к закону.
— Ну, хорошо. Поехали.
Брансон встал на ноги, голова у него слегка кружилась. Об убийстве Элайн Лафарж пока не было сказано ни одного слова. Манера поведения Рирдона была угрожающей — но возможные обвинения, на которые он намекал, относились совсем к другой области.
Если человек преднамеренно и обдуманно убил женщину, то это является обычным преступлением, рассматриваемым в гражданском суде. Но здесь в дело вмешались военные власти. И при этом они откровенно намекают на безумие обвиняемого.
Интересно, что бы все это значило?
Когда поезд уже мчался вдоль пригородных полей и садов, Рирдон опять возобновил разговор:
— Послушайте меня, Брансон. Я буду с вами предельно откровенным. Ради Христа, постарайтесь тоже снизойти до этого уровня. Я могу сказать, почему мы так заинтересованы в вас. А вы в ответ сообщите мне, что вы скрываете, что заставило вас податься в бега.
— Я не нахожусь в бегах.
— Сейчас — безусловно, нет. С тех самых пор, как вы мне попались. Но до этого вы прятались от всех, как заяц от лисы.
— Вовсе нет. Это просто ваши домыслы.
— Давайте, поразмышляем вместе. Если мы будем продолжать сталкиваться лбами, то ничего, кроме синяков, не получим. Я хочу вам напомнить то, что вы, как мне кажется, забыли. А именно — что сейчас идет война. Пока еще без выстрелов, но это все равно война, Иначе вам и вашим коллегам не было бы необходимости так усиленно работать над еще более новым и более совершенным оружием.
