В детстве он боялся отца — долго и мучительно. И матери. А их обоих — настолько сильно, что их уход принес ему несказанное облегчение. Теперь была его очередь. Это тоже закон природы, ясный и логически оправданный. Что наследовало одно поколение, должно быть передано следующему. Что не годится для жизни, не передается по наследству.
Справедливость.
— Разведывательный корабль Рида вошел в состав эскадры.
— Я знаю, Дэвид.
Его брови приподнялись:
— Откуда ты знаешь?
— Я получила от него письмо час назад. — Она передала ему конверт.
Он не торопился развернуть лист плотной бумаги. Корман знал, очень хорошо знал, какими будут два первых слова. Раскрыл письмо, увидел, что оно вверх ногами, взял нормально, прочел: «Дорогая мама…»
Это была месть.
«Мэри, я хочу сына».
Вот она и дала ему сына — чтобы потом отнять. Теперь были письма, примерно два в неделю или одно за два месяца, в зависимости от дислокации корабля и расстояния между ними и сыном. И всегда они были написаны как бы для них обоих, и всегда содержали формальные признания в любви и сыновней привязанности к обоим, надежду, что оба родителя чувствуют себя хорошо. Но всегда начинались со слов:
«Дорогая мама».
И никогда:
«Дорогой отец».
Месть!
Час «Ч» настал и прошел. Морсэну лихорадило. Никто не знал, что происходит там, далеко в космосе, даже Корман. Причиной было громадное расстояние: лазерные сигналы с эскадры приходили с задержкой в несколько часов.
Первое донесение легло Корману на стол, когда он уже извелся от ожидания. В нем сообщалось, что лэнийцы ответили протестом и при этом взывали к доводам рассудка. В соответствии с инструкциями командующий эскадрой отверг подобный ответ как неудовлетворительный. Штурм начался.
— Они взывают к рассудку, — прорычал Корман. — Хотят сделать нас слабыми. Жизнь не для мягкотелых. — Он зыркнул глазами по сторонам. — Не так ли?
— Так точно, сэр, — с готовностью подтвердил посыльный.
— Передайте Бэтерсту — немедленно транслировать запись в эфир.
— Да, сэр.
Как только курьер отбыл, он включил миниатюрный приемник и стал ждать. Передача началась через 10 минут: длинная, напыщенная речь, которую он записал более месяца назад. В ней обкатывались две темы: справедливость и сила, особенно сила.
Законные поводы к войне были разъяснены в деталях, жестко, без гнева. Это намеренное отсутствие в речи негодования имело глубокий смысл: война предлагалась как единственный способ выхода из создавшейся ситуации. Сильный должен управлять своими эмоциями.
Что касается причин, то сейчас он прислушивался к ним со скукой. Сильный знает, что у войны причина одна. Все прочие, что записаны в книгах по истории, яйца выеденного не стоят. Они всего лишь благовидные поводы. Коренная же причина войны, которая не менялась с тех давних пор, когда в джунглях встретились две обезьяны и захотели один банан, — это сама война.
Конечно, радиозапись не предусматривала столь прямого и откровенного изложения вопроса. Слабый желудок требует жидкой пищи. Кровавая отбивная исключительно для сильных натур.
Так гигантская антенна всемирной связи действовала в соответствии с диетическими потребностями народных масс.
Когда передача закончилась — естественно, на жизнеутверждающей ноте о превосходящей силе Морсэны и ее тесных отношениях с Богом, — Корман откинулся в кресле и еще раз все хорошенько обдумал. Вопрос о бомбардировке Лэни из верхних слоев атмосферы до полной капитуляции не стоял. Все города накрыты куполами-бомбоубежищами. Даже если они распахнут их настежь, он не отдаст приказ о разрушении городов. Это пустая победа — завоевать несколько курганов мусора.
Хватит с него напрасных побед. Взгляд его инстинктивно бегал по книжной полке, где стояла фотография, которую он редко когда замечал, а если и замечал, то не удостаивал пристального внимания. Много лет она стояла на одном месте, как бесполезный сувенир-безделушка, вроде чернильницы или батареи парового отопления, только еще более бесполезная.
Теперь она была не похожа на свой портрет. Вообще-то она не была похожа на него и тогда. Она внушала ему страх и послушание, пока он не осознал страх как основную и первостепенную жизненную потребность. Тогда он еще ни о чем особенно не мечтал. Насколько он себя помнил, с раннего детства он ничего не ждал от будущего. И не ждал ни от кого из людей, никогда.
И вот, в который раз за сегодня, он вспомнил о Лэни. Месторасположение этого мира и характер его защитных сооружений определяли способ завоевания. Отбитые космодромы должны постоянно пополняться войсками, оружием и вспомогательными службами. Оттуда военные силы Морсэны должны продолжать экспансию планеты и шаг за шагом распространяться на всю незащищенную территорию, пока наконец города под защитой сверхпрочных убежищ не останутся в полной изоляции. Тогда они могут отсиживаться под своими куполами, пока не умрет от голода последний защитник.
Приобретение вражеской территории было основной целью налета. Это означало, что несмотря на сверхскоростные космические корабли, защитные силовые экраны, ядерные взрывы и все прочие грозные орудия ультрасовременной техники, обычный пехотинец оставался окончательным арбитром победы. Машины — для штурма и разрушений. Но только человек может захватить и удержать.
Поэтому все обещало вылиться не просто в пятиминутную войну. Боевые действия могли растянуться на несколько месяцев, возможно даже на год, со схватками в старом стиле полевых операций, когда атакуются и обороняются уже занятые позиции и высоты. Бомбежка и обстрел должны ограничиться дорожными заставами, скрещениями стратегически важных путей, скоплениями техники и живых сил противника, а также незащищенных, но продолжающих сопротивляться населенных пунктов.
Предстоят разрушения и потери личного состава. Но это лучшее решение вопроса. Реальное завоевание выше реальных препятствий и не выше воображаемых. В час своего триумфа Морсэну будут бояться. И Кормана будут бояться. А тех, кого боятся, тех и уважают, как и положено.
Если больше ничего не остается.
Живописная кинохроника появилась на исходе месяца. Первая демонстрация была закрытой и состоялась в его доме перед небольшой аудиторией, состоявшей из него самого, жены, группы правительственных чиновников и различных заправил. Пропущенные воздушной обороной Лэни, оказавшейся слабой и вскоре начисто уничтоженной, длинные черные корабли Морсэны пикировали в постоянно растущую наземную базу-космодром и разгружали громадные количества боеприпасов. Войска продвигались вперед, невзирая на упорное, хаотичное сопротивление, бронетехника, непрерывно набирая вес, следом.
Кинокамера прокатилась по огромному мосту, с толстыми, фантастически искореженными балками и гигантскими пробоинами, временно залатанными. Камера перенесла их через семь разрушенных до основания поселков, которые противник либо оборонял, либо дал повод подумать, что собирается оборонять. Затем последовали кадры дороги, изувеченной кратерами воронок, обугленные скелеты домов, почерневших от копоти сараев и распухшие туши скота, с ногами, торчавшими в воздухе.
