Айзенштадт покачал головой.
— Ничего, кроме того, что мы уже обговорили. Я направлю свою собственную петицию и пошлю весточку Фрейтагу, чтобы он отправил своих людей на транспортные корабли «Эйч-ти-ай» для контроля за зомби. Больше ничего не приходит в голову.
Рэндон кивнул.
— Я должен поискать кое-что относительно неофициального участия во всем этом «Эйч-ти-ай». И если что-то обнаружу, то сделаю все, чтобы принудить их к отступлению.
— Да, это стоит попробовать, — согласился Айзенштадт. — Ну, а теперь… мне хотелось бы от всей души поблагодарить вас за поддержку, мистер Келси-Рамос. Всего вам хорошего, и держите меня в курсе дела.
— Непременно. До свидания, доктор.
— До свидания.
Айзенштадт выключил дисплей, и на несколько секунд воцарилось молчание. Затем он поёрзал в своем кресле.
— Мне просто хотелось, чтобы вы знали об этом разговоре, понимаете? — чуть ворчливо пояснил он.
Но его нарочитая грубоватость была лишь щитом, прикрытием озабоченности сложившейся ситуацией.
— Благодарю вас, — ответил я. — Хотелось бы, чтобы вы, несмотря ни на что, продолжали свою работу.
Он колебался.
— Пакуин находится в Батт-сити, — сообщил он. — Если желаете отправиться к ней и побеседовать, могу снабдить вас эскортом из Службы безопасности.
Другими словами, меня ожидала участь дурного вестника, чего мне совсем не хотелось. Ни за что на свете. И всё же для нее будет лучше, если об этом расскажет друг.
Вдоль всего забора, который с двух сторон ограждал двухсотметровый коридор до Батт-сити, горели лампочки, но в эту ночь здесь не проводилось никаких работ, и они горели вполнакала. Мой эскорт вызвался отвезти меня на машине, но тихая спокойная ночь гораздо лучше подходила для пешей прогулки. Кроме того, мне было необходимо время, чтобы как следует все обдумать.
Это было впервые, когда я находился вне помещения в тёмное время суток — впервые с тех пор, как увидел цепочку огоньков в небе над собой в нашем импровизированном лагере. Очень многое с тех пор произошло. По сути, на одном энтузиазме мы с Каландрой обеспечили человечеству первый в его истории контакт с разумными существами из другого мира — обнаружили их, распознали, даже сумели найти способ общения с ними… Но ни одна из этих несомненных заслуг, казалось, не могла разорвать липкую паутину крючкотворства Айкмана, направленного на то, чтобы уничтожить нас.
Именно нас, потому что погибни Каландра, и я превращусь в их новую мишень. Тогда, на борту «Вожака», мне удалось вынудить его к отступлению, а для такого человека, как Айкман, подобный вызов его гордыне равносилен смертельному оскорблению. Оставить корабль Рэндона на Солитэре без зомби было неплохим началом его плана мщения — у него окажется достаточно времени, чтобы опутать меня паутиной и задушить.
И я ничего не мог предпринять, чтобы воспрепятствовать этому.
Батт-сити, как и ведущий к нему коридор, был освещен весьма скудно, но я всё же смог различить три силуэта во тьме — это были Каландра и двое сотрудников Службы безопасности. Завидев нас, она тут же, несмотря на темноту, мгновенно определила мое присутствие.
— Здравствуй, Джилид, — негромко поприветствовала она меня. — На звёзды посмотреть вышел?
— Не совсем, — ответил я.
Заслышав напряженность в моем голосе, она вся как будто сжалась.
— В чём дело?
Я молчал, внезапно почувствовав себя скованно в присутствии посторонних.
— Можем мы с мисс Пакуин побыть минуту наедине? — спросил я сопровождающего меня офицера.
— Почему нет, — добродушно ответил он и, достав свой телефон, набрал на нём цифровой код. Огни, освещавшие Батт-сити, стали ярче. Освещение достигло уровня комнаты с одной единственной тусклой лампочкой.
— Можете общаться столько, сколько вам потребуется, — добавил офицер. Сделав знак эскорту Каландры следовать за ним, он повернулся и, обогнув заросли гремучников, удалился.
— В чём дело? — повторила вопрос Каландра, когда группа агентов отошла на достаточное расстояние.
Я передал ей разговор с Айзенштадтом и Рэндоном. Слова казались мне отлитыми из свинца.
— Понятно, — заключила Каландра, когда я замолчал. Она смотрела вдаль отсутствующим взглядом, ее мысли сочетали в себе огорчение и истинное хладнокровие. — Что же, мы всегда знали, что это лишь дело времени.
Я до боли стиснул зубы.
— Я ещё не сдался. И другие тоже.
Она покачала головой.
— Теперь уже можно. Всё кончено.
— Каландра…
Она взглядом приказала мне замолчать.
— Я никого никогда не просила о помощи, — очень тихо напомнила она. — И тебя не просила устраивать эту вылазку на Сполл, наоборот, просила, умоляла не делать этого. А теперь, Джилид, пожалуйста, оставь всё это.
И они заполнили это место кровью невинных…
— И пусть они погубят невинную жертву ради Денег, так? — спросил я.
Вздохнув, она на секунду прикрыла глаза.
— Богатые всегда строили свое состояние на Жизнях других, — устало ответила она. — И тебе следовало бы помнить и знать это больше, чем кому бы то ни было — «Группа Карильон» тоже сидит в этом по самые уши. Просто Солитэр является самым наглядным примером из всех существующих.
— В цивилизованном обществе должно находиться место и богатству, и морали, — возразил я.
Она пожала плечами.
— Последним, кто пытался править исходя из этого, был Аарон Валаам Дар Мопин…
— Не могу допустить, чтобы это произошло, — перебил я.
— Ты не сможешь их остановить. — Каландра вздохнула. — Если это хоть в какой-то степени может успокоить тебя, ты уже сделал для меня столько, на что я уже и надеяться не могла.
Чуть повернув голову, она стала смотреть вверх, на звезды.
— Ты не помнишь притчу, где говорится о талантах?
И дал он одному из них пять талантов, другому два, третьему — один, по способностям их…
— Как не помнить?
Она кивнула.
— Я тоже. Мои учителя в Бетеле на всю жизнь сумели вбить мне это в голову. А тебе когда-нибудь приходилось задавать себе вопрос о том, живешь ли ты в соответствии с их ожиданиями? Знаешь, такие вопросы обычно приходят поздно ночью, когда лежишь без сна и рассуждаешь.
— Не один, а сотни раз, — я судорожно сглотнул.
— Вот и со мной то же самое, — продолжала она. — Сколько раз я повторяла про себя, что и пытаться не буду, но всегда пыталась, иногда бессознательно, каким-то краешком разума. Меня успокаивала мысль о том, что я еще молода, что у меня остаётся уйма времени для того, чтобы, действительно, чего-то добиться, что-то совершить, что-то великое… Теперь же мне стареть не хочется.
