После длительного раздумья д–р Саперб произнес:
— Полагаю, такая возможность в высшей степени вероятна. Ему нужно уединение, он давно уже его ищет.
Старший полисмен закрыл свой блокнот и повернулся к своим подчиненным.
— Вот так–то. Стоянки следует немедленно прикрыть. Затем через свое переносное переговорное устройство он сообщил:
— Доктор Саперб склоняется в пользу стоянок, но никак не на сыновей Иова. Как я полагаю, нам следует с ним согласиться. Доктор высказывается совершенно определенно. Проверьте сейчас же район Сан–Франциско, установите, не появилась ли там одна из стоянок. Благодарю вас.
Затем о снова повернулся к д–ру Сапербу.
— Мы высоко ценим вашу помощь. Если он снова свяжется с вами, известите, пожалуйста, нас.
Он положил вою визитную карточку на письменный стол Саперба.
— Постарайтесь с ним… помягче, — посоветовал Саперб, — если его отыщете. Он очень, очень болен.
Полисмен подмял на него взор, слегка улыбнулся, а затем вся компания покинула кабинет. Дверь за ними закрылась. Ян Дункан и д–р Саперб снова остались одни.
Отрешенным, осипшим голосом Ян Дункан произнес:
— Мне придется проконсультироваться у вас как–нибудь в другой раз. Он нерешительно поднялся. — До свидания.
Что–то случилось? — спросил д–р Саперб, тоже поднимаясь.
— Мне нужно уходить, — Ян Дункан дернул за ручку двери, с трудом отворил ее и исчез.
Дверь за ним захлопнулась. Странно, подумалось Сапербу. У этого человека — Дункана, что ли — не было даже возможности начать обсуждать со мной свои трудности. Почему появление НП столь сильно разволновало его?
Поразмыслив некоторое время, но не найдя ответа, он сова расположился за письменным столом и попросил Аманду Коннерс впустить следующего пациента. Вся приемная была полна людей, среди пациентов были и женщины, все они исподтишка следили за каждым движением Аманды.
— Слушаюсь, доктор, — раздался ее приятный голос, что более, чем обычно, ободрило д–ра Саперба.
* * *
Едва выйдя из кабинета врача, Ян Дункан стал спешно искать такси. Эл был сейчас здесь, в Сан–Франциско, он знал это. Эл оставил ему график появления стоянки № 3. Они заберут Эла. и это будет означать конец дуэта «Дункан и Миллер. Классика на кувшинах».
Около него само остановилось модерновое, все так и лоснящееся такси.
— Удивляться было некогда, Ян Дункан смело ступил на мостовую, чтобы сесть в кабину.
Это дает мне шанс, сказал он самому себе, как только роботакси молнией метнулось к месту назначения, которое он назвал. Но они туда доберутся раньше. А может быть, нет? Полиции ведь надо прочесать по сути всю территорию города, квартал за кварталом, он же знал, где находится стоянка и направлялся прямо туда, где можно будет найти ее. Так что все–таки кое–какие шансы — пусть даже и самые незначительные — у него имелись.
Если тебя заберут, Эл, подумал он, это будет означать конец и для меня. Я не смогу продолжать жить в одиночку. Я присоединюсь к Гольцу или погибну, ничто иное меня не ждет.
Роботакси мчалось через весь город к стоянке № 3 марсолетов Луни Люка.
Глава 11
Нату Флайджеру захотелось узнать, так, из простого любопытства, имеется ли у чап–чапычей хоть какая–нибудь своя музыка. Но не в том заключалась стоявшая перед ними здесь задача: впереди уже виднелся дом Ричарда Конгросяна — светло–зеленое деревянное трехэтажное строение. Во дворике, перед домом они увидят нечто совершенно невероятное — древнее необрезанное с бахромой на листьях и коричневым стволом пальмовое дерево.
Но Гольц сказал…
— Мы прибыли, — пробормотала Молли.
Старое такси замедлило ход, издало скрежещущий шум переключения передач, а затем как–то сразу двигатель заглох. Вокруг повисла тишина. Нат прислушался к шороху ветра в кронах деревьев, к едва различимому ритму мельчайших капель похожего на туман дождя, который моросил здесь повсюду, куда бы они ни заезжали, и теперь стучал по крыше кабины, по листве, по неухоженному старинному деревянному зданию с его покрытой рубероидом площадкой для принятия солнечных ванн и множеством небольших квадратных окон, в нескольких из которых были выбиты стекла.
Джим Планк закурил «Корону Кюрасао» и констатировал:
— Никаких признаков жизни.
Что соответствовало действительности. Значит, по всей видимости, Гольц был прав.
— Мне кажется, — нарушила молчание через некоторое время Молли, — мы затеяли нечто совершенно сумасбродное.
Она открыла дверцу такси и проворно выскочила из кабины. Почва под ее ногами сочно зачавкала. Она скривилась.
— Чап–чапычи, — напомнил Нат. — Мы всегда можем записать музыку чап–чапычей. Если у них она вообще шесть. — Он тоже выбрался из машины, стал рядом с Молли, и они оба долго разглядывали огромное старое здание, причем никто не проронил ни слова.
Это было грустное зрелище — в этом не было ни малейших сомнений.
Засунув руки в карманы, Нат направился к дому. Прошелся по усыпанной гравием дорожке, которая пролегла среди старых кустов фуксий и камелий.
Молли последовала за ним. Джим Планк остался в такси.
— Давайте скорее кончать все это и прочь отсюда, — сказала Молли.
На ней были только яркая ситцевая кофта и шорты, она дрожала от холода.
Нат обнял ее за плечи.
— В чем дело? — недовольно спросила она.
— Ничего особенного. Просто я очень тебя люблю. Я вдруг это ясно понял. Впрочем, сейчас я согласен на что угодно, если оно не мокрое и не хлюпает под ногами, — на мгновение он крепко прижал ее к себе. — Разве так тебе не лучше?
— Нет, — ответила Молли. — А впрочем, да. Сама не знаю, — призналась она раздраженно. — Ради бога, поднимись лучше на крыльцо и постучи.
Она высвободилась из его объятий и подтолкнула его вперед.
Нат поднялся по прогнувшимся деревянным ступенькам и повернул рукоятку дверного звонка.
— Я неважно себя чувствую, — сказала Молли. — Почему бы это?
— Повышенная влажность.
И самого Ната она страшно угнетала, он едва дышал. Интересно, подумал он, как такая погода повлияет на форму жизни с Ганимеда, которую он содержал в своей записывающей аппаратуре; ей нравилась влага и здесь она, пожалуй, будет процветать. Возможно, «Ампек Ф–A2» мог бы сам по себе существовать бесконечно долго в таком дождливом лесу. Для нас же здешняя окружающая среда более чужда, чем на Марсе. Эта мысль поразила его. Марс и Тихуана куда ближе, чем Дженнер и Тихуана! С точки зрения экологии, конечно.
Дверь отворилась. Прямо перед ними загораживая вход, стояла женщина в светло–желтом комбинезоне и разглядывала их. Ее карие глаза были спокойны, хотя взгляд оставался настороженным.
