– Одно время я тоже так думал. Почему ты так решил?
Ной сунул руки в карманы и шагнул к деревьям.
– Он любил ее. Каким бы дерьмом он ни был, он любил ее. И любит до сих пор. Это становится понятным, когда он говорит о ней. Она была для него всем. Теперь я и сам знаю, что это такое. Разве человек, который носит в себе такое чувство, может убить?
Он покачал головой, не дав Фрэнку вставить слово.
– Это было глупо, потому что такое случается постоянно. Наркотики, алкоголь, одержимость, ревность. И все же я клюнул на это. Точнее, чуть не клюнул.
– Ты любишь ее. А он ее отец… Есть и еще кое-что, Ной. Они нашли Карин.
– Что? – Ной с минуту хлопал глазами. – Ах, ну да… Сейчас это не имеет значения.
– Может иметь. Она рванула в Нью-Йорк. Спуталась с богатым фотографом.
– Ветер ей в спину. Надеюсь, там она и останется. Меня вполне устроит, если мы будем жить на разных концах страны. – И тут он вспомнил о Майке. – Ее арестовали?
– Допросили. Она все отрицает. Причем очень энергично.
– Как всегда.
– Но на ту ночь, когда ранили Майка, у нее есть алиби. Она была на вечеринке в Беверли-Хиллз. И видело ее две дюжины людей.
– Значит, улизнула на время.
– Не похоже. Алиби крепкое. С момента нападения на Майка до того, как его обнаружила Дори, прошло около тридцати минут. Все это время Карин миловалась с фотографом на глазах у двадцати свидетелей.
– Значит, это не Карин?! – Ной осекся. – Тэннер? О боже… Он знал, где я живу. К тому моменту он вышел из тюрьмы и знал, где я живу. Сукин сын! Зачем ему это понадобилось?
– Ты показывал ему свою работу?
– Нет. Конечно, нет.
– Все может быть очень просто. Ему хотелось посмотреть, куда ты клонишь. Он всегда был честолюбив. Наверно, таким и остался. А в твоих досье есть имена и адреса. Заметки, пленки…
– Месть? Думаешь, он стремится к этому? Отплатить всем, кто свидетельствовал против него?
– Не знаю, Ной. Но он умирает. Что ему терять?
Терять Сэму было нечего. Поэтому он сидел, потягивал бурбон и следил за тем, как наступает ночь. Боль еле слышно тикала в виске, заглушенная снадобьями, действие которых усиливалось алкоголем.
Как в старые добрые времена.
От этого ему хотелось смеяться. И плакать.
«Время понеслось», – думал он. Разве не странно, разве не удивительно, что двадцать лет время плелось, а стоило выйти на свободу, как оно рванулось вперед, словно спринтер?
Но зачем он вышел на свободу? Чтобы умереть от рака?
Сэм посмотрел на пистолет, поднял его и погладил. Нет, он не позволит раку убить себя. Нужно только собраться с силами.
Он повернул пистолет, заглянул в дуло, а затем сжал его губами, как при поцелуе.
«Это будет быстро. И не больно, потому что все кончится, еще не успев начаться». Его палец лег на спусковой крючок.
Он справится. Это будет еще один способ выжить, разве не так? В тюрьме он научился выживать.
Но пока рано. Еще есть Ливи.
Есть Ливи, и это самое главное.
Во время обеда ни о чем серьезном не говорили. Беседа текла непринужденно, ни разу не натолкнувшись на опасные подводные камни. Первые десять минут Ной смотрел на мать с восхищением. Селия отвлекала Оливию, расспрашивая о центре и интересуясь ее мнением обо всем на свете – от бедственного положения карликового северного сурка (откуда она его выкопала?) до брачных обычаев черного медведя.
Он не мог понять, то ли Оливия такая же искусная актриса, как и его мать, то ли эта беседа действительно доставляет ей удовольствие.
Вэл взяла миску с картофельным салатом и протянула ее Фрэнку:
– Попробуйте.
– Чувствую, что завтра мне придется как следует попотеть в вашем оздоровительном клубе. – Тем не менее Фрэнк взял миску и отведал новое блюдо. – Фантастическая еда, Вэл.
– Фрэнк весьма прохладно относится к моей готовке, – вставила Селия.
– К готовке? – Фрэнк подмигнул Ною и отставил миску. – Когда это ты начала готовить?
– Не слушайте его, – сказала Селия и шутливо ткнула мужа в бок. – Я тружусь у горячей плиты, как рабыня, пытаясь накормить этих мужиков.
– Главным образом соевым творогом, – пробормотал Ной и тоже схлопотал тычок. – Но все равно, ма, ты прелесть. – Он схватил мать за руку и поцеловал.
Вэл тут же растаяла. Разве можно было сердиться на мальчика, который так любит свою мать?! Она протянула ему корзину с хлебом.
– Ной, возьми еще булочку.
– Спасибо. – Он улыбнулся и на этот раз заслужил ответную улыбку.
Они засиделись за кофе. «Сложись обстоятельства по-другому, – подумал Ной, – Макбрайды и Брэди легко подружились бы, и эту дружбу не омрачили бы никакие тени».
Но тени никуда не исчезли. Он понимал это, видя, как Оливия то и дело смотрит в темное окно. Как отец осматривает дом, проверяя его безопасность с дотошностью профессионала.
И как напряглось лицо Вэл Макбрайд, когда его родители собрались уходить.
– Завтра я приду на лекцию в натуралистический центр, – сказала Селия, надевая легкий жакет. – И надеюсь, что для меня найдется местечко в одном из твоих походов.
– Найдется.
Селия не обратила внимания на протянутую руку и крепко обняла Оливию.
– Тогда до утра. Вэл, Роб, спасибо за чудесный обед. – Обняв Вэл, она прошептала ей на ухо: – Крепитесь. Мы здесь.
Она похлопала Вэл по спине и взяла Ноя за руку.
– Проводи мать до машины. – Надо было дать Фрэнку возможность подбодрить Макбрайдов.
Селия дышала свежим ночным воздухом и думала, как Фрэнк отнесется к предложению купить здесь летний коттедж. В конце концов, они привыкли жить неподалеку от сына.
«Это хорошее место для того, чтобы пустить корни, – думала она. – И самое подходящее для Ноя».
Она повернулась к сыну и взяла его лицо в ладони.
– Ты мальчик умный, сообразительный и всегда радовал меня. Но если ты упустишь эту девушку, я тебя выдеру.
Он поднял бровь.
– Ты думаешь, что знаешь все на свете?
– Про тебя я знаю все. Ты уже сделал ей предложение?
– Вроде того. Она думает. – Увидев, что Селия закатила глаза, он добавил: – Но все равно никуда от меня не денется. И я не позволю, чтобы с ней что-нибудь случилось.
– Я всегда ломала себе голову, кого ты полюбишь, представляла, как приведешь свою девушку к нам в дом. И всегда клялась себе: как бы меня ни раздражала эта женщина, я буду тихой и терпимой свекровью. И можешь не улыбаться от уха до уха, молодой человек!
