Кажется, они перекрыли движение в центре — заполнили все пространство между домами. Дмитрий, идущий рядом с Анечкой, повязал лицо «арафаткой». Аня застегнула воротник, спрятала в него подбородок… М-да, закрывай лицо, не закрывай — если применят газ, шарфики не спасут.
— Главное — держитесь за меня, если начнется давка! — заорал Дмитрий ей на ухо. — Вы роста маленького! Сметут!
Анечке стало жутко. Душно. Шум давил на нее, прижимая к земле, голова закружилась. «Сметут, а ведь точно, сметут! Куда я полезла, что вообще творится-то?»
Над головами идущих впереди взметнулись зажженные файеры. И красные флаги. И триколоры. И черные полотнища анархистов.
— Смотри! — крикнул Дмитрий.
Анечка смотрела. В окна домов летели камни, толпу качало, Аню мотало из стороны в сторону, блестящие осколки стекла сыпались на головы. Взвыла сигнализация, раздался скрежет. «Машины бьют», — поняла Аня. Дмитрий вытянул из рукава куртки бейсбольную биту. Аню затошнило.
Она бы выбралась, она бы убежала, но это было уже невозможно. По Моховой коммунисты добрались до Манежки.
* * *
— Не успеем, — сказал водитель, — в центре перекрыто движение.
Ник схватился за голову. В центре, у Кремля, у Красной площади, было больше всего протестующих, но хватало их и в других частях города: собрались мутные личности, примазавшиеся к коммунистам, на Поклонной горе, на ВДНХ флешмобили «коричневые», а с ними и леворадикалы. Стычки с неонацистами, с антифашистами, с представителями национальных диаспор… Полиция бездействовала. Причину этого ни Михаил, ни другие помощники, вызванные в штаб, понять не могли. Готовятся? Стягивают силы? Сколько сейчас людей на Манежной? В Москве больше полумиллиона студентов-бюджетников, и общая численность членов студенческих ячеек перевалила за двести тысяч — это если считать только «Щит», а на улицах — и левые, и правые, и все подряд.
Полицейских — меньше. Значит, в город введут войска, если бунт не прекратится, а в том, что он только набирает обороты, Ник не сомневался.
Водитель включил радио.
— Массовые студенческие беспорядки в центре Москвы. Молодежь вышла на площади города, требуя отставки правительства. Движение по улицам Моховая, Тверская, Большая Дмитровка, Воздвиженка, Новый Арбат, Краснопресненская набережная и набережная Тараса Шевченко перекрыто. По возможности не выходите из дома и воздержитесь от поездок на личном автотранспорте! Нам сообщают о погромах на рынках и в кварталах, заселенных национальными меньшинствами, но правоохранительные органы пока не подтвердили эту информацию.
— На Щелковской, — пояснил водитель, — фаши активизировались. Вся дрянь сейчас из щелей повыползет. В центр не проедем. Что делать? Возвращаться?
— Я должен быть там. — Ник обещал, что будет с ними, что не бросит своих.
— Станции метро «Александровский сад», «Библиотека имени Ленина», «Площадь Революции», «Театральная», «Боровицкая», «Арбатская», «Охотный Ряд», «Тверская», «Чеховская», «Пушкинская» и «Кропоткинская» работают только на вход, — продолжил диктор. — Оставайтесь с нами, мы будем держать вас в курсе последних событий.
В машине резко и неприятно пахло лимонным освежителем воздуха. Ник открыл окно — бензиновый смог вполз в салон.
— Пешком быстрее будет, — предостерег водитель.
— Жми, — приказал Ник, вновь ощущая крылья за спиной, — в объезд, как хочешь, но я должен быть в Кунцеве.
Рядом сопел сосредоточенный Конь.
* * *
Анечку швырнуло в сторону, она еле удержалась на ногах, вцепилась в Дмитрия. Впереди закричали, но не речевки уже — просто заорали от страха. Ноги подкосились. Если сейчас народ побежит назад… Но толпа качнулась в другую сторону, и Аню понесло на прорыв, как она подумала. Она продолжала держаться за Дмитрия, бежала вместе со всеми, была частью единого организма, но размышляла отстраненно: «С вертолетов все видно. Интересно, что впереди? Заслон? Полиция с газом? Что там может быть еще?»
— Прекратить движение! — раздалось с вертолета. — Прекратите движение! Ваше собрание незаконно! Сохраняйте спокойствие!
Вперед, вперед, Россия!
Ломи, ломи, ломи!
К победе коммунизма
Приди, приди, приди!
— Бей буржуев! — взвыли рядом. — Нет — преступному строю!
Из толпы, отражаясь от стен домов, ударили выстрелы.
Аня закричала.
* * *
Михаил Батышев растерянно покрутил в пальцах сотовый: связи не было. Сеть, конечно, не выдержала и, конечно, рухнула. Этого следовало ожидать, как и массовых акций протеста: студентами легко управлять, но лишь до определенного порога — дальше их несет. Что там сейчас творится, в центре? И куда подевалась Анечка, сестренка? Уже давно должна быть дома, но никто там не берет трубку. Не могла же она поехать на Манежку? Нет, не могла.
Регионы, пораскрывав рты, следят за событиями в Москве. Удивительно, но по центральным каналам передают о волнениях, и по радио тоже… Правда, не говорят почти о причинах, сухо освещают события. Но и на том им спасибо.
И все-таки почему Анечка не берет трубку?
— Михаил Евгеньевич! — Помощница рыдала, тушь потекла. — Михаил Евгеньевич, война началась! Там стреляют!
Он кинулся к телевизору в комнате отдыха. Корреспондент молчал, камера из какого-то окна фиксировала происходящее: вертолет, круто уходящий в сторону, накатывающую на строй полиции толпу.
— Где стреляют? — недовольно поинтересовался Михаил.
— Только что…
Хлопки выстрелов. Стреляли демонстранты.
— Вот блин, — прошептал Михаил.
В толпе закричали пронзительно и тонко. Но люди не отступили, они наседали на полицию.
— Правоохранительные органы, видимо, опасаются давки. Поэтому не используют газ, — предположил журналист.
Михаилу показалось, что в гуще толпы мелькнула Анино пальто. Он подскочил вплотную к телевизору, но оператор сменил план, и снова стало видно небо, вертолет, огибающий площадь по широкой дуге.
Помощница заскулила, зажав рот ладонью. Михаил недовольно покосился на девицу: нечего панику разводить, не война пока, не война. В приемной собирались сотрудники.
— У меня дочка одна дома, — простонала помощница, — как раз должна из школы прийти. Там. В центре. На Арбате.
— На Арбате спокойно, — сказали ей. — Не переживайте так.
Прямой эфир сменился интерьером студии и взволнованным лицом диктора.
— Только что мы получили новую информацию. Президентом Российской Федерации на территории нашей страны объявлено чрезвычайное положение.
— Звоните Каверину! — рявкнул Михаил, не обращаясь ни к кому конкретно.
Чрезвычайное положение — значит, студенческий бунт расценен как вооруженное восстание. Да что же они творят, эти дети?!
