– Наверное, никогда, – ответила она. –
Характер такой. Вот вы говорите, что про меня легенды ходят, а я не верю. То
есть я знаю, что они действительно ходят, и мне их даже пересказывали, но я
никак не могу поверить, что это про меня. Не могу поверить, что это про меня
говорят, будто и в самом деле я что-то там гениально придумала или
фантастически угадала. Это про кого-то другого. Я все время помню, сколько раз
ошибалась.
– Вы должны помнить не об этом, а о том, сколько раз
вас пытались переманить из отдела Гордеева. Кто будет переманивать сотрудника,
от которого мало толку, а? Почему вы считаете других глупее себя?
– Я не считаю, – улыбнулась Настя. – Совсем
наоборот, я считаю их умнее. Поэтому и боюсь показаться дурой.
Заточный осуждающе покачал головой, и его солнечная улыбка
не могла обмануть Настю. Она ясно видела, что начальник недоволен.
– Вам это не нравится, я понимаю, – удрученно
сказала она. – Но я такая, какая есть, и вы прекрасно это знали, когда
приглашали меня к себе работать. Жалеете?
– Никогда. Буду вас перевоспитывать.
– Не надо, – взмолилась Настя, – я уже
старенькая для педагогических экспериментов.
– Вот видите, вспомнили о возрасте. То вы маленькая, то
старенькая. Ладно, скажите лучше, что вы там придумали.
Настя с облегчением перевела дух. Ну вот, воспитательные
меры позади, а о деле говорить куда приятнее.
– Понимаете, – начала она, – засылать в наши
вузы своих мальчиков и девочек – дело рискованное. Ведь абитуриент, даже если
он уже в эти годы сволочь отъявленная, совсем не обязательно останется таким же
через четыре года, когда его будут выпускать на практическую работу. Четыре
года в юном возрасте – это ужасно много, человек может стать совсем другим. Где
гарантия, что за эти четыре года он не переменится? Поэтому, я думаю, если
раннее внедрение и имеет место, то лишь в крайне редких случаях. Есть другой
путь, более эффективный и верный.
– Какой?
Иван Алексеевич отошел от Насти и снова сел на свое место.
Правильно, лирика закончилась, началось дело.
– Нужно вербовать мальчиков примерно курса со второго
или старше, выискивать тех, кто падок до легких денег и не особенно расчетлив,
и подсаживать на компре. Понимаете?
Заточный погладил длинными сухими пальцами виски, кивнул.
– Продолжайте, я вас слушаю внимательно.
– Идем дальше. Кто может лучше других знать, какие
мальчики для этого дела годятся? Кто пользуется у слушателей доверием? Кто
может сделать так, что мальчик в учебное время будет заниматься неизвестно чем?
Ответ примитивно прост: курсовые офицеры. Я специально выясняла, откуда их
берут, и оказалось, что огромное их число – это не милиционеры, а армейские.
Сокращенные, оставшиеся без жилья, обиженные на армию, которая отняла у них
лучшие годы молодости и взамен ничего не дала. Им катастрофически нужны деньги,
потому что пенсия, если она вообще есть, мала, а они еще достаточно молоды,
чтобы удовольствоваться сидением на печке. Курсовые офицеры, особенно пришедшие
из армии, – это самое слабое звено. Сначала подсаживают их, а потом они в
свою очередь вовлекают слушателей. И тогда слушатель, даже если к моменту
выпуска из института он опомнится и решит жить честно, уже никуда не денется,
на нем соучастие, и не одно, пусть в мелочах, но зато много. Я знаю, как это
все проверить на уровне статистики, но, чтобы не тратить попусту время, мне
хотелось бы поговорить с вашим сыном, чтобы уточнить гипотезу.
– Вы полагаете, он может об этом знать?
– Не знаю. Но я не собираюсь его об этом спрашивать.
Если не знает – так и не знает, а если знает, то мои вопросы поставят его в
сложное положение. Товарищей закладывать, знаете ли… Малоприятно.
Заточный помолчал немного, потом снова кивнул.
– Хорошо, Анастасия, приходите к нам сегодня часов в
восемь, заодно и поужинаем. У вас все?
– Все.
– Тогда идите. Нет, минутку. – Он поднял руку,
словно желая остановить Настю. – Еще один вопрос. Что там с убийством
слушателя? У ваших друзей что-нибудь двигается?
Настя отрицательно покачала головой.
– Ничего. Ни с места. Но есть возможность подобраться к
деду Немчинову, мы это сейчас отрабатываем.
– Почему так долго? Он в бегах?
– Да что вы, никуда не делся. Но я его боюсь.
– Вот даже как? Отчего же?
– Не знаю. – Настя легко рассмеялась и пошла к
двери. – Он мне внушает какой-то священный ужас. Боюсь его спугнуть и Юру
Короткова этим страхом заразила.
– И Дюжина тоже, – усмехнулся генерал. –
Нехорошо, Анастасия.
– Ай-яй-яй, – протянула она саркастически, –
Павел Михайлович уже успел стукнуть? Тоже нехорошо.
– Согласен. Вы можете не спрашивать у меня разрешения,
но докладывать все-таки надо. Договорились?
– Извините, – пробормотала Настя и выскользнула из
кабинета.
Ну Дюжин, ну гад! Речевое недержание у него, что ли?
Конечно, ничего запрещенного Настя не сделала, отправив его познакомиться с
Лерой Немчиновой. Это была дружеская просьба, а не приказ, уговаривать Павла не
пришлось, он с удовольствием взялся выполнить поручение, ему и самому было
любопытно попробовать, как это бывает. А потом вернулся и прямиком отправился к
начальству.
Первым побуждением Насти было тут же зайти к Дюжину и
высказать ему все, что она думает. Идя по коридору, она уже почти дошла до
кабинета, где сидел капитан, и вдруг опомнилась. Зачем? Что она ему скажет? Что
он поступил неправильно? А почему, собственно, неправильно? Кто сказал, что он
не должен был так делать? Павел поступил так, как считал нужным, то есть с его
точки зрения он поступил совершенно правильно, и что по этому поводу думает его
наставник Каменская, ровно никакого значения не имеет. У него такой характер, у
нее другой, так какой смысл высказывать претензии? У Дюжина не меньше оснований
упрекать ее в том, что она сама не доложила Заточному.
Поймав себя на этих мыслях, Настя расхохоталась и почти
вприпрыжку помчалась к себе. Нет, поистине мысль о том, что все люди разные,
приносит массу веселых минут. Особенно когда самого себя ловишь на привычке
мерить других по собственным меркам. Очень полезная мысль. Крайне, можно
сказать, плодотворная.
Домой в этот вечер Настя возвращалась поздно, ужин у
Заточного затянулся, и теперь ей предстояло пройти несколько сотен метров от автобусной
остановки до дома по неосвещенным пустынным дворам. Этого участка пути она
всегда боялась, особенно после того, как однажды ее здесь чуть не убили. Можно
было бы из метро позвонить Лешке и попросить встретить, но ей не хотелось
беспокоить мужа. «Экая я, однако, стала стеснительная», – подумала она с
усмешкой.
Весь вечер Настя расспрашивала Максима Заточного о
существующих в институте порядках, о том, какую роль выполняют курсовые офицеры
и что нужно, чтобы без уважительной причины пропускать занятия. Она не задала
парню ни одного каверзного вопроса, отвечая на который ему пришлось бы
«закладывать» своих однокурсников или курсовое начальство, но и без того по его
свободному рассказу было видно, что он ничего не знает. Это в определенном
смысле подтверждало выстроенную ею гипотезу: отличников не трогают, потому что
отличники видят перед собой цель и планомерно к ней идут, мало шансов сбить их
с пути истинного. Отличник, особенно если он и в школе хорошо учился, хочет
чего-то добиться, например, остаться после получения диплома в институте и
писать диссертацию, а потом заниматься преподавательской работой. Или, как
вариант, получить хорошие знания в области экономики, гражданского и
финансового права, потом немножко поработать в милиции, пока призывной возраст
не истечет, и покинуть милицейские ряды, чтобы стать юристом в большой фирме,
где платят по сравнению с милицией просто миллионы. Или же, как еще один
вариант, специализироваться в международном праве и иностранных языках и после
выпуска получить престижную работу в Бюро Интерпола или в Управлении
международных связей министерства. Причины для отличной учебы могут быть и
другими, но в любом случае понятно: слушатель видит цель и идет к ней, и
размениваться на глупости вряд ли станет. Быть отличником в вузе далеко не
просто, дисциплин много, и они настолько разные, что невозможно получать
пятерки по всем предметам, не прилагая никаких усилий и выезжая исключительно
на общей сообразительности и эрудиции. Надо много заниматься, порой отказывая
себе в таких приятных вещах, как дискотеки, встречи с друзьями и девушками и
даже простой отдых. И если человек умеет на протяжении длительного времени себе
в этом отказывать, то бессмысленно соваться к нему в попытках толкнуть на
глупые поступки, которые его самого потом же и свяжут по рукам и ногам, и все
усилия, которые он прилагал, чтобы быть отличником, пойдут насмарку. Пустая
трата времени, ничего не выйдет.
