Увлекшись мыслями о бытовом комфорте, она не заметила, как
вернулся Зотов.
– У вас еще есть вопросы ко мне? – спросил
он. – Мне скоро нужно будет уходить.
– Вопрос только один, – быстро ответила
Настя. – Вы можете назвать людей, которые были дружны с Немчиновыми и
могут знать о конфликте между Геннадием и его отцом?
Зотов задумчиво покачал головой.
– Пожалуй, нет. Я был наиболее близок с Геной, но если
даже я не знал…
– А дочь Немчиновых?
– Лера? Да побойтесь Бога, ей же было восемь лет, когда
это случилось… Я имею в виду смерть ее родителей. А сам конфликт, я уверен,
произошел и развивался намного раньше. Возможно, до ее рождения, даже до
женитьбы Гены.
– Ладно, Вячеслав Олегович, не буду больше вас
задерживать. Но вы все-таки подумайте над моей просьбой и, если кого-то
вспомните, не сочтите за труд позвонить, хорошо?
Настя быстро написала на листке свои телефоны – домашний и
служебный.
– И передайте господину Вильданову, что поклонники его
ценят за хороший вкус и элегантную манеру держаться на сцене.
На лице Зотова промелькнуло странное выражение не то
снисходительного сочувствия, не то сдержанной насмешки.
– Мне приятно это слышать, спасибо, Анастасия Павловна.
Но Игорю я не стану передавать ваши слова.
– Почему? Ему надоели комплименты?
– Отнюдь, – Вячеслав Олегович усмехнулся, –
он их жаждет, как дитя малое сладкую конфетку. Но ребенку нельзя есть слишком
много сладкого, от этого портятся зубки. Игорь еще слишком молод, чтобы
правильно относиться к комплиментам. Он их принимает за чистую монету и
перестает стремиться к совершенству, полагая, что уже достиг всех мыслимых
высот.
– Ну что ж… Вам виднее.
Настя застегнула теплую куртку и подняла повыше меховой
воротник, стараясь закрыть уши. Шапки она не носила никогда, даже в самые лютые
морозы, в крайнем случае надевала куртку с капюшоном. Но сегодня случай был еще
не крайний, термометр показывал минус тринадцать, а Настя Каменская любила держать
голову в холоде. Если бы только при этом все остальные части тела можно было
держать в тропической жаре…
* * *
Едва Зотов переступил порог квартиры Игоря, в ноздри ему
ударила смесь отвратительных запахов, застоявшихся еще с вечера. Оставленные на
столе недоеденные закуски источали ароматы лука, уксуса и маринада, из
недопитых бокалов испарялся алкоголь, и все это было круто замешено на табачном
дыме и специфической вони невыброшенных окурков. «Хоть бы форточку открывал на
ночь, урод, – с неожиданной злобой подумал Зотов. – Никогда плебею не
стать патрицием, хоть годами держи его во дворцах с прислугой».
– Открой окно! – громко крикнул он в сторону
кухни, откуда доносились звуки льющейся воды. – Устроил тут газовую
камеру.
– Не выступай, – донесся до него слабый голос
Вильданова, – и без тебя тошно.
Зотов повесил дубленку на вешалку и быстро прошел в кухню.
Игорь выглядел отвратительно, лицо опухло, как всегда после пьянки, глаза были
больными и красными. Он стоял в одних трусах и жадно пил большими глотками воду
из стеклянной двухлитровой пивной кружки.
– Я тебе что велел? Я позвонил полтора часа назад и
велел через час быть в порядке. А ты? Урод недоделанный, ты опять спать
завалился? Только что встал?
– Не твое дело, – буркнул Игорь, судорожно допивая
остатки воды. – Чего привязываешься?
– Ага, ты еще скажи, что болеешь. И пожалостней, как
алкаши по утрам говорят. Никакого зла на тебя не хватает, честное слово. Да
поставь ты кружку, что ты в нее вцепился! На вот, выпей.
Зотов достал из кармана и швырнул на стол лекарство, которое
купил по дороге. Трясущимися пальцами певец стал ковырять пластмассовую
крышечку флакона, и Зотов отвернулся, не в силах справиться с отвращением.
Чудовище, идиот, придурок! Полжизни уходит псу под хвост сначала на гулянки, потом
на приведение себя в чувство, и это вместо того, чтобы заниматься,
репетировать, работать над новыми песнями. Артист – это труд, адский ежедневный
труд, а не сплошной праздник успеха, водки и девочек. Но разве этому кретину
объяснишь? Он и слова-то такого – «труд» не знает, только и думает об
удовольствиях.
Достав из шкафчика кофемолку и банку с кофейными зернами,
Вячеслав Олегович принялся за дело. Пока варится крепкий кофе, надо оттащить
этого похмельного суслика в ванную и засунуть его под контрастный душ. Сначала
кипяток – потом ледяная вода, потом снова кипяток – и снова ледяная. Ему очень
хотелось махнуть рукой на Игоря и уйти, хлопнув дверью. Пусть выкарабкивается
из своего похмелья как знает. Но нельзя. Он взял на себя эту ношу много лет
назад и теперь должен ее нести, как бы трудно ни было.
Через полчаса Игорь, заметно посвежевший и повеселевший,
сидел на кухне, закутавшись в теплый махровый халат, и пил вторую чашку кофе.
– Слава, позвони Лерке, чего-то она не идет, –
попросил он.
– А вы договаривались?
– Ну.
– Что – ну? Говори членораздельно, – раздраженно
потребовал Зотов.
– Я ей вчера еще сказал, чтобы она утром пришла
убраться.
– А она не пришла, – ехидно констатировал Вячеслав
Олегович.
– Ну, – кивнул Игорь, не почувствовавший иронии, и
продолжал совершенно серьезно: – Я думал, она раненько прибежит и все сделает,
пока я еще сплю. Ну как обычно. А тут встаю – кругом бардак, ногу некуда
поставить. Черт знает что. Может, она заболела? Позвони, Слава, а?
– Сам позвонишь, не маленький. А еще лучше – возьми
ноги в руки и сам убери, твоя же квартира, не ее. Ты что же думаешь, Лера всю
жизнь будет за тобой грязь подтирать? У нее ничего интереснее не будет, кроме
как тебя, урода, обслуживать?
– Много ты понимаешь, – хмыкнул Игорь. – Она
меня любит.
– Любит, – согласился Зотов, – а ты этим
нагло пользуешься. Сделал из девчонки домработницу. Если бы у тебя хоть ума
хватило не спать с ней…
– А чего такого-то? Ей в радость, да и мне приятно.
– Дурак ты, – вздохнул Вячеслав Олегович. – А
представь себе, что завтра она рожать надумает от тебя. И что тогда? Жениться
будешь?
– Еще чего!
– Правильно. Значит, что? Ссоры, скандалы, в результате
она от тебя уходит и занимается только ребенком, а кто будет тебя обслуживать?
Кто будет ходить за продуктами, подавать на стол и мыть посуду?
– Подумаешь, другую найду. Делов-то…
– И опять правильно. Найдешь другую – и все сначала.
Любовь, постель, хозяйство, потом беременность, требования жениться, ссора,
разрыв. И все по новой. Только имей в виду, Игорек, ни одна другая не станет
терпеть то, что терпит Лера. Ты сначала найди вторую такую же, а потом
разговаривать будем. Чтобы была молодая, красивая, умная, прекрасная хозяйка,
тебя любила безумно и безоглядно и готова была бы ради тебя забыть и себя, и
свою гордость, и свое достоинство. Думаешь, они на каждом углу стоят, такие-то?
Думаешь, пальчиком поманишь – и любая твоя?
