Лимингу оставалось лишь проверить свой нитонисей на практике.
Если его замысел удастся, это будет иметь далеко идущие последствия.
До первого испытания оставалось совсем немного времени.
Вначале Лиминг решил обращаться к нитонисею на родном языке, но быстро понял свою ошибку. Родной язык подойдет лишь для произнесения «заклинаний», иначе на его затею не обратят внимания. К тому же пора перестать разыгрывать из себя тупицу, неспособного к языкам. Чешуйчатые раскусили его тактику и убедились, что он вполне овладел их языком.
Держа подставку с нитонисеем в левой руке, Лиминг подошел к двери и приложил ухо к закрытому глазку. Ему не терпелось услышать шаги охранника, однако тот будто намеренно запаздывал. Прошло минут двадцать. Наконец Лиминг услышал тяжелый топот армейских ботинок.
— Ты здесь? — спросил Лиминг, обращаясь к нитонисею. Он говорил достаточно громко, чтобы услышал охранник. — Ты здесь?
Отпрянув от двери, Лиминг распластался на каменном полу, поставив нитонисей вблизи лица.
— Ты здесь?
Глазок распахнулся. В камеру упал луч света, тут же заслоненный заспанным глазом охранника.
Всем своим видом показывая, что окружающий мир для него не существует, Лиминг говорил в обвитую проволокой петлю:
— Ты здесь?
— Чем это ты там занят? — сердито спросил охранник.
Лиминг узнал по голосу, кто это, и решил, что удача поворачивается в его сторону. Сейчас дежурил тип по имени Марсин. У этого чешуйчатого хватало мозгов лишь на то, чтобы целиться, стрелять и, если понадобится, позвать на помощь. В остальном он являл собой пример редкостного тупицы. Лиминг удивлялся, почему Марсина не уволят из армии за слабоумие.
— Я спрашиваю, чем ты занимаешься? — уже громче повторил Марсин.
Лиминг ответил не сразу, как и должен вести себя погруженный в транс.
— Я?.. Разговариваю.
— С кем разговариваешь?
— Отстань и не мешай мне, — с неподдельным раздражением потребовал Лиминг. Он чуть повернул подставку с нитонисеем и опять спросил: — Ты здесь?
— Запрещено! — прорычал Марсин.
Лиминг громко вздохнул, показывая охраннику, до чего тяжело объясняться с дураками.
— Что запрещено?
— Разговаривать.
— Ну разве можно быть таким непроходимым невеждой? — осуждающе спросил Лиминг. — Моему народу всегда разрешено говорить. Где бы мы тогда были, если бы нам этого не разрешалось?
Сказанное сильно озадачило Марсина. Он ничего не знал ни о землянах, ни о каких-то вольностях, которые они называли жизненно важными. И уж тем более он не знал, где бы они оказались без этих вольностей.
Более того, Марсин не осмеливался ворваться в камеру и положить конец странному поведению пленного. Вооруженному охраннику запрещалось входить в камеру по собственному усмотрению, и это правило строго соблюдалось. В особенности после того, как однажды ригелианец напал на вошедшего охранника, завладел его оружием и попытался бежать, застрелив при этом шестерых чешуйчатых.
Если Марсин хотел вмешаться, он должен был действовать по предписанию: пойти к дежурному сержанту и доложить о том, что землянин ведет недозволенные разговоры с какой-то проволочной петлей. Но как раз с этим сержантом Марсин предпочитал не связываться, зная его скверный характер и непредсказуемость. Особенно в четыре утра. Сержант и так часто награждал Марсина всевозможными эпитетами, и «незаконнорожденный фаплап» был еще не самым сильным из них.
— Давай прекращай свои разговоры и ложись спать, — с некоторой долей отчаяния произнес Марсин. — Будешь еще шуметь — завтра доложу о тебе дежурному офицеру.
— Иди покатайся на верблюде, — предложил ему Лиминг.
Он еще немного повернул подставку, как будто добивался точной настройки.
— Ты здесь?
— Я тебя предупредил, — крикнул Марсин, пялясь в глазок.
— Исчезни! — рявкнул в ответ Лиминг.
Марсин шумно захлопнул глазок и исчез.
Сон все же сморил Лиминга, и он проспал дольше обычного. Однако проснулся он не сам. Его грубо разбудили. Дверь широко распахнулась, и в камеру ворвались трое охранников. За ними проследовал офицер.
Пленного бесцеремонно столкнули со скамьи, раздели догола и голым вытолкнули в коридор. Охранники принялись рыться в его одежде. Офицер переминался с ноги на ногу, ожидая результатов.
Не найдя ничего в одежде, чешуйчатые стали обыскивать камеру. Один из них сразу же обнаружил нитонисея и передал офицеру. Тот с опаской взял проволочную конструкцию, точно в ней была спрятана бомба.
Другой охранник поддел носком ботинка вторую палочку, но даже не обратил на нее внимания. Охранники простукивали пол и стены, ища несуществующие пустоты. Потом они отодвинули скамью и наклонились, оглядывая ее кромку. Охранники уже собирались перевернуть скамью, когда Лиминг решил, что теперь самое время прогуляться. Он шагнул за порог и двинулся по коридору, совершенно равнодушный к своей наготе.
Офицер что-то прорычал, указывая на дерзкого землянина. Охранники выбежали, из камеры и стали кричать Лимингу, требуя остановиться. Из-за поворота показался четвертый охранник. Он ничего не сказал, лишь нахмурился и навел на Лиминга револьвер. Лиминг повернулся и не спеша пошел обратно.
Подойдя к рассерженному офицеру, он остановился. Встав и изобразив на лице полнейшее смирение, Лиминг произнес:
— Посмотри на сентябрьское утро.
Офицер не пожелал этого сделать. Он поднес нитонисей к самому носу Лиминга и завопил:
— Это что?
— Мое имущество, — ответил Лиминг с достоинством голого землянина.
— У тебя не должно быть никакого имущества. Военнопленным запрещено иметь личные вещи.
— Кто это сказал?
— Я! — свирепо ответил офицер.
— А ты кто? — спросил Лиминг.
— Клянусь мечом Ламиссима, ты узнаешь, кто я! — пообещал офицер. — Эй, охрана, тащите его в камеру и…
— Ты здесь не главный, — с непоколебимой уверенностью произнес Лиминг. — Главным здесь является комендант. Я так считаю, и он тоже. Если ты в этом сомневаешься, пойдем и спросим у него.
Охранники смешались, впав в свое привычное состояние хронической нерешительности. Офицер тоже опешил.
— Ты утверждаешь, что комендант дал тебе разрешение держать в камере этот предмет?
— Я утверждаю, что он не отказал мне в разрешении. И ты не вправе мне что-то разрешать или запрещать.
— Я обязательно спрошу об этом у коменданта, — сказал сникший и заметно растерянный офицер. — Отведите пленного обратно в камеру и принесите ему завтрак, — велел он охранникам.
