– Миллион двести, – сказала она сухо.
– Отлично, так и запишем. Еще одни очки, со светлыми
стеклами. Оправа… сейчас посмотрим… так, фирмы «Карл Лагерфельд». Эти,
наверное, еще дороже?
– Полтора, – коротко бросила Лера, с ужасом думая
о том, что если они будут оценивать стоимость каждого предмета в ее сумочке, то
процедура займет уйму времени. Это ее никак не устраивало, потому что дядя
Слава сказал, когда она с ним разговаривала по телефону после неудачной попытки
сдать зачет, чтобы она вечером позвонила Игорю. «Позвонила» в этом случае
означало, что ей скорее всего разрешат прийти. Игорь ждет ее, она ему нужна, а
ей приходится сидеть в этом вонючем отделении и вспоминать, что сколько стоит.
Чего ради? Кроме того, ее слегка грызло чувство некоей неловкости перед этими
скромно одетыми милиционерами каждый раз, когда приходилось называть отнюдь не
маленькую цену того или иного предмета.
– Набор косметики фирмы… фирмы «Макс Фактор». Сколько
он стоит?
– Я не помню, – быстро ответила Лера. –
Недорого. И потом, я его давно покупала.
Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось, и она уже
готова была утверждать, что все ее имущество не стоит и трех рублей.
– Ладно, – снова покладисто откликнулся
Саша, – уточним. Кошелек из кожзаменителя красного цвета…
Она открыла уже рот, чтобы поправить его, потому что кошелек
был не из кожзаменителя, а из самой что ни есть натуральной кожи, причем очень
дорогой, но остановилась. Незачем затягивать процедуру. Что толку устанавливать
правильную цену? Вещи ей вернут, а какой там будет «объем вменения» – ей
наплевать.
– Деньги в размере… раз, два, три… – он начал
методично пересчитывать купюры, – в размере шестисот восьмидесяти семи
тысяч пятисот рублей. Ничего себе живут современные студенты! Так, это купюры.
Сейчас посчитаем монетки.
Саша щелкнул замком на том отделении кошелька, где хранились
монеты, и на стол вместе с металлическими деньгами выпало кольцо.
– Ого! Кольцо в кошельке носите? Почему не на
руке? – спросил он.
– Я в анатомичке занималась, там нужно перчатки
надевать, а кольцо мешает, – объяснила Лера. – Оно дешевое, это
стекляшка.
– В кошельке почти миллион, а на руке стекляшка, –
недоверчиво покачал головой Владимир, хранивший до этого полное молчание. –
Дай-ка взглянуть, Саня.
Он взял кольцо и поднес его поближе к свету.
– В первый раз вижу, чтобы на стекляшке делали огранку
«эмеральд». И играет отлично. Нет, Валерия Геннадьевна, не стекляшка это, а
бриллиант. А лгать нехорошо. Зачем же вы так?
– Мне надоело все это, – с вызовом заявила
Лера, – вот и соврала, чтобы побыстрее закончить. Подумаешь! Можете
написать в своем дурацком протоколе, что украденное имущество оценивается в сто
рублей, и отпустите меня. Я ни на что не претендую.
– Мне это нравится, – внезапно подал голос третий
сотрудник, который пока в разговоре не участвовал, – мадам ни на что не
претендует. А на что вы, уважаемая, вообще можете в этой ситуации претендовать?
Не надо делать нам одолжения, мы, между прочим, поймали вора, который вас обокрал,
а могли бы и не поймать. Вам хочется побыстрее отсюда уйти, у вас дела, вы
торопитесь, а представьте себе на минутку, что вор ушел с вашей сумочкой и вам
пришлось бы просиживать часами и сутками под дверьми разных кабинетов,
восстанавливая свои украденные документы. Вы знаете, какие очереди в паспортный
стол? А со сберкнижками вы вообще намучаетесь не один месяц, банк – это не
милиция.
– Тише, Витя, – успокаивающе сказал
Владимир, – тормози, не наезжай на девушку. Прояви снисходительность, она
действительно перенервничала. А вам, Валерия Геннадьевна, я вот что скажу. Мы,
конечно, можем написать в протоколе все, что угодно, в том числе и то, что
похищенное у вас имущество не стоит ломаного гроша, а в кошельке было две
копейки. И поскольку то, что у вас взяли, никакой цены не имеет, вора можно
отпустить за малозначительностью содеянного. Ну вот как будто бы он коробок
спичек спер. И завтра этот милый человек снова выйдет на промысел. Вы, я
смотрю, не очень-то испугались потери, видно, деньги в сумочке у вас не
последние и без куска хлеба вы не останетесь. А что, если следующей жертвой
окажется пенсионерка, у которой после кражи не останется ни рубля? Вам ее не
жалко? Вы, конечно, можете мне возразить, что этот вор – не единственный во
всей Москве, их по городу десятки тысяч бегает, и будете правы. Пенсионерку и
без него есть кому обокрасть. Но если мы все будем так относиться к
преступникам, то на улицу выйти будет невозможно. В самом деле, какой смысл
вообще ловить преступников, если всех все равно не переловишь, верно? Пусть
себе грабят, насилуют, убивают. Вас не смущает такая логика?
Логика Леру не смущала, ее эгоизм не был способен на
обобщения, но ей все равно стало неловко, как будто ее уличили в чем-то
постыдном. Владимир говорил объективно правильные вещи, и не соглашаться с ними
было неприлично. Не объяснять же им, что их «объективно правильные правила»
годятся для них самих, обычных и ничем не примечательных людей, но никак не
подходят и не могут иметь никакого отношения к ней, Лере Немчиновой, особенной
и ни на кого не похожей.
– Извините, – пробормотала она, – я
действительно очень устала. Вы правы, кольцо дорогое, это золото с бриллиантом.
– Сколько оно стоит?
– Я… не знаю.
– Как это вы не знаете?
– Это подарок.
– Тогда придется спросить того, кто вам его подарил.
Поймите же, стоимость должна быть установлена точно. Может быть, человек,
сделавший вам подарок, сохранил чек или сертификат на кольцо. В крайнем случае
он может сказать нам, где его приобрел, и мы сделаем запрос в этот ювелирный
магазин и получим официальную справку о его стоимости.
Лера молчала, сцепив пальцы рук на коленях и глядя в пол.
Сказать, что кольцо осталось от матери? Можно, но как быть с надписью? Конечно,
кольцо мог подарить маме отец, отсюда и надпись, но тогда эти милиционеры
пойдут к деду и спросят его, не сохранился ли ценник, а дед им скажет, что
никакого кольца с бриллиантом у мамы не было. Нет, это не годится.
– Этого человека нельзя спросить, – наконец
произнесла она.
– Почему?
– Он умер.
– Когда?
– Недавно. Пару недель назад. Его убили.
– Он был вашим женихом?
– Ну… да. А что? – с вызовом спросила она,
поднимая глаза.
– Ничего, – Саша пожал плечами. – Будьте
добры назвать его имя и адрес.
– Зачем?
– Мы поговорим с его родственниками, попросим их
поискать в его вещах чек на кольцо…
– Его имя Барсуков Александр.
– Так, Барсуков… – повторил Саша,
записывая. – Где проживал?
Лера запнулась. Адреса она не знала. Барсуков всегда
приходил к ней домой, тогда как она у него не бывала ни разу, хотя он и
приглашал. Но ей не хотелось идти, ей не нужны были ни родители поклонника, ни,
в сущности, он сам. Ей нужен был слуга, преданный и готовый на все, а к слугам
в гости не ходят.
