— Что это такое? — осведомился Лиман и подал Бентону сложенный лист бумаги.
Бентон осторожно развернул лист. Оказалось, что это официально изданный типографский бланк завещания. На нем торопливым, но четким и решительным почерком были набросаны несколько слов:
«Сэмюэлу Фрэйзеру, номеру 727 земного корпуса космических разведчиков, нечего оставить после себя, кроме доброго имени».
Бентон вновь сложил документ, вернул его Лиману и перевел слова Фрэйзера на космолингву.
— Он был прав, — заметил Лиман. — Но что в мире ценнее?
Он обернулся к Дорке и коротко проговорил что-то на местном языке — земляне ничего не поняли. Потом сказал Бентону:
— Мы покажем вам облик Фрэйзера. Сейчас вы увидите его таким, каким мы его знали.
Гибберт подтолкнул Бентона локтем.
— С чего это он перешел на чужую речь? — спросил он на английском языке, следуя дурному примеру туземцев. — А я знаю: он не хотел, чтобы мы поняли, о чем они толкуют. Держись, друг, сейчас начнется. Я это нутром чую.
Бентон пожал плечами, оглянулся: на него наседали туземцы, они окружали его со всех сторон и сжимали в слишком тесном кольце; с минуты на минуту им придется действовать молниеносно, а ведь в такой толчее это невозможно. Все присутствующие смотрели на дальнюю стену, и все лица приняли благоговейно-восторженное выражение, словно вот-вот их жизнь озарится неслыханным счастьем.
Из всех уст вырвался единодушный вздох: престарелый Лиман раздвинул занавеси и открыл изображение Человека Извне. Бюст в натуральную величину на сверкающем постаменте, и портрет, написанный масляными красками, высотою метра в два. Судя по всему, оба шедевра отлично передавали сходство.
Долгое молчание. Все, казалось, ждали, что скажут земляне. Так ждут оглашения приговора в суде. Но сейчас, в этой нелепо запутанной и грозной ситуации, бремя вынесения собственного приговора было возложено на самих подсудимых. Те, кого здесь негласно судят, должны сами признать себя виновными или невиновными в неведомом преступлении, совершенном неведомо когда и как.
У всех троих не было никаких иллюзий: они знали, что наступил кризис. Чувствовали это интуитивно, читали по медным лицам окружающих. Бентон оставался серьезным. Рэндл ерзал, будто не мог решить, в какую сторону кинуться, когда придет время. Воинственный фаталист Гибберт стоял, широко расставив ноги, держа руки у пистолетов, и всем своим видом показывал, что просто так жизнь не отдаст.
— Итак, — внезапно посуровевшим голосом нарушил молчание Лиман, — что вы о нем думаете?
Никакого ответа. Земляне сбились в кучку, настороженные, готовые к худшему, и разглядывали портрет разведчика, умершего триста лет назад. Никто не произнес ни слова.
Лиман нахмурился. Голос его прозвучал резко:
— Вы, надеюсь, не разучились говорить?
Он форсировал решение вопроса, торопил с окончательным ответом. Для вспыльчивого Гибберта этого было больше чем достаточно. Он выхватил из-за пояса пистолеты и заговорил — неистово, с обидой:
— Не знаю, что вы хотите услышать, да и нет мне до этого дела. Но вот что я скажу, нравится вам это или не нравится: Фрэйзер — никакой не бог. Всякому видно. Обыкновенный, простой косморазведчик эпохи первооткрывателей, а ближе человеку и не дано подойти к божескому званию.
Если он ожидал взрыва ярости, его постигло разочарование. Все ловили каждое слово, но никто не считал, что он богохульствует.
Напротив, два-три слушателя мирно закивали в знак одобрения.
— Космос порождает особые характеры, — вставил Бентон для ясности. — Это относится к землянам, марсианам и любым другим разумным существам, освоившим космос. При некотором навыке космонавтов можно распознать с первого взгляда. — Он облизнул пересохшие губы и докончил: — Поэтому Фрэйзер, типичный космопроходец, нам представляется заурядным человеком. Не так уж много можно о нем сказать.
— Сегодня в космическом флоте таких, как он, дают десяток за пенни, — прибавил Гибберт. — И так всегда будет. Эго всего лишь люди с неизлечимым зудом. Иной раз они вершат потрясающие дела, а иной раз нет. У всех у них храбрости хоть отбавляй, но не всем улыбается удача. Фрэйзеру просто неслыханно повезло. Он ведь мог разыскать полсотни бесплодных планет, а вот наткнулся на ту, где живут гуманоиды. Такие события делают историю.
Гибберт замолчал. Он открыто наслаждался своим триумфом. Приятно, если высказывание в сложных обстоятельствах, когда собственный язык может навлечь на тебя внезапную насильственную смерть, сходит с рук. Два слова. Два привычных, часто употребляемых слова, а он каким-то чудом избежал их, не зная, что это за слова.
— Больше вам нечего сказать? — спросил внимательно наблюдающий за ними Лиман.
Бентон мирно ответил:
— Да нет. Пожалуй, можно добавить, что нам было приятно увидеть изображение Фрэйзера. Жаль, что его нет в живых. Он бы обрадовался, что Земля наконец-то откликнулась на его зов.
На мрачном лице Лимана медленно проступила улыбка. Он подал туземцам какой-то неуловимый знак и задернул картину занавесями.
— Теперь, когда вы тут все осмотрели, Дорка проведет вас в городской центр. Высокопоставленные особы из нашего правительства горят желанием побеседовать с вами. Разрешите сказать, как я рад нашему знакомству. Надеюсь, в скором времени к нам пожалуют и другие ваши соотечественники…
— У нас есть еще одно дело, — поспешно прервал его Бентон, — Нам бы хотелось переговорить с тобой с глазу на глаз.
Слегка удивленный, Лиман указал на одну из дверей:
— Хорошо. Пройдите сюда, пожалуйста.
Бентон потянул Дорку за рукав.
— И ты тоже. Это и тебя касается.
В уединенной комнате Лиман усадил землян в кресла, сел сам.
— Итак, друзья мои, в чем дело?
— Среди новейшей аппаратуры на нашем звездолете, — возбужденно начал Бентон, — есть такой робот-хранитель: он читает мысли любых разумных существ, у которых процессы мышления подобны нашим. Возможно, пользоваться таким аппаратом неэтично, зато это необходимая и весьма действенная мера предосторожности. Предупрежден — значит, вооружен, понимаете? — Он лукаво улыбнулся. — Мы прочитали мысли Дорки.
— Что? — воскликнул Дорка, вскочив на ноги.
— Из них мы узнали, что нам грозит туманная, но несомненная опасность, — продолжал Бентон. — По ним выходило, что вы нам друзья, что вы хотите и надеетесь стать нашими друзьями… Но какие-то два слова откроют вам нашу враждебную сущность и покажут, что нас надо встретить как врагов. Если мы произнесем эти слова, нам конец! Теперь мы, конечно, знаем, что не произнесли этих слов, иначе мы бы сейчас не беседовали так мирно. Мы выдержали испытание. Но все равно я хочу спросить, — Он подался вперед, проникновенно глядя на Лимана. — Какие это слова?
