Это уж потом, на Базе, меня познакомили с подобной спецтехникой. Кто бы мог подумать, что в столь простую штуковину, как пояс, можно вмонтировать камеру, да еще и с проектором?
– Что это? – разглядывая картинки, поинтересовался кот.
– Родословное древо бабушки нынешнего графа.
– Занятно, занятно, – агент 013 поскреб когтем один из гербов. – Ты что же, полагаешь, это поможет разузнать, каким образом книга из замка Синей Бороды очутилась здесь?
– Ну да. Минут двадцать назад я будто невзначай упомянула Тиффожского душегуба в беседе с графом. Вы бы видели, как он вспылил, – словно я наступила ему на больную мозоль.
– Ну-ну, продолжай, – радуясь успехам жены, улыбнулся Алекс.
– Все графы де Монсени – здешние. Стало быть, как вариант, книгу могла привезти в качестве приданого жена одного из них. То есть, матушка или, скорее, бабушка нынешнего хозяина замка. Уж больно сильно месье Констан распереживался, явно за живое задела. Хотя, может быть, и прабабка, учитывая местные традиции ранних браков. Но это вряд ли. Всем же известно, что светским дамам некогда заниматься детьми, у них серьезные дела, балы, приемы. Так что дети чаще растут на попечении бабушек. Отсюда и столь взволнованное отношение к упоминанию о Синей Бороде. Надо проверить, не приходится ли бабушка Констана де Монсени родней барону Жилю де Ретцу.
– Или же кому-нибудь из его судей, – предположил кот. – Ведь дочери казненного не удалось отыскать книгу.
– Может, и так, – согласилась девушка.
– Алина, – задумчиво предположил Сын Орла, – но ведь чаще всего у человека две бабушки.
– Ха! – принцесса с превосходством глянула на супруга. – Ты же был в Шпалерной зале, сам мог убедиться: одна бабка изображена едва ль не самим Леонардо, а другая – нечто усредненно белесое, с тем лишь, чтобы ее без труда можно было отличить от дедушки.
– Ты права, девочка моя, – разглядывая гербы, едва ли не сладострастно промурлыкал кот. – Ты гениально права. А вам, маркиз, стоило бы получше изучить нравы европейской знати. Предки, все равно, мужского или женского пола, по линии отца важнее, чем по линии матери. А эта особа, я вам скажу, и впрямь презанятная. Она бы сделала честь не то что отпрыску побочной линии Савойских герцогов, но и самому здешнему монарху.
– Почему ты так решил? – удивился Алекс.
– Потому что я внимательно читал Дюма. Вот, смотри: видишь золотой гербовый щиток с красным крестом и голубыми птичками меж лопастями?
– Конечно вижу.
– Это герб Монморанси, – с видом торжественного почтения констатировал пушистый профессор. – Сей род считался первейшим среди французских пэров. Именно его глава имел высокое право после смерти государя возглашать: «Король умер. Да здравствует король!» В общем, Алекс, что ты сидишь, как засватанный? Где-нибудь здесь должен быть толковый гербовник французской знати.
Конечно, в библиотеке моего господина имелись геральдические армориалы, но всю эту суету вокруг герба Монморанси можно было не затевать, стоило лишь выпить пару кубков с его сиятельством. Владетель Монсени и сам бы непременно рассказал, что род его с одной стороны восходит к племяннику Карла Великого, первого государя Нижней Бургундии, ставшей впоследствии герцогством Савойским, а с другой – к знатнейшему роду Монморанси. Его основатель еще в XII веке взял в жены вдову французского короля Людовика VI и был регентом при его сыне, будущем Людовике VII.
Я слышал эту историю раз двадцать, всякий раз, когда в замке останавливался кто-то из почтенных гостей. Уж тут бы монсеньор точно не преминул блеснуть родословной, ибо, как я уже знал, ни в грош не ставил титул поддельного маркиза, зато, не скрывая неподдельного интереса, засматривался на его очаровательную супругу. Конечно, при живой-то жене так поступать грешно, но с одной стороны, я и помыслить дурно не мог о своем хозяине, а с другой искренне полагал, что доблестный сеньор де Монсени желает спасти бедную заблудшую овечку из когтей гнусных чародеев.
И потому я спускался по лестнице, так глубоко задумавшись о том, что надлежит предпринять, что едва не отдавил хвост одному из замковых котов. Его возмущенный ор вывел меня из оцепенения. Кот глядел на меня, точно спрашивая, в своем ли я уме. Еще бы, все эти мышеловы прекрасно знают, что я не хуже них вижу в потемках и в нормальном состоянии не имею привычки топтаться по чужим хвостам. Уж кто-кто, а я-то знаю, до чего это неприятно. Но, как бы то ни было, пока я спускался, пока извинялся перед обиженным животным, Алекс притащил увесистый том с множеством ярко раскрашенных гравюр, изображавших гербы французской аристократии и межродовые связи. Видеть этого я, конечно, не мог, ибо не обладаю завидным искусством чародеев проникать взором за каменные стены, но рассказ об этой странной истории запал мне в душу. Впрочем, так бывает, когда оказывается, что тот, с кем ты вырос бок обок, совсем не то, что ты думаешь. Разочарование выжигает на сердце очень глубокие шрамы.
– Так, – профессор начал деловито перелистывать яркие пергаментные страницы, – Бургундия, Нормандия… А это у нас что – Шампань или Прованс? Та-ак, – протянул он, – вот этот герб здесь имеется. – Знаменитый ученый пристально уставился в рукопись и начал читать по слогам: – Де Ко-ти-ви сеньор де Тай-берг. А это у нас… – он задумался. – Постойте, у герцога Жана Нормандского был секретарь, некий сеньор де Тайберг. Его подпись стояла в ответе на запрос Марии де Ретц. Я еще, помню, удивился: Тайберг звучит совсем по-немецки, и вдруг французское de. А в каком месте этот герб имеется у нас? – он глянул на проекцию. – Ага, это брачная гербовая связка. Первый муж – этот самый герцогский секретарь, а с другой стороны – второй герб… – кот перевернул еще несколько страниц. – Ого! Граф де Монфор-Лаваль. Посредине – герб благородной дамы, вот он, в виде ромба: в золотом поле окаймленный лазурью диамантовый крест. Это у нас… – котофей вновь углубился в поиски, затем тихо мяукнул и ошеломленно поглядел сначала на Алину, затем на Командора. – Батюшки-светы, вот это удача! Все, девочка моя, выключай проектор, дальше искать не нужно.
– Что ты там нашел? – возбужденно спросил Алекс.
– Объяснение, мой друг, полное и всеобъемлющее объяснение. Вот этот герб, – он ткнул в манускрипт.
– С гусем на голове? – уточнила Алина.
– Это не гусь, а лебедь, – наставительно, почти оскорбившись, парировал хвостатый умник. – И не на голове, а в нашлемнике. Герб не чей-нибудь, а Жиля де Лаваль-Монморанси, графа де Бриенн, сеньора д’Ингранд де Пузаж, де Тиффож, де Машекуль и многое-многое другое, – кот указал на длинный список титулов, – более известный как Жиль де Ретц. Так что, друзья мои, можно утверждать, что достопочтенная Жильберта де Монсени, в девичестве графиня де Монфор-Лаваль, – внучка Синей Бороды и одновременно – любимая бабушка здешнего сеньора.
По всей видимости, шевалье де Тайберг сумел найти «Энхиридион» и, не слишком вникая в суть книги, являвшей предмет горячего интереса наследницы великого множества земель и замков, поставил ей условием возврата книги – замужество. А могло быть и наоборот: Мари де Ретц охмурила не в меру ретивого секретаря, лишь бы добраться до заветного манускрипта. Но к делу это не относится. Как и то, что после женитьбы этот малый долго не протянул. Конечно, можно предположить совпадение, сослаться на смутные времена, но, если реально смотреть на вещи, о нравах семейства подобный финал тоже может свидетельствовать самым недвусмысленным образом.
