Глухие удары, донесшиеся от стен города, возвестили, что тараны доставлены на место и начали крушить ворота. Тайлар поднес ладонь ко лбу и некоторое время наблюдал, как суетятся у ворот обслуживающие тараны рабы, как слаженно обстреливают мелькающих на гребне стены защитников города лучники Хадада. Дюжина взятых мятежниками городов многому научила бывшего комадара. Теперь он уже не переживал за каждого погибшего при штурме воина, не бросался в первых рядах атакующих в проломы стен или в зияющие проемы, образовавшиеся после падения сорванных с петель створок городских ворот. Отряд из трех тысяч воинов и примкнувшее к нему местное ополчение вполне могли справиться с гарнизоном, не чувствующим к тому же особой поддержки со стороны горожан. В Лурхабе, правда, помимо обычного гарнизона заперся еще и комадар с тысячей «барсов», однако это, по мнению Тайлара и его сподвижников, не могло повлиять на исход штурма.
— Комадар, позволь доложить? Фербак и его люди пошли на приступ. Сотня их уже забралась на стены по штурмовым лестницам, и Фербак просит передать ему резервную тысячу Захичембача, — сообщил гонец на взмыленной лошади еще прежде, чем она успела достигнуть вершины холма, на котором расположились Тайлар, его личная сотня телохранителей и разведчики Найлика.
— Зажечь два костра, — коротко приказал комадар безусому юнцу, восседавшему на черной как смоль лошади.
Проводив взглядом устремившегося к ближайшей деревеньке гонца, намеревавшегося лично поторопить Захичембача, Тайлар подумал, что на этот раз без резни на улицах не обойдется, и немало ни в чем не повинных горожан распростятся сегодня с жизнями из-за упрямства Байшуга. А поскольку первым в город ворвется Фербак, жертв будет особенно много — бывший пахарь почувствовал вкус крови и все меньше различает, чью именно кровь проливают его люди. Если бы в Лурхаб первым вошел Питвар, штурмующий город с юго-востока, бойни можно было бы избежать, — служивший на халисунской границе воин знает цену человеческой жизни и не позволит своим соратникам забыть, что жители Лурхаба — саккаремцы и любят шада и его присных не больше мятежников. Но, может быть, именно потому, что Питвар удерживает своих людей от грабежей, убийств и насилия, Фербаку с его головорезами и удается уже второй раз опередить бывшего сотника?..
Глухие удары таранов неожиданно стихли, от ворот города донеслись вопли отчаяния и победный рев. Тайлар, отвернувшийся было, чтобы не ослепнуть от бьющего в глаза полуденного солнца, поворотил коня и с изумлением обнаружил, что створки городских ворот распахнуты и, словно прорвавший плотину поток, из них рвется, сметая все на пути, конница Байшуга.
— Клянусь Кровью и Сталью! — Тайлар вцепился в луку седла. — Найлик, строй людей! Эй ты, зажги еще три костра! Горнист, играй «атаку»!
Звонкий призыв горна взметнул в седла две сотни разведчиков Найлика, с ходу поднявших коней в галоп. Вскоре к ним присоединились охранная сотня Тайлара и пятьдесят фуражиров Кихара. Это было все, чем располагал бывший комадар для отражения тысячи «барсов», которые-таки решились на вылазку, несмотря на клятвенные заверения перебежчиков, в один голос утверждавших, что Байшуг ранен в шею арбалетной стрелой, пущенной каким-то горожанином, а «барсы» предпочитают отсиживаться в стенах города и проявлять удаль в открытом бою не стремятся.
Вот тебе и перебежчики!
Пожиратели падали! Смрадные земляные черви! Чтоб их мор взял! Чтоб дочери их стали шлюхами, а сыновья заживо сгнили от дурной болезни! Тайлар скрежетал зубами, нещадно шпоря коня и на все лады проклиная обделенных разумом болтунов, которые, дабы угодить ему, выдавали желаемое за действительность. Да покинет его милость Богини, если это не «барсы», причем вся тысяча! Чтоб у их жен волосы на грудях росли! Чтоб кишки в семь узлов завязались!..
Он видел, как, изрубив обслуживавших тараны рабов, «барсы» миновали рассыпавшихся по полю лучников, которых было слишком мало, чтобы противостоять такому бешеному напору, и врезались в строй пеших ратников. О, если бы это были настоящие ратники, а не мародеры, сбежавшиеся из соседних деревень и городов, чтобы поглазеть на взятие Лурхаба и безнаказанно пограбить богатеньких горожан! Вооруженные кое-как, совершенно не обученные, — да и кому придет в голову обучать их, если через день-два, самое большее через пяток они разбредутся по домам, — эти (те еще!) вояки годились для устрашения лурхабцев и уличных схваток, но не для серьезного боя.
Размахивая своими насаженными на жерди ножами, топорами и вилами, они мешали друг другу и падали зарубленными прежде, чем могли разглядеть, не говоря уже о том, чтобы поразить противника, облаченного в панцири и кольчуги, сработанные лучшими оружейниками Саккарема. Обливаясь кровью, они падали, падали, падали, как колосья под серпом, и, слава Богине, что блиставшим стальными доспехами «барсам» было не до того, чтобы преследовать бегущих и добивать раненых, иначе равнина перед Лурхабом оказалась бы заваленной трупами…
— Тайлар! Гляди, Хайдад жив и собирает лучников! — крикнул Найлик, скакавший справа от своего командира.
— Вижу. Это еще не разгром. Захичембач пришлет нам конную сотню, селяне оправятся. Только бы сдержать первый натиск, остановить их! — ответил Тайлар, обнажая меч. — Кихар, займись их вожаком. А ну, «барсы» мои! — проревел он страшным, срывающимся на хрип голосом. — За мной! Лурхаб наш! Отрежем шадским выродкам путь в город!
Врубаясь в ряды «барсов» Байшуга, Тайлар думал, что ему смертельно надоели все эти схватки и сражения и что за последние лет пять он по-настоящему был счастлив лишь в Чирахе, беседуя со старым мудрецом и его голубоглазой ученицей. Причем самым отвратительным в сложившейся ситуации является то, что, раз попав в горшок с обжигающим варевом, именуемым мятежом, из него уже не выбраться до самой смерти. А потом думать стало некогда. Он рубил и колол. Орал, срывая голос, какие-то ужасные слова, снова рубил и колол, и кровавый кошмар этот, казалось, будет продолжаться вечно.
На самом деле бой длился недолго. Холм, с которого бывший комадар наблюдал за штурмом городских ворот, находился значительно правее и ближе к ним, чем лагерь мятежников, и ринувшиеся с его вершины всадники ударили, как и предполагал Тайлар, в арьергард отряда «барсов», слишком увлекшихся уничтожением пешей рати. Неожиданная атака эта заставила воинов Байшуга подумать об отступлении, ибо цель вылазки была достигнута, а любое промедление грозило гибелью. Горнист «барсов» сыграл «отход», однако увязшей в схватке с пешим воинством коннице оказалось не так-то просто перестроиться и покинуть поле боя.
Расступившись под натиском «барсов» подобно воде, селяне, почувствовав поддержку конницы мятежников и растерянность противника, подобно воде же начали смыкать ряды, грозя поглотить островок закованных в сталь верховых. «Барсов» спасли выучка и быстрота коней, но, вырвавшись из тисков деревенского ополчения, они, не успев оторваться от конников Тайлара, угодили под тучу стрел, пущенных уцелевшими и успевшими перестроиться в боевые порядки лучниками Хайдада. Образовав три шеренги, две из которых стреляли поверх голов своих товарищей, лучники произвели и без того в изрядно поредевшем отряде «барсов» катастрофическое опустошение. А когда с левого фланга на них обрушилась сотня верховых, присланных своевременно заметившим сигнальные костры Захичембачем, отступление шадского отряда, воины которого вообразили, что в бой вступили основные силы мятежников, превратилось в паническое бегство. Вернуться в Лурхаб удалось немногим; тех же, кто успел проскочить в городские ворота, ожидало известие, что мятежники уже ворвались в город с двух сторон и быстро приближаются к центральной площади…
