– Поздравляю с первым полетом! – обернувшись, прокричал летчик, и Марина увидела его смеющиеся синие глаза, еще скрытые за огромными квадратными очками.
– Со вторым, – дрожащим голосом отозвалась она. Зубы перестали стучать, губы двигались, язык тоже ворочался, но еще с трудом.
Лицо летчика изумленно вытянулось, черные брови поползли вверх, смешинка в глазах исчезла. Он отвернулся, Марина открыла сумку и достала зеркало. Водостойкая тушь не подвела, разводов под глазами не было, только лицо бледновато и в глазах еще виден недавно пережитый страх. И коленки подрагивают, не упасть бы… Истребитель остановился у ворот ангара, из него выскочили двое в одинаковых темно-синих комбинезонах и побежали к машине, но остановились на полпути. Марина попыталась улыбнуться, но получилось, видимо, не очень. Один, толстенький и рыжий, показал на нее пальцем и проорал:
– Это еще кто? Где ты ее нашел?
– Понятия не имею! – крикнул в ответ летчик. – С неба свалилась, у самой земли подобрал! – и выпрыгнул из кабины на крыло.
– Прошу, – его очки и шлем валялись на сиденье перед приборной панелью, летчик тряхнул головой, откинул назад густые светлые волосы, улыбнулся и подал Марине руку. – Добро пожаловать на землю.
Она поднялась на трясущихся ногах, отдала летчику сумку и поставила ногу на открытый борт. Все движения получились как в замедленной съемке – плавные, неторопливые и длинные.
– Да пошевеливайся, а то сейчас сюда вся толпа сбежится, – летчик дернул ее за руку, рванул на себя, Марина потеряла равновесие и с треском рухнула вниз. Но далеко не улетела – ее держали крепко, обнимали бережно, и летчик даже не покачнулся, принимая на грудь все шестьдесят килограммов живого веса пассажирки.
Марина застыла и, не отрываясь, смотрела на него, куда-то исчезли все звуки, те двое, что суетились внизу, тоже пропали, остался только блеск синих глаз под густыми ресницами и ямочка на правой, тщательно выбритой щеке. Он что-то говорил ей, объяснял, она слышала только его голос, но не понимала ни одного слова, ветер рвал их на куски и уносил прочь. «Зачем? – крутилось у нее в голове. – Зачем мне все это? Это не я, так не бывает…»
Крыло вздрогнуло, летчик обернулся и крикнул что-то коротко и неразборчиво, потом повернулся к Марине.
– Смотри, этот прибор показывает скорость, этот – высоту, шкала над ним – расход топлива. А это штурвал лебедки, он убирает опоры шасси, надо сделать сорок четыре оборота… – Он смотрел то на нее, то на приборную панель, его волосы разлетались от ветра, и в этот момент Марина видела тонкий белый шрам, идущий от виска и до уха.
– Поняла? – Летчик снова улыбнулся и поставил ее на крыло. Марина кивнула и покачнулась, плюхнулась на край кабины, и сказала первое, что пришло в голову:
– А где это мы?
– Как – где? – Опешил летчик. – На Ходынке, на Центральном аэродроме имени Фрунзе. Да ты от страха все на свете позабыла! Как же ты теперь свою статью напишешь?
«Статью? Какую статью? Зачем, кому это надо… Статьи, диссертации, звания, степени – какой в них прок?» – пережитый ужас словно выжег в ней все до основания, все, что составляло смысл ее жизни, и освободил место для чего-то нового, другого, действительно нужного, как вода, как воздух.
– А никак, – махнула она рукой, – другой кто-нибудь напишет.
– Тогда пошли, – летчик ловко спрыгнул на землю, остановился под крылом и лихо присвистнул.
– Ух, ты, как же ты по улице пойдешь? – В его глазах Марина снова увидела насмешку, но уже приправленную любопытством.
– А что? – Она посмотрела вниз, себе под ноги и охнула – волан на подоле прекрасного, в точности повторявшего стиль эпохи платья был выдран с корнем. Он держался на двух или трех нитках, шевелился под порывами ветра и открыл всему миру ее ободранные коленки. Жуткий, невозможный стыд и неловкость убрались так же быстро, как и появились. Марина рывком отодрала остатки оборки, отшвырнула их в сторону, присела на корточки и обеими руками ухватилась за широкую, протянутую снизу ладонь.
– Прыгай, я тебя поймаю.
Через мгновение она оказалась на земле. Ноги у нее больше не дрожали, голос звучал уверенно и ясно. А руки так и остались в теплой ладони незнакомца.
– Алексей, – представился он, – меня зовут Алексей. Капитан, командир авиаотряда.
– Марина, – ответила она, – корреспондент газеты «Социалистическое земледелие». Могу показать удостоверение.
– Не надо, я тебе верю, корреспондент. Ты мне вот что скажи: где это ты раньше летала? На чем? Когда? – руки Марины накрыла вторая ладонь, и сжала ее пальцы.
– А зачем тебе? – не пытаясь вырваться, с оттенком ехидства в голосе поинтересовалась она.
– Просто интересно, – руки сжались еще сильнее, – или у тебя в семье есть военные? Муж? Отец?
– Нет, не угадал, – улыбнулась Марина и покачала головой, – давай, у тебя еще две попытки.
– Да не собираюсь я в «угадайку» играть. Скажи, – голос звучал уже требовательно, синие глаза чуть прищурились и потемнели, как небо перед грозой, ямочка на щеке разгладилась.
– Хорошо, скажу. Но при одном условии, – Марина отвернулась и принялась рассматривать толстые черные колеса-шасси. Издалека ветер принес звуки музыки: где-то оркестр вживую играл праздничный бравурный марш.
– Говори твое условие, – голос Алексея заставил Марину повернуть голову. Он выжидающе смотрел на нее, чуть выпятив вперед подбородок и приподняв темные брови.
– Хорошо, вот мое условие. Теперь твоя очередь со мной полетать. Или боишься? – эти слова она произнесла негромко, почти шепотом. И снова отвернулась, словно не хотела слышать ответ, или заранее знала, каким он окажется.
– А ты что, такая страшная? – раздалось над ухом. Марина вздрогнула, отшатнулась, вскинула голову и ответила резко, почти выкрикнула:
– Почему это – страшная? – она попыталась освободить руки, но Алексей не отпустил ее.
– Чтобы я тебя боялся. Тебе надо очень постараться, чтобы напугать меня. Все, пошли скорее. – Он снова взял ее под руку. – В таком виде тебя одну отпускать нельзя.
Они дружно пригнулись, проскочили под крылом и побежали по полю к небольшому деревянному домику рядом с ангаром, зашли внутрь.
* * *
За тонкой стенкой слышались голоса и смех, Марина подошла к двери, прислушалась и вернулась к окну. Но смотреть из него было неинтересно, кроме облезлых от дождей и снега досок да пожухлых травяных зарослей за мутным стеклом не было видно ничего. Она отвернулась и двинулась вдоль стен. «Комсомолец, молодой рабочий, пионер! Вступай в модельные, планерные, авиационные кружки Осавиахима! Будь готов к защите своей Родины, крепи шефство над воздушным флотом!» – эта надпись располагалась внизу наполовину отклеившегося от стены плаката. Марина смогла рассмотреть только три человеческих фигуры в летных комбинезонах и фрагмент колеса со стойкой шасси. Остальную часть плаката скрывал другой агитационный листок. «Слава сталинским соколам, покорителям воздушных стихий!» – эта здравица уместилась под черно-синим изображением земного шара, перечеркнутого красной линией. «Ага, это перелет Чкалова из СССР в США в июне тридцать седьмого!» – Марина рассматривала уже подзабытые очертания границ страны, алый пунктир через океан и Канаду, серые небоскребы – монолиты империализма, венчавшие надпись «США». А над всем этим господствовали два самолета с красными крыльями, башни Кремля и профиль вождя народов на красном знамени.
