Ольшанский театрально воздел руки к потолку, словно призывая
небесные силы в свидетели такого непочтительного отношения к своей особе. Рукав
пиджака при этом немного съехал, обнажая белоснежный манжет рубашки, на котором
рядом с запонкой красовалось свежее пятнышко от синей шариковой ручки. Это было
неизбывно, Константин Михайлович умудрялся моментально мять и заляпывать
одежду, тщательно отстирываемую и любовно отглаживаемую чуть ли не ежедневно
его женой Ниной.
– Нет, вы только посмотрите на эту нахалку! –
продолжал он. – Ты что о себе возомнила, Каменская? Ты думаешь, я хуже
тебя знаю, что и как надо делать? Я тебя спрашиваю, что я могу сделать лично
для тебя. А что нужно делать для пользы уголовного дела, которое я расследую,
мне известно в сто раз лучше, чем тебе.
Это было, правда в сильно смягченной форме, все то же
хамство, которого так боялась когда-то Настя, но теперь грубоватые слова не
могли ее задеть. Теперь-то она понимала, что Ольшанский просто шутит, может
быть, несколько неуклюже и своеобразно, но без злого сердца.
– А вы меня не запугивайте, я все равно знаю, что вы
меня любите, – сказала она весело. – Лично для меня вы можете сделать
только одно: поделиться со мной результатами беседы с Лерой Немчиновой.
Поделитесь?
– Ну да, – проворчал он, улыбаясь, – тебя кто
запугает – тот дня не проживет.
– Одному удалось, – заметила она, – и даже
два раза. Помните трогательного филателиста Арсена, который на меня два раза
наезжал? Первый раз, кстати, именно по делу Вики Ереминой, когда мы с вами
впервые встретились.
– А чем кончилось? У тебя же на руках и умер, бедолага.
– Вообще-то верно. Так как, Константин Михайлович?
Поделитесь впечатлениями? Соглашайтесь быстрее, через пять минут Немчинова
придет, а мне нельзя с ней встречаться, я же с ней беседовала под видом
сотрудника института.
– Подумаешь, большое дело. Разведя не могу вызвать к
себе сотрудника института, где учился человек, убийство которого я расследую?
Что-то ты, матушка моя, оперативную смекалку потеряла.
Сердце у Насти радостно екнуло, ей показалось, что
следователь предлагает ей остаться и поприсутствовать при допросе Леры.
Конечно, вмешиваться в ход допроса и задавать вопросы, которые хочется, она не
сможет, но у нее появится возможность своими ушами все услышать и своими
глазами понаблюдать за реакцией девушки на те или иные повороты в ходе беседы.
А это тоже немаловажно.
– Имя-то у меня другое совсем, Александрой Васильевной
меня зовут. Не забудете?
Ольшанский вдруг замолчал и уставился глазами в окно, будто
и забыл о Настином присутствии.
– Не забудете? – настойчиво повторила она, боясь,
что он сейчас передумает.
– А? – Ольшанский очнулся и с недоумением
посмотрел на Настю, словно не мог вспомнить, кто она и зачем здесь
находится. – Где сейчас Коротков?
– Не знаю, – удивилась Настя. – Можно
позвонить и узнать.
Следователь снова посмотрел на часы. Лицо его стало
собранным и деловым.
– Немедленно разыщи его, – распорядился он, как
будто Настя все еще была оперативником и работала в бригаде под его
руководством. – Пусть бегом бежит к деду Немчинову и спросит у него насчет
кольца. О результатах сразу же доложит мне. Быстро, быстро, мне нужен ответ
деда, пока внучка будет в моем кабинете. Да шевелись же, Каменская!
– А потом мне можно вернуться?
– Можно. Давай, скоренько.
Настя выскочила из кабинета и пулей помчалась к секретарю
следственного отдела, которая хорошо к ней относилась и всегда разрешала
воспользоваться телефоном.
* * *
Новое неожиданное задание Ольшанского Юра Коротков получил
как раз в тот момент, когда личный состав отдела по борьбе с тяжкими
насильственными преступлениями в полном составе занимался важным и
ответственным делом. Графики суточных дежурств составлялись заранее, и уже
давно было известно, что в новогоднюю ночь это великое счастье привалило Игорю
Лесникову. Однако сегодня утром пришло невеселое сообщение о том, что Лесников,
находившийся в командировке, ранен и до Нового года из больницы точно не
выйдет. Необходимо было ставить замену, а поскольку до праздника оставалось
совсем немного, у всех уже были свои планы и семейные обязательства, так что
добровольцев как-то не нашлось. В таких случаях полагалось тянуть жребий, чем,
собственно говоря, оперативники в данный момент и занимались. Бумажки в
необходимом количестве были заготовлены, на одной из них карандашиком
проставили аккуратный крестик, но процедура оказалась сорвана предательским
поведением Коли Селуянова, который перестал бы сам себя уважать, если бы не
использовал случай подурачиться. Он потихоньку ухитрился заменить бумажку с
крестиком другой, точно такой же с виду, но совершенно чистой. Все быстро и
по-деловому вытащили из чьей-то форменной фуражки жребии, развернули и радостно
завздыхали. И только спустя минуту обнаружилось, что радостно вздыхают все без
исключения. А такого быть не могло. Начался допрос с пристрастием и с
требованием к каждому предъявить свою бумажку. Все и предъявили. По-честному.
– Колян, опять твои штучки? – грозно спросил
Коротков. – Признавайся, паршивец.
– А чего, я и не скрываю, – тут же сознался
Селуянов. – Надо же пилюлю подсластить, а то так и будете весь день ходить
серьезные. Ладно, давайте снова тянуть.
Бумажки заново пересчитали и сложили в фуражку. В этот
момент и раздался звонок от Каменской.
– Я тяну без очереди, – закричал Коротков, –
у меня производственная необходимость!
Он схватил первую попавшуюся бумажку, которая оказалась, на
его счастье, пустой, радостно выкрикнул «Мимо!» и, схватив куртку и шапку,
метнулся к двери. В эту секунду над головами пронесся негодующий рев:
– Селуянов, ты что, подлец, сотворил?
Оказалось, что неугомонный Николай, несмотря на тщательный
надзор, все-таки сумел нашкодить и подсунуть целых три бумажки, помеченные
аккуратными крестиками. Предстояло все проделать заново, но Коротков уже не мог
ждать, время поджимало.
– Колька, вытащи за меня, – попросил он,
убегая. – Если мне выпадет – я без претензий.
Ему повезло, напуганные вчерашней внезапной гололедицей
автолюбители сегодня предпочли передвигаться на метро, машин на дорогах было не
так уж много, и ему удалось добраться до дома Немчиновых очень быстро.
Василий Петрович встретил его спокойно, даже дружелюбно.
Времени на долгие разговоры не было, и Коротков начал с места в карьер.
– Василий Петрович, у нас открылись неожиданные
обстоятельства. Оказывается, Саша Барсуков подарил вашей внучке очень дорогое
кольцо. Вы не припомните, когда и в связи с чем? Может быть, это был подарок на
день рождения или на Восьмое марта?
Ответ Немчинова был неожиданным. Коротков готов был услышать
что угодно, только не это.
