Конь — крупным планом. Грива растрепана, глаза горят потаенным светом. Рядом — последователи «новой идеи»; кое-кого из студентов Ник знал, но большая часть активистов — чужаки. В крепких руках Коня скукожился длинный тощий барыга с плаксивой физиономией законченного героинщика.
— Вот из-за таких мразей, — горячился Конь, сверкая очами, — наши младшие братья садятся на иглу! Из-за таких торчков! И короче, власти ничего не делают!
Да, оратор Стас тот еще. Ник поскреб в затылке.
«Министерство внутренних дел и пресс-служба полиции города Москвы пока воздерживаются от комментариев».
— Маш, выключи. — Ник почувствовал, что с него достаточно. — Вот ведь дети…
— Сочувствую. Теперь тебе покою не будет — интервью, журналисты в грязном белье начнут копаться. Сам-то что думаешь делать?
— Работать. Тимур Аркадьевич сказал, что ты введешь меня в курс дела. И служебку в АХО надо написать. Вот давай этим и займемся. А после обеда я, пожалуй, уйду.
Маша хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
— Спрячем головы в бумаги, как страусы — в песок? Не боишься, что лбы расшибем?
Ник с восхищением покачал головой. Хотел бы он быть столь цельной, несгибаемой личностью: у Маши умер друг, она подавлена и расстроена, но натура берет свое, и девушка ищет повод посмеяться.
До самого обеда Ник прилежно записывал под Машину диктовку порядок работы с документами и тонкости внутреннего устройства «Фатума».
— Теперь к твоим обязанностям. — Маша налила себе чаю с лимоном и сахаром, а перед Ником поставила чашку кофе. Они сидели за Машиным столом бок о бок, обложившись бумажками. — Раньше графики были на мне, теперь ими займешься ты. Вот, — она залезла во внутреннюю базу «Фатума» на компе и показала Нику, — регламент обработки. Сами тесты получишь в Управлении развития.
— Какие тесты? — Ник статистику не любил. Пусть статистика — основа работы социолога, он вслед за классиками считал ее лживой.
— Ну, в школах детей тестируют психологи. Младших — два раза в год, старших — каждый триместр. Потом студентов каждый семестр…
Это Ник знал и считал происками правительства — нужно же куда-то девать ораву психологов — на эту специальность учат в каждом первом вузе нынче, а в клинику психологи идти не хотят. Тесты отнимали время у студентов, часы у преподавателей и были бессмысленными, занудными, из сотен вопросов…
— Так вот, — Маша помешала чай ложечкой, — результаты тестов попадают к нам, мы их обрабатываем и берем на учет детей с КП выше сорока процентов и низким КВ.
— С чем? — Ник представил себе миллионы тестов, и ему поплохело, поэтому только через несколько секунд вспомнилось — у него этот КП высокий, в досье видел.
— С высоким коэффициентом пассионарности
[5]
и низким — виктимности,
[6]
причем последний показатель менее важен, — пояснила Маша. — Конечно, тебе не придется миллионы бумажек обрабатывать — на это Управление статистики есть, страшные люди. Трудоголики пуще меня. К тебе самые сливки попадут, те, что для зеленых папок.
Собственное личное дело, которое он видел у Маши на столе, было в зеленой папке. Ник приподнял брови, ожидая пояснения. Девушка протяжно вздохнула:
— Все тебе объяснять приходится! «Зеленые папки» — это досье пассионариев. Дошло?
— Не дошло, — решился Ник. — Льву Гумилеву я никогда не верил, Маша. Чушь псевдонаучная — фрики на марше, биоэнергетика, экстрасенсы, шапочки из фольги!
Маша рассмеялась. Она хихикала долго, наконец успокоилась.
— Но термин-то пригодился! Ник, для нас, «Фатума», пассионарий — человек, который ведет за собой других, прирожденный лидер. Как ты его ни называй, он обладает определенными качествами и делится ими с толпой. Теперь ясно?
Ясно не стало, но посвящать Машу в свои сомнения Ник не собирался. Тем более по беззвучному телевизору снова показывали Коня, с которым Ник вроде как поделился «определенными качествами», а точнее — идеями. Если сказать об этом Маше, она сразу вспомнит оставленную на столе папку. Специально оставленную, Ник в этом почти не сомневался.
— Ну и ладненько. — Маша хлопнула ладонями по столу и поднялась. — Пойдем перекусим, звонки я на Тимура Аркадьевича переведу. А то после обеда дурь эта, «тим билдинг». Станут нам, Ник, лапшу на уши вешать. Но той лапшой сыт не будешь…
* * *
После обеда Маша привела Ника в конференц-зал, как он понял, малый — всего-то на несколько сотен мест. В президиуме восседал хмырь с зачесанными на лысину редкими пегими волосами.
— Пранов, — шепнула Маша, — Леонид Ильич. Директор Управления контроля.
Передние ряды заполнялись юношами и девушками с блокнотами. Вид слушатели имели недовольный, заранее скучающий. Маша дернула Ника за руку, усадила рядом с собой на втором ряду. Маша всех здесь, похоже, знала, кивала, улыбалась, здоровалась — ни следа печали и тоски.
Интересно, у нее и правда друг погиб? Тогда куда исчезло горе? Где та девушка, рыдавшая в буфете? Маша улыбалась. Маша была сама приветливость.
— Начнем, — буркнул в диктофон Пранов. — Надеюсь, все в сборе. Сегодняшнее мероприятие посвятим агрессии в нашем маленьком государстве, — он подсмотрел в бумажку, — в нашей второй семье. В «Фатуме».
Пранов оказался отвратительным оратором — ему написали речь, полную труднопроизносимых слов и казенных оборотов, но Леонид Ильич порывался говорить от себя. И делал это из рук вон плохо. Вот у кого КП наверняка ниже плинтуса. Насколько понял Ник, подразумевалось, что собравшиеся секретари и помощники руководителей проникнутся идеями Пранова и сплотятся против общего врага — остальных сотрудников «Фатума».
В результате слушатели сплотились против оратора. Пранов чувствовал, что часть аудитории его тихо ненавидит, а вторая часть вообще засыпает, и постоянно повышал голос.
— Помните! — верещал Пранов. — Естественная агрессия индивида, направленная на его начальника, направлена на вас в первую очередь! Ведь вы — лица руководителей, их представители перед «народом»! Никто не желает вам смерти, но злость и ненависть аккумулируются и приводят к депрессиям и несчастным случаям. Вот тут, — он зашуршал бумажками, — у меня статистика. Помощники руководителей, секретариат — самые часто болеющие члены нашей команды. Вдумайтесь!..
