Шагнув внутрь, Забубенный решил, что вдруг оказался в меховом магазине «Меха и Дубленки». Князь черниговский явно любил пушнину, меха здесь были повсюду: и на полу, для того чтобы на них сидеть, положив сверху на лавки или прямо на пол. И на стенах, чтобы было теплее, или чтобы любоваться игрой света на ворсинках от горевшего в шатре факела.
Сам князь восседал в дальнем углу шатра на походном троне резного красного дерева, естественно, на соболиных мехах. Несмотря на поздний час, князь трапезничал. Перед ним стоял походный дубовый стол, тоже резного красного дерева. Стол этот просто ломился под тяжестью всяких яств: мясо, рыба, икорка, хлеба, вина, фрукты.
Оголодавшему механику, при виде такого изобилия в походных условиях, моментально свело желудок. Есть хотелось ужасно. Он был готов сейчас проглотить целого зажаренного кабана, хотя бы того, что украшал своей тушкой походный стол Мстислава Святославича Чернявого.
Но что-то подсказывало ему, что просто подойти и взять с княжеского стола хотя бы румяную кабанью ножку с копытцем этикет не дозволяет. Как бы голоден ни был механик, он мог хоть слюной захлебнуться, но ничего трогать было нельзя. Если не хочешь расстаться преждевременно со своей головой. Единственный выход из этой мучительно ситуации, это если князь будет так добр, что предложит гостю эту ножку сам. Но на подобное чудо Забубенный не надеялся. А зря.
От Мстислава не ускользнул голодный взгляд спасенного из плена механика, и он вдруг потянулся вперед, оторвал ту самую ножку и кинул Григорию.
— Ешь, чародей, — приказал князь, — потом говорить будем.
И Забубенный с удовольствием подчинился. Поймал румяную ножку на лету и, буркнув «Благодарствую», принялся поглощать еду с княжеского стола. Механик быстро обглодал ножку до кости и разочарованно посмотрел на остальное, но князь, видно решил, что этого вполне хватит для показной княжеской доброты. Вина не предложил, а Забубенный бы выпил. Вместо этого Мстислав встал, налил себе кубок вина и спросил стоявшего перед ним Григория так, словно тот не пропадал невесть сколько в монгольском плену, а отлучался в соседний шатер по делам. Или только вчера покинул гостеприимный Чернигов, и сам разговор происходил там же, а не за тридевять земель у далекого Заруба.
— Где же это ты бродишь, чародей? — проговорил князь, сделав глоток, и жестом разрешив воеводе сесть на лавку, — Я тебя, зачем в степь посылал? Разнюхать что к чему. А ты, раз, и как сквозь землю провалился. Ждать заставляешь. Но, времени у меня мало. Князь ждать не любит.
Забубенный молчал, разглядывая кубок с вином. Мстислав перехватил и этот красноречивый взгляд. Понял, что сейчас чародея хоть на кол сажай, все равно ничего говорить не будет, пока не нальют. И налил таки. Забубенный опять буркнул «Благодарствую» и выпил залпом. Вино было хорошее, греческое.
— Все люди мои уже вернулись давно, доложили, что пропал ты в бою, — продолжал князь черниговский, — Сгинул в плену у врагов неизвестных, что монголами прозываются. Может, убили тебя, несмотря на чары твои колдовские. Ан нет. Смотрю я, ты живой вполне, оказывается. Значит, видел врагов наших. Ну, рассказывай, да не томи. А то терпение мое не бескрайнее. Ну, что молчишь, на кол захотел?
Немного подкрепившись, Григорий почувствовал себя значительно лучше. К нему снова вернулся дар речи и радость жизни. Нет, на кол он сейчас не хотел. Впрочем, как и всегда. И потому собравшись с мыслями, заговорил.
— Да, княже, был я в плену у монголов. Так кочевые племена прозываются, что пришли в земли половецкие и прогнали оттуда половцев.
— Про то, что прогнали и сам ведаю. Половцы удирали так быстро, что, наверное, все уже почитай в Киеве, да Галиче собрались. А в степи никого и не осталось. Тоже мне, кочевники. Стойбища свои без нас удержать не могут, родственнички, — Мстислав даже сплюнул на пол с досады, после чего махнул рукой, — Продолжай. Как в плен попал. Где был, что видел.
— В плен я случайно попал, — сходу соврал Забубенный, не желавший признаваться, что просто расслабился не вовремя, — обходил окрестности лагеря в поисках лучших позиций для дозора, и тут на меня напали кочевники. Подкрались, стукнули по башке палицей, связали и увезли в плен. Так, что я не успел даже своим сообщить об опасности. Думал, что все они погибли тогда.
— Почти все, тут, правда твоя, — сказал Мстислав, — Долго я ждал весточек от отряда своего, что в тыл к противнику заслал, чтобы заранее про него все прознать. В том первом бою почти все и полегли. Тебя похоронили уже. Воевода вот, Куря, да еще пяток людишек возвернулись. Только маловато известий привезли. Может, хоть ты порадуешь князя?
Сел Мстислав Святославич обратно на свой трон резной, мехами устланный. Лицом серьезный сделался.
— Мы уж войска собрали. Рядом совсем с ними стоим, я разумею, а сами знать, не знаем до сих пор: много ли монголов этих? Хорошо ли воюют? И чего им надобно? Может, ты ведаешь? А то воевода вон только в одном бою с ними столкнулся, и то еле ноги унес. А больше ничего и не знает толком.
Путята опустил глаза вниз, признавая правоту княжеских укоров.
— Был я, княже, в лагере монгольском, — посмотрев на Путяту, проговорил Забубенный, — много их там собралось. Точно, правда не знаю сколько. Но, думаю тысяч двадцать-тридцать воинов конных наверняка есть. Может больше. Воюют хорошо. Багатуры у них сильные имеются.
Мстислав усмехнулся.
— Почем знаешь? Котян баял, что они вояки слабые.
Теперь усмехнулся Забубенный.
— Если слабые, что же он тогда от них на Русь сбежал?
— Опять, твоя правда, чародей. Половцы сами хлипкие. Только скакать на конях могут быстро, удирая от противника. А как до сечи дойдет, и часа не выстоят.
Забубенный стоял, переминая с ноги на ногу.
— Далеко ль до них?
— Дня три, может четыре ходу, — сообщил Григорий, прикинув расстояние до лагеря, — если они вдруг лагерь не сменили за то время, как я сюда добирался. Да погоню не послали.
— Какую погоню? — Мстислав Чернявый аж привстал от удивления, — что ты там натворил такого, чародей, что за тобой, сошкой мелкой, целую сотню отрядили?
Григорий замолчал, не зная, что сказать. Ведь князь припер его своим неожиданным вопросом к стенке. Действительно, ну зачем за обычным беглым рабом посылать погоню. За обычным не пошлют. Пришлось колоться.
— Да я, ваше величество, обманул их. Половцы монголам однажды урон нанесли, — инженеров иноземных с документацией вместе пожгли. А инженеры эти осадные башни строили монголам. Вот я инженером-механиком и представился. Осадные башни починить обещал. Они меня в живых оставили для пользы дела, а потом под это дело экспедицию на пороги организовали за смолой, для ремонта. Да еще людей в горы послали за железом. Ну, теперь, почитай в лагере трех-четырех тысяч людишек монгольских не достает. Хотел я так ослабить силы монгольские, что вам легче потом было. Вот.
Про путешествие в орду и про свою первую неудачную попытку побега Григорий не стал рассказывать. Мало ли что. Передохнул и решил все рассказать о делах прошлых, как будто и не было года минувшего:
