— Мама. Успокойся. Захожу в метро, тут связь плохая. Перезвоню.
У входа в метро на Ника нахлынули воспоминания: стон, крик, грохот, черный дым и терпковато-сладкий запах крови. Теперь он знает, как пахнет бойня. И знает, что не всех людей готов спасать.
Сглотнув соленый комок, Ник толкнул дверь.
Интересно, сколько должно пройти времени, чтобы воспоминания выветрились и обесцветились? Неделя, месяц, год?
К эскалатору тянулась очередь, Ник скрипнул зубами — так всегда, если куда-то спешишь.
Впечатления перемешались, и он впал в прострацию. Странные картинки проносились в голове: выжженная взрывами земля, пирамиды из вражьих черепов — апофеозом войны до самого неба; люди, море людей со знаменами, их глаза сияют, губы шевелятся, тысячи молодых, красивых лиц; тощий, бледный Лешка с воспаленными глазами шепчет: «Только маме не говори, ладно?»; озябший воробей нахохлился, поджал лапку, спрятав в перьях.
Чтобы попасть в палату брата, пришлось долго уговаривать постовую медсестру. Тетка попалась толстая, упрямая и бесчувственная. Ник уже начал терять терпение, но его спасла молоденькая санитарка. Побледнев, она ухватила толстуху за руку, потянулась и принялась эмоционально шептать ей на ухо. Медсестра приоткрыла рот, колыхнула брылями и буркнула:
— Идем за мной, только быстро…
Больницу Ник покидал раздерганный. Братишка оклемался, но выглядел как восставший из мертвых: бледный до синевы, с потускневшим взором. Завидев старшего брата, он скукожился, ожидая нотаций, но поняв, что ему ничего не грозит, рассказал, кто предложил ему попробовать «второй раз — бесплатно» — Глебушка из соседнего подъезда, подросток из состоятельной семьи, «серебряная» молодежь.
Ник разозлился внезапно и сильно. На жадных до взяток санитарок и медсестер, на задерганных врачей, воняющих дешевым табаком, на систему, год за годом выживающую из профессии лучших, чтобы освободить место посредственностям. А следом — на наркоторговцев.
Их не должно быть. И Ник решил сделать так, чтобы их не было. Вместе с решением приятное умиротворение окутало его.
Зазвонил телефон, незнакомый номер. Ник рявкнул в трубку:
— Слушаю!
— Никита Викторович, — проговорили приглушенным голосом рафинированного интеллигента. — Это Стас Кониченко, я… В общем, вы зря уволились, вы говорили, что, если мы захотим вас увидеть…
Надо же. Конь.
— Стас, сейчас не самое лучшее время. У меня брат в больнице — это раз. Два — новая работа, три — надо наказать уродов, которые сажают детей на иглу.
— Наказать? Так это мы с радостью! Куда подъезжать?
Ник улыбнулся правой половиной рта, представив, как Конь рвется в бой и бьет копытом.
— Так куда подъезжать?
— Стас, драки, скорее всего, не будет.
— Но ведь вероятность есть? — с надеждой уточнил Конь.
Ник мысленно прикинул, сколько ему добираться домой, и назначил ребятам время и место.
* * *
От метро «Парк Победы» Ник шел вдоль Кутузовского проспекта к Панораме.
Ползли в несколько рядов автомобили, горели фонари, мерцала реклама. В морозном воздухе удушливым облаком висел смог. Плитка, которой несколько лет назад выложили тротуар, обледенела, и ее еще отполировали снегоуборочной машиной. Ник шел осторожно, боясь поскользнуться.
Давно стемнело, сыпала мелкая крупа, он нарочно не надевал шапку — надеялся остыть. В сквере у Бородинской панорамы на лавочках сидела стайка ребят, над ними возвышался Конь. Бродил взад-вперед и разминал суставы, предчувствуя скорую драку.
Ника заметили, знакомые и незнакомые студенты повернулись, чтобы поприветствовать героя.
— Привет, — уронил он и принялся пожимать руки.
Семеро парней, включая Коня. «Волк и семеро козлят», — сыронизировал Ник и сунул в зубы сигарету. Он злился сам на себя: зачем мальчишек вызвал? Они тут совершенно ни при чем.
— Ну, чё, идем? — спросил Конь, хрустнув шеей.
— Ребята, вмешиваться в крайнем случае, — предупредил Ник и, все еще злой на себя, зашагал по парку к дому.
Студенты рассуждали о том, как много на Кутузовском памятников коням, и подкалывали Кониченко: смотри, мол, не геройствуй, а то поляжешь и тебя в бронзе отольют.
«Моя армия. Вершители истории, — сердито подумал Ник. — На пять лет младше, а такие дети. Вот они, люди будущего. А если призвать их к оружию — поднимутся? Или разбегутся по своим норкам, будут дрожать и надеяться, что их не заденет шальным осколком? А Македонский в их возрасте Азию завоевывал».
На скамейке возле второго подъезда заседал мелкий вэдэвэшник Гришка. Завидев знаменитого соседа, он вскочил и чуть ли не поклонился:
— О, привет, кореш! — Потряс руку Ника, с ребятами поздоровался и с ужасом посмотрел на Коня.
Ник выдержал паузу, выдохнул облако дыма и, глядя соседу в глаза, загасил сигарету о лавочку.
— Не в курсе, кто тут дурь продает?
Гришка затравленно огляделся, вытянул шейку и замотал головой:
— Наши — не, это точно. Баклан из соседнего дома приносит сюда в восемь вечера. А кстати! — Он перешел на шепот: — Глебушка, кореш твоего мелкого, употребляет. Смотри, как бы, глядя на авторитета, не того…
— Так уже полвосьмого! — радостно воскликнул Конь. — Мы его сейчас порвем!
Ник вскинул руку:
— Нет. Бить не надо. Надо вызвать наряд, а вы будете следить, чтобы дилер не скинул дурь. Ситуация ясна?
Конь разочарованно вздохнул. Парни переглянулись. Какие же они еще дети! А ведь только на пару лет младше Ника. Играют в «поймай бандита», им это в новинку. Один из студентов — Ник его не знал — вынул фотоаппарат, выставил режим видео и прошептал:
— Повторите, Никита Викторович!
Ник криво усмехнулся и сказал:
— Итак, никакого рукоприкладства. Сейчас я вызову наряд, потому что здесь продают наркотики детям. Это факт, всем известный, местный житель подтвердил. Сейчас мы у него спросим, его зовут Григорий, живет он в сорок третьей квартире. Оператор, ты не меня, ты Григория снимай!
Студент переключил внимание на Гришку. Тот ошалел, налился кровью, раздулся и произнес:
— Зуб даю, продают, каждый день в восемь вечера приходит этот… баклан, как звать, не знаю.
Дилер явился вовремя. Неприметный сутулый парень лет восемнадцати, с растрескавшимися в кровь губами и обветренным худым лицом. Глазенки бегают, руки трясутся, да и весь дергается под порывами ветра. Ник с ребятами сидел на детской площадке. Они как раз закончили обсуждать «партийные» дела.
«Не бить, — напомнил себе Ник, — нельзя его бить. Скоро приедет полиция». То же самое он повторил Коню. Но руки чесались, требовали крови.
