— Но, возмутился тогда он, — это ведь классическая кувшинная музыка!
Мы играем сонаты Бетховена.
— Мы позовем вас, — бросил им на прощанье разведчик талантов, — если Никки выкажет когда–либо в будущем интерес к подобной музыке.
Никки! Он побледнел. Представить только — неужели он настолько близок в Первой Семье! Он и Эл, бормоча что–то бессвязное, понуро покинул сцену вместе со своими кувшинами, давая дорогу следующим конкурсантам — собачьей своре, одетой в наряды эпохи Елизаветы и изображавшей персонажи из Гамлета. Собаки тоже провалились, однако это было весьма слабым утешением.
— Мне говорят, — продолжала тем временем Николь, — что в глубинах океана мало света, но поглядите вот на это странное создание.
По телеэкрану поплыла рыба, щеголяя выставленным напоказ ярким фонарем.
Тут Ян вздрогнул от неожиданности, услыхав стук в дверь.
Он осторожно приоткрыл ее. На пороге, явно нервничая, стоял его сосед, мистер Стоун.
— Вы не на собрании? — спросил Эдгар Стоун. — Разве после переклички это не обнаружится?
В руках у него были все те же злополучные контрольные тесты.
— Ну, что там у меня? — спросил Дункан.
Он был готов услышать самое нехорошее.
Войдя в квартиру, Стоун прикрыл за собою дверь. Глянул в сторону телевизора, увидел на экране сидевшую с океанографами Николь, на несколько секунд прислушался к тому, о чем говорилось, затем неожиданно произнес хрипло:
— Вы отлично справились с заданием.
Он протянул тесты Яну.
— Я прошел? — Дункан никак не мог поверить этому.
Он взял бумаги у Стоуна, стал недоверчиво их разглядывать. А затем сообразил, что произошло на самом деле.
Стоун сам таким образом откорректировал ответы, что создавалось впечатление, будто Дункан выдержал проверку. Он сфальсифицировал результат, по всей вероятности, просто по–человечески сжалившись над Дунканом. Ян поднял голову, взгляды их встретились, однако оба они молчали. Как это ужасно, отметил про себя Дункан. Что мне теперь делать?
Такая реакция была неожиданной даже для него самого, но с этим ничего нельзя было поделать.
Он только теперь осознал, что хотел провалиться. Почему? Чтобы выбраться отсюда, чтобы появился предлог отказаться от всего этого, бросить свою квартиру, свою работу, набраться смелости и дать деру, уехать. Эмигрировать в одной рубашке, в посудине, которая развалится на куски в тот самый момент, когда коснется поверхности марсианской пустыни.
— Спасибо, — печально произнес он.
— Когда–нибудь, — произнес скороговоркой Стоун, — вы сможете что–нибудь сделать и для меня.
— О да, буду рад, — согласился Дункан.
Торопливо покинув квартиру Дункана, Стоун оставил его наедине с телевизором, кувшином, фальсифицированными документами, удостоверяющими то, что он выдержал тесты, и его собственными раздумьями.
Глава 3
Винс Страйкрок, американский гражданин и квартиросъемщик в доме «Авраам Линкольн» жадно прислушивался к выступлению Дер Альте по телевизору, пока брился на следующее после собрания утро. Было что–то особенное в этом Дер Альте, президенте Руди Кальбфлейше, который всегда его так раздражал, и будет великим тот день, когда через два года наступит срок окончания президентства Кальбфлейша, и ему придется уйти в отставку.
Это всегда было таким прекрасным, поистине великим днем, когда закон лишал очередного из них права и дальше оставаться на этой должности! Винс всегда считал: такой день достоин того, чтобы его праздновать.
Тем не менее, Винс прекрасно понимал, что не стоит упускать возможности, пока Старик все еще остается на этой должности, влиять хоть каким–то образом на ход событий, поэтому он отложил в сторону бритву и прошел в комнату, чтобы самому повозиться с ручками обратной связи своей собственной телеустановки. Он отрегулировал по своему вкусу положение нескольких ручек телевизора и с надеждой стал предвкушать, когда заунывное звучание речи Дер Альте хоть чуть–чуть изменится к лучшему… Однако этого не произошло. Слишком у большого числа телезрителей были свои собственные представления о том, что и как следовало бы говорить Старику, понял Винс.
По сути, даже только в одном этом многоквартирном доме было достаточно много людей для того, чтобы нейтрализовать любой нажим, который он мог попытаться оказать в своем желании повлиять на умонастроения Старика с помощью своей индивидуальной телеустановки. Но, как–никак, в этом–то и заключалась демократия. Винс тяжко вздохнул. Именно этого все обыватели так добивались — иметь такое правительство, которое было бы восприимчиво к тому, что говорит народ. Он вернулся в ванную и возобновил бритье.
— Эй, Жюли, — окликнул он свою жену, — как там наш завтрак, готов?
Звуков ее возни в кухне что–то не слышалось. И когда этот факт окончательно дошел до его сознания, он вспомнил, что не заметил ее рядом с собою в постели, когда он, слабо еще соображая после сна, поднимался в это утро.
И тут он сразу все вспомнил. Вчера, после окончания собрания по случаю Дня Поминовения, он и Жюли в результате особенно ожесточенной ссоры решили развестись, спустились к домовому уполномоченному по заключению браков и оформлению разводов и заполнили необходимые для развода документы. Жюли упаковала свои вещи и была такова, и теперь он остался в квартире один — некому было приготовить ему завтрак, и, пока он с головой не уйдет в дела, ему будет очень недоставать и самой Жюли, и того комфорта, который был связан с ее присутствием.
Для него это было немалым потрясением, их брак длился уже довольно долго — целых шесть месяцев, и он привык видеть Жюли по утрам рядом с собою. Она знала, что ему нравиться яичница, поджаренная с небольшим количеством министерского сыра. Черт бы побрал это новое либеральное законодательство в части разводов, которое протащил этот Старик, президент Кальбфлейш! Жаль, что Старик не откинул сандалии во время одного из своих, ставших такими знаменитыми, двухчасовых послеобеденных снов! Но тогда, разумеется, просто другой Дер Альте занял бы его место, И даже смерть Старика не вернула бы назад Жюли; это было вне сферы возможностей бюрократической машины СШЕА, какой бы огромной она не была.
Разозлившись не на шутку, он подошел к телевизору и нажал на кнопку «С»; если достаточное количество граждан нажимали ее. Старик должен был отключиться полностью — кнопка «СТОП» означала полное прекращение бормотание президента. Винс подождал немного, однако маловразумительная речь продолжалась.
И тогда его вдруг осенило: уж очень странным является столь раннее утреннее выступление. Ведь было всего лишь восемь часов утра! Может быть, вся лунная колония взлетела в безвоздушное пространство в одном грандиозном взрыве топливохранилища? Старик частенько говаривал о том, что требуется туже затянуть пояса, чтобы поднакопить достаточно средств для продолжения осуществления космической программы; можно был вполне ожидать наступления эпохи различных, весьма эксцентричных в своих проявлениях экологических и других бедствий. Или, может быть, наконец–то из марсианской земли — вернее, из марсианского грунта — извлечены какие–то подлинные останки представителей некогда обитавшей там разумной расы?
