– Красивые слова, – фыркнул Дитрих, – но меня они все равно не убеждают, ясно?
– Где-то я уже все это слышал, – заметил рыжий за стойкой. – Как бы не на сессии Европарламента… Что, у вас в Украине все до того тупы, что рассуждают в твоем стиле? Или ты у нас один такой?
Леон скрипнул зубами. Секунда – и содержимое его стакана расплескалось по веснушчатой физиономии коротышки.
– Я офицер, – спокойно сказал он, – и прошу не забывать об этом.
Навстречу Леону угрожающе потянулся Дитрих; Макрицкий уже напрягся, шатнулся в сторону, готовясь первым вложить того кулаком в нос, но сильная рука Жасмин неожиданно рванула немца вниз, и он, потеряв равновесие, неуклюже осел на ковер.
– Немедленно извинись, Бевин, – приказала она рыжему. – Быстро, ну!
Тот перестал размазывать по лицу едкий, как сивуха, бренди, и поднял на Леона ошарашенные глаза.
– Я, собственно, совсем не то хотел сказать, – пробормотал он. – Нельзя ж так, сразу, э…
– Извиняйся! – прикрикнула Жасмин и поднялась на ноги. – Что ты заглох, трепло?
Бевин шумно сглотнул и попросил прощения. Согнав его со стула, Жасмин налила Леону новую порцию, но он, даже не нюхая, поставил стакан на стойку. Дискуссия заглохла сама собой – понимая неловкость положения, гости враз засобирались по делам. Леон тоже потянулся было за своим пальто, но был остановлен малозаметным, но сильным рывком за рукав. В ожидании, пока скандальная молодежь уберется восвояси, Макрицкий предпочел ретироваться в туалет – он почему-то не имел ни малейшего желания прощаться с ними за ручку.
– Вылезай давай, – сказала Жасмин, захлопнув наконец дверь. – Нашел где прятаться.
– Ты могла бы и не приглашать меня, – обиженно отозвался Макрицкий. – Хорошенькое свинство…
– Прости меня, – в полумраке гостиной Леону вдруг показалось, что ее глаза смотрят на него едва ли не умоляюще, – я действительно хотела тебя с ними познакомить. В принципе, они нормальные ребята, просто немного выпили сегодня, вот и все…
– У твоих ребят в голове непорядок. И ни малейшего уважения к собеседнику. У нас за такое уши дерут.
Леон опустился в освободившееся наконец кресло и устало протер глаза – остатки раздражения все еще сидели в нем, никак не желая уходить прочь.
– У тебя есть какое-нибудь порядочное пойло? – поинтересовался он. – Я обычно не слишком-то пью, но сегодня у меня тоже дурное настроение. Если ничего нет, я сейчас попробую заказать…
– Слушай, ты действительно миллиардер? – неожиданно спросила Жасмин – она сосредоточенно ковырялась в шкафчиках за стойкой, и на Леона смотрела крепкая, плотно обтянутая юбкой задница. Глядя на нее, капитан задумчиво шевелил губами, так, словно бы читал про себя молитву.
– Не знаю. Я, естественно, не миллиардер, а вот моя семья, конечно, давно уже перешагнула через это рубеж. Я такой ерундой совершенно не интересуюсь, я государственный служащий, мне летать надо.
Жасмин выпрямилась и показала Леону пузатенькую бутылочку с красной этикеткой.
– Раз уж я испортила тебе вечер, придется как-то компенсировать. Устраивает?
– У нас любят пить коньяк с шампанским, – усмехнулся Леон. – Тащи-ка тот ящик, что я приволок. Там, кажется, что-то такое есть.
Путаясь в собственных пальцах, Жасмин не без труда развязала сложный бант и восторженно охнула. Высоченная бутыль все еще прохладного шампанского, фигурная коробка с шоколадным набором, крохотные флакончики духов и что-то еще, еще… это был последний писк европейской галантной моды – этакий, как сказал про себя Леон, комплексный набор для джентльмена на отдыхе.
– Тут должны быть бокалы, – пробормотала Жасмин, снова перегибаясь через невысокую стойку.
– Да уж, пивные кружки нам не подойдут, – согласился Леон, раздумывая, как бы посподручнее откупорить шампанское. Честно говоря, здесь в его воспитании зиял значительный пробел: игристые вина он не пил, предпочитая крымские коньяки или просто родную горилку с пикантным стручочком перца на донышке.
Открыть по культуре не удалось – пробка, едва не выбив ему глаз, с мокрым хлопком ушла в потолок, срикошетила и шлепнулась на макушку Жасмин. Свирепая белая струя ударила Леону в лоб. Отчаянно ругаясь, он направил ее в подставленные бокалы и, разумеется, по уши облил свою даму.
В конце концов, охрипнув от хохота, они все же столкнули бокалы. Немного продышавшись, Леон разлил по крохотным рюмочкам коньяк и предложил:
– Теперь я скажу тост.
– Наконец-то! – ответила со смехом Жасмин.
– Да!.. Ну, за примирение…
Она подняла на него глаза – счастливые, все еще полные искренней, шаловливой радости, и Леон, опять забыв о своей привычной сдержанности, ответил ей такой же счастливой улыбкой.
Повинуясь, Жасмин запила коньяк шампанским, зажмурилась, пробуя на вкус новое для себя ощущение и неожиданно попросила у Леона сигарету. Некоторое время они молчали, отходя от взрыва веселья, потом Леон снова наполнил рюмки и спросил – уже серьезно:
– И все-таки я не очень понимаю, что может связывать тебя с этими охламонами. Это же экстремисты какие-то, тебе не кажется?
– Не совсем так, – помотала головой Жасмин. – Они, повторяю, неплохие ребята и никакие не экстремисты. Университетские, кое-кто даже преподает сам… Это люди, которых очень волнует наше будущее.
– И которые возомнили, что отсюда, с Шарика, им все видно гораздо лучше, чем мне.
– Ну-у, Лео… так рассуждать нельзя. Не спорю, в чем-то ты разбираешься гораздо лучше нас, но ведь по тебе сразу видно: ты человек, не привыкший интересоватьcя политикой и обсуждать решения тех, кто стоит там, наверху. Тех, кто решает за тебя.
– Слушай, я все время повторяю эту фразу: тебе самой не надоело? По-моему, у вас всех что-то перекосилось в мозгах. Мне постоянно, с какой-то маниакальной настойчивостью твердят, что некто «там, наверху» все решает за нас. Позволь, но почему ты считаешь, что они не правы? Нет, погоди, я сейчас не говорю про антихремберизм, про все эти ваши ксенофобические бредни – я говорю о другом: решения, в конце концов, принимают не самые глупые люди. И, между прочим, именно за этих людей вы и голосовали. Теперь вдруг кто-то чем-то недоволен…
– Мы недовольны тем, что нам что-то разрешают, а что-то, наоборот – запрещают. Запрещают те, кто не имеет и тени права на это.
Жасмин попыталась пристально посмотреть ему в глаза, но, не выдержав его спокойного взгляда, отвернулась.
– За тобой стоит такая непробиваемая, такая железная уверенность в своей правоте, что мне становится страшно, – тихо и горько сказала она.
– Но я ведь и в самом деле прав… ладно, не хочу я сейчас об этом. Знаешь, я выкрутился из того дурацкого расследования. Умники из НАСА так и не нашли, в чем меня обвинить, хотя им этого очень хотелось. Господи, как я радовался, когда увидел свой город! Знаешь, с высоты он выглядит просто величественным. Не так, как Рим или Лондон, а… по своему.
